Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса - Надежда Севницкая

Даже столько лет спустя Джон почувствовал обвал внутри от обуявшего его тогда страха.

«Не годится», — решил он и, чтобы успокоиться, подошел к огромной шкатулке, в которой лежали самые памятные и важные письма. Почти машинально перебирая кипу, пытаясь этим механическим действием заглушить вновь начавшееся бешеное сердцебиение, он вдруг наткнулся на телеграмму от Полковника.

— Тьфу, — в сердцах сплюнул, и вроде бы стало полегче. — Что же там? Вот уж и не помню. Почему письмо здесь? Ведь Полковник велел завести мне сейф (!) для нашей переписки.

Не торопясь, вытащил из пижамной куртки очки. Раскрыл листок: «Малыш мы победили интернейшнл наш готовься к репетициям полковник». Кусочек бумаги затрепетал в руке.

Телеграмма от менеджера была сигналом к действию. Джон вызвал Чарли и попросил:

— Дружище, ты так хорошо знаешь нынешних музыкантов. Помогай. Собирай вокалистов и инструментал.

— Господи, босс, сколько же их должно быть?

— Инструментал — пять. Мужской вокал — четыре. Женский — четыре. Сосчитаешь?

— С трудом, — хохоча, ответил Чарли. Неделю спустя за ужином Джо сказал:

— Чарли готов представить музыкантов. Прис хмыкнула:

— Милый, ты теперь доверяешь любимую игрушку своему музыкальному советнику? О, ваше величество, не забудьте снять пробу.

Джо улыбнулся. Жена босса позволяла колкости, но говорила так мягко и держалась так грациозно, что придраться было не к чему.

И Джон не придирался. Он уже понял после своего возрождения, что семья скоро вновь станет пленницей его славы. Уже теперь он и Прис беспокоились о дочурке. Воровство детей процветало. Газеты писали об этом чуть ли не каждую неделю. Страх рос. Они оба решили — никаких фотографий Лиз в прессе. Гулять она должна была обязательно с кем-нибудь из его ребят. Жена, конечно, боялась, что дочка станет набаловышем. Но отношение к Лиз было таким искренним, она, хитруша, так умела вызвать любовь, что матери пришлось махнуть рукой на многое. И потом — Лиз была так мала для своего возраста, что все мгновенно испытывали желание защитить ее.

— Прис, — почти робко начал Джон, — понимаешь… Мне предстоят испытания и тебе тоже. Тебе будет тяжело. Я подолгу буду в отъезде. Все, что захочешь, моя хорошая, только не скучай. И не думай всякой чепухи. Мне будет страшно не хватать тебя и Лиз. Хотя она-то вряд ли будет обо мне вспоминать. С вами будет отец. Приветь его, родная. Он живет только нами.

— Тобой. И твоим бизнесом. Потом нами, — спокойно, вытягивая сигарету из пачки, ответила жена.

Джону не очень (как и любому мужчине) нравилась ее новая привычка. Но с момента замужества она научилась отмахиваться от многого, не считаясь с многими желаниями своего «повелителя. Сейчас Прис злилась и хотела, чтобы он тоже вышел из себя. Она была уверена, что мужу незачем затеваться с гастролями. Денег хватало. Пришло время осуществлять мечту о светской жизни. Муж — бывшая звезда — сможет появляться без своих дружков в обществе прелестной жены во всех самых фешенебельных местах. Она представляла себя танцующей с невероятными партнерами и мужа, погибающего от ревности. И была уверена, что всегда сможет привести его в христианское состояние. Вдруг, на тебе, гастроли на месяц, а ты сиди себе, выдумывай наряды для балов, которые не про тебя. Да занимайся воспитанием Лиз. Губы обиженно надулись. Джон на лету схватил ее настроение и подсластил пилюлю:

— Надеюсь, детка, ты не откажешься прилететь хотя бы на премьеру? Удивленно подняв глаза, она протянула:

— Н-не зна-а-ю… Страшно много дел по дому.

— Понимаю. Но давай все же попробуем. Возьмем с собой, в конце концов, и Лиз. Мы же семья. А?

— Хм. Посмотрим.

Начались репетиции. Даже сейчас Джон ощутил то состояние радостного возбуждения, сопутствующее всем репетициям. Прежде он так не работал. Ребята-оркестранты с ног валились, а он все пел и пел. Для первого шоу нужно было только двадцать песен. У него в запасе было сто. Так хотелось вместить все!

Жена тоже поставила свою задачу:

— Ты должен заняться хореографией. В твоем возрасте одним голосом не возьмешь.

Он внял совету, только чтобы сделать ей приятное, а потом был страшно благодарен. Движение помогало связкам. Кроме того, он похудел на пятнадцать фунтов.

Пока огромный оркестр отеля играл что-то пищеварительно-легкое, Джон стоял, подглядывая, как когда-то, сквозь занавес. Снова ногти были обгрызены. Снова хрустели суставы. И не было рядом ни Скотги, ни Чарли, ни — даже! — Полковника.

