Четыре после полуночи - Стивен Кинг

В свое время, в более нежном возрасте, Джон Дэлевен так и не понял, что совсем не Поп, а он сам загнал себя в угол. Ведь мог пойти к жене, повиниться, и она выцарапала бы эти жалкие четыреста долларов из своей тетушки, буквально набитой сотенными. Да, какое-то время Дэлевену пришлось бы пожить в аду… Но он не просто не видел этого варианта — не мог даже представить себе его существование. А что изменилось с тех пор, кроме времени, которое приходит и уходит, никому не помогая, никого ничему не уча? Однако он думает, что теперь ему все известно о Реджинальде Мэрионе Меррилле.

И Попа это вполне устраивало.

Он мог спокойно поменять камеры перед этим человеком, Дэлевен бы и глазом не моргнул, считая, что видит старика Попа насквозь.

Но все обернулось как нельзя лучше.

Он не приглашал госпожу Удачу на свидание, эта дама частенько динамила мужчин, когда те более всего рассчитывали на нее. Но, раз леди явилась по собственному желанию… что ж, надо брать то, что плывет в руки, и угощать госпожу Удачу по высшему разряду. Эта дрянь всегда расплачивается сполна, если относишься к ней с должным уважением.

Поп быстро подошел к верстаку, наклонился, вытащил из темноты «Солнце-660» с разбитыми линзами. Положил на верстак, выудил из кармана связку ключей, быстро оглянулся, дабы убедиться, что за ним по лестнице никто не последовал, выбрал нужный ключ и открыл левую тумбу. Там хранились пригоршня золотых монет, отчеканенных еще в Трансваале, альбом с марками, одна из которых стоила шестьсот долларов, коллекция монет стоимостью примерно в девятнадцать тысяч долларов, два десятка цветных фотографий женщины с затуманенными глазами, предающейся любовным утехам с шотландским пони, и не меньше двух тысяч долларов наличными.

Деньги, которые лежали в жестянках. Поп давал взаймы. Джон Дэлевен узнал бы купюры: все те же мятые десятки.

В тумбу Поп и положил «Солнце-660», закрыл дверцу на замок, вернул ключи в карман. А затем столкнул камеру с разбитыми линзами на пол и вскрикнул: «Черт побери!» Достаточно громко, чтобы его услышали наверху.

После чего изобразил на лице печаль и сожаление.

— Поп? — позвал Кевин. — Мистер Меррилл? С вами все в порядке?

— Да, ничего не ушиб, разве что свою гордость. Полагаю, вашей камере очень уж не везет. Я открывал ящик с инструментами, неловко повернулся и задел эту чертову камеру. Она упала на пол, только на этот раз линзы разбились. Не знаю, должен извиняться или нет. Что я хочу сказать, ты ведь сам собирался…

Он протянул камеру Кевину, мальчик взял и посмотрел на разбитые линзы, дыру в корпусе.

— Ничего страшного. — Сейчас Кевин держал камеру более уверенно, не так, как раньше. — Я все равно собирался разбить ее.

— Значит, я постарался за тебя.

— Мне бы хотелось… — начал Кевин.

— Да, да. Я точно так же отношусь к мышам. Смейся, если хочешь, но, если какая-нибудь попадается в мышеловку, я бью по ней щеткой, хотя знаю, что она уже мертва. Для гарантии, вот что я хочу сказать.

Кевин чуть улыбнулся, посмотрел на отца.

— Поп сказал, что у него есть колода для колки дров, папа…

— А рядом с ней, в сарае, добрая кувалда, если ее еще никто не унес.

— Ты не возражаешь, папа?

— Камера твоя, Кев. — Мистер Дэлевен подозрительно зыркнул на Попа, но взгляд этот говорил: «Я не доверяю тебе вообще, а не в данной конкретной ситуации». — Но, если тебя интересует мое мнение, я считаю, что ты прав.

— Хорошо. — Кевин почувствовал, как тяжесть свалилась с его плеч, нет, с его сердца. Камера, у которой разбиты линзы, не годилась для съемки… но Кевин знал, что не успокоится, пока не раздробит ее на мелкие кусочки. Он вертел и вертел «Солнце-660» в руках. Очень ему нравилось, что камере уже досталось как следует.

— Думаю, я должен оплатить вам стоимость камеры, Дэлевен, — подал голос Поп, заранее зная, какая последует реакция.

— Нет, — покачал головой Джон Дэлевен. — Давайте разобьем ее и забудем об этой безумной ис… — Он осекся. — Чуть не забыл! Мы же собирались посмотреть несколько фотографий под увеличительным стеклом. Я хочу понять, что же висит у собаки на шее. Вроде бы мне эта вещь знакома.

— Мы можем посмотреть и после того, как разобьем камеру, правда? — спросил Кевин. — Не возражаешь, папа?

— Конечно, нет.

— Может, потом нам стоит сжечь и фотографии? Печь у меня есть, — вставил Поп Меррилл.

— Я думаю, это блестящая идея! — воскликнул Кевин. — Что скажешь, папа?

— Похоже, миссис Меррилл дураков не рожала.

— Да уж! — Поп самодовольно улыбнулся, укрывшись за клубами табачного дыма. — Нас было пятеро, знаете ли.

К «Империи изобилия» Кевин и его отец шагали под густо-синим небом ясного осеннего дня. Теперь же, в половине пятого, ветром натянуло облака и с минуты на минуту мог пойти дождь. От холодного порыва ветра Кевина пробрала дрожь. Если долго оставаться на улице, можно и замерзнуть. Но таких планов у него не было и в помине. Мать должна прийти через полчаса. Кевин старался предугадать, о чем она спросит, узнав, что отец ушел с ним, и что ответит отец.

Но Кевин отбросил мысли о будущем и вернулся в настоящее. Благо, надо закончить одно дело.

В маленьком дворике за домом Кевин поставил «Солнце-660» на колоду для колки дров, Поп Меррилл протянул ему кувалду. Гладкая, заполированная тысячами прикосновении рукоятка, головка ржавая, словно кувалду не раз оставляли под дождем. «Ничего, — думал Кевин, — сойдет и такая. Ржавчина не помешает». Полароидная камера, с разбитыми линзами, дырой и трещиной в корпусе, выглядела хрупкой и совсем не опасной на иззубренной колоде, предназначенной все-таки для того, чтобы на нее ставили ясеневый или кленовый кругляк и разваливали его надвое.

Кевин взялся за рукоятку кувалды, сжал пальцы.

— Ты уверен, сынок, что это надо? — спросил мистер Дэлевен.

— Да.

— Хорошо. — Мистер Дэлевен взглянул на часы. — Приступай.

Поп стоял в стороне, засунув руки в карманы и попыхивая трубкой. Переводил взгляд с отца на сына и молчал.

Кевин поднял кувалду и со всей силы обрушил ее на камеру, как на самого ненавистного врага.

«Слишком сильный замах, — подумал он. — По камере не попаду, но ногу себе сломаю. А „Солнце-660“ останется на колоде — жалкий кусок пластмассы, который может расколоть и ребенок. Даже если не жахну себе по ноге. Поп все это увидит. Он ничего не скажет, что тут говорить. Достаточно и взгляда».

Промелькнула и другая мысль: Не важно, попаду я по камере или нет. Она заколдована, это волшебная камера, мне ее НЕ РАЗБИТЬ. Кувалда просто отлетит от нее, как отлетают пули от груди Супермена.