Оркестр получил снисходительную долю хлопков, и занавес закрыл сцену. Мгновенно набежали рабочие. Выкатили ударную установку и рояль. Поставили подиум для певцов. Он больше был не в состоянии реагировать на суету сцены. Все внимание сосредоточилось на самом себе — не провалиться бы! Где же все-таки Полковник? Того не было видно с самого начала шоу. Трудно было предположить, что всесильный Полковник, преисполненный внутренней дрожи, тихохонько стоял за декорациями. Было от чего дрожать. Ведь зал, арендованный им для питомца, был открыт лишь год назад и славен именами новых звезд. Королю предстояло затмить их свет. Сегодня. Сейчас.

Джон опомнился, когда оркестр заиграл вступление. Дирижер повернулся, отыскивая его. Пора?! Мгновенная мысль — показалось, что костюм не тот — ошпарила сознание, но тут же и прошла. Он ведь был одет еще два часа назад.

Занавес с золотыми куклами-ангелами медленно поднялся. И, когда сцена с двумя вокальными и инструментальной группами открылась взору публики, в зале наступила тишина.

Предыдущая игра оркестра и кривляние комика были частью шоу. И вот пришел его черед. Не в силах задержать внимание на чем бы то ни было, он все-таки увидел — все отложили вилки и ножи, перестали жевать. Лиц Джон не разбирал, но чувствовал, что публика не наэлектризована ожиданием. Он пока просто блюдо. Десерт, быть может. Не больше. И от такой мысли взбесился. Не дожидаясь окончания вступления, быстрым шагом двинулся по краю сцены. За спиной раздалось: «Постой! Куда?! Рано еще!!!» На мгновение, как послушный конь, запнулся. Но тут же вскинул голову. Улыбнулся победительно залу. Мягким, гибким — тигриным — шагом пошел к стойке микрофона. Оркестр смолк.

Микрофон очутился в его тонкой руке. Совершенно непроизвольно тело приняло ту, давнюю позу: ноги поставлены косолапо, колени развернуты внутрь. В ту секунду, когда оркестр заиграл его старый любимый хит, Джон услышал гул. Он даже не понял, что это разом взревели две тысячи глоток. Глянув исподлобья в зал, обомлел. Респектабельные дамы, не говоря уж о девчонках, стояли прямо на стульях с роскошной обивкой с открытыми в дружном «а-аа-ааа» ртами.

Мужчины тоже вскочили с мест и размахивали кто носовым платком, кто салфеткой, выдернутой из-за воротника. Истерия забытых — только не им — лет! Перестраиваясь на ходу, он за пел старый хит по-новому, в шутливой манере. И пошло… Завертелось колесо! Он пел вещи прежних лет так, словно написаны они были к сегодняшнему дню. Пластика движений, сопровождавших музыку, была столь совершенна, что женщины то и дело издавали вопли восторга. Темный костюм в стиле «карате» выгодно подчерки вал его жесты, напоминающие приемы этой борьбы.

Впервые в жизни он ощутил, что хорош. Не киношной набриолиненной красотой. Нет. Красотой зрелого мужчины. И красота эта была праздничной. Потому-то и концерт стал праздником.

Он разговаривал с публикой. Шутил с оркестрантами. И даже сумел выманить на сцену Полковника, который заодно сорвал долю аплодисментов.

Двухчасовой фейерверк, а не концерт.

Вождь со своими присными сидел неподалеку от сцены. Король знал об этом и во время отдыха, отпивая мелкими глотками воду, поданную верным Чарли, сумел отыскать Вождя. Быстро вернул стакан и снова пошел к стойке микрофона. Сделал предостерегающий жест в сторону оркестра — подождите, будет другое! И запел ту свою песню, которую десять лет назад исполнил в их совместном шоу Вождь. Фэны решили, что это только для них. Но Вождь все понял и поприветствовал Короля взмахом руки. Король давал понять, что тогдашнее унижение не прощено и не забыто. Сейчас вся публика, включая Вождя, принадлежала ему. Каждый сидящий в зале чувствовал обаяние и силу Короля. Да и сам он чувствовал себя на вершине. Легкие пируэты сопровождали лирические песни, а когда звучали госпелы, каждое движение становилось почти ритуальным.

Джон помнил, в каком был упоении от общения с залом. Пожалуй, такого вечера не было в его жизни. Он длил и длил удовольствие для себя, а получалось — и для них…

Усталости не было, но голос стал садиться. Действовали напряжение и сухой воздух пустыни, посреди которой стоял Город Развлечений. Чарли снова подал стакан с водой. Маленький, вполне естественный перерыв. Держа в одной руке стакан, а в другой — микрофон, Король пошел вдоль сцены, близоруко вглядываясь в первые ряды.