Соперницы - Шарлотта Бронте

– Конечно нет, дорогой брат, – со смехом ответил лорд Чарлз. – Если хочешь, пока мы тут бездельничаем, я расскажу тебе о ней одну историю.

– Непременно, Чарлз, ты же знаешь, как я люблю слушать твои истории, особенно когда мне грустно, вот как сейчас. Начинай, я готов.

– Прямо сию минуту и начну, только где моя обезьянка Трингия? Трингия! А, вот и она! Садись здесь, Трингия, под кустом. Вот тебе орехи и смородина. Изволь вести себя тихо, как мышка, покуда я буду отвлекать внимание Артура от обитательницы вон того домика – видишь, Трингия? – окруженного садами и огородами. Погоди, кто это там нагнулся над клумбой? Кто-то в белом… не может быть… Да, это Марианна Хьюм![15] Ну-ка, ну-ка… у меня с собою театральный бинокль… да, теперь я вижу, что она поливает тот самый розовый куст, который Артур взял для нее из оранжереи и посадил собственными руками – он же у нас добрый юноша. Да, и арфа ее стоит в беседке, откуда несколько минут назад долетала чарующая мелодия.

– Чарлз, ты будешь рассказывать свою историю или нет? – спросил Артур, явно желая сменить тему.

– Да, братец, – ответил лорд Уэлсли и начал так:

«Жил некогда в Грузии, там, где серебристая Арагва омывает стопы величавого Эльбруса, старый человек по имени Мирза Абдулейман. Он обитал совсем один в маленькой лачуге вдали от людского жилья – до ближайшей деревушки было двенадцать миль. По роду занятий Мирза был дровосек и отнюдь не бедствовал, потому что деревьев в глуши грузинских лесов хватало; еще он собирал и продавал каштаны. С детства привычный к тишине исполинских Кавказских гор, старый лесоруб не нуждался в людском обществе, предпочитая гулять под липами вдоль берегов Арагвы и смотреть на глубокие расщелины, бороздящие склоны ледяного Казбека, или в безмолвном восхищении взирать на ужасающие очертания Гуд-горы, чья увенчанная снежной шапкой глава уходит высоко в лазурную синь его родных небес.

Как-то вечером Мирза возвращался домой, нагруженный хворостом, который насобирал в трех милях от своей лачуги, и, утомившись, присел в зеленой ложбинке между двумя скалами. Небо над головой, безоблачное и прекрасное, сияло расплавленным янтарем, и его золотистый свет придавал вершинам нежнейший оранжевый оттенок, лишавший снег той хладной мертвенной бледности, что так плохо гармонировала с теплыми тонами всего вокруг. Престарелого Мирзу тронула живописная картина, и он, преклонив колени и обратясь в сторону Мекки, вознес закатные молитвы Магомету, а затем восславил Всемогущего, создавшего столько красот исключительно для отдыха и удовольствия неблагодарных людей.

Закончив молитву, он встал, взял связку хвороста и, последний раз оглядев великолепный пейзаж, приготовился идти дальше. Каково же было его изумление, когда он узрел ровную черную линию, опоясавшую ясные небеса. Она медленно поднималась, свивалась в кольца и разворачивалась – два черных драконьих крыла, словно грозовые тучи, затмили западную часть неба. Шум стоял такой, будто все ветры мира дуют одновременно. Некоторое время полоса колыхалась между земной твердью и сводом небес, затем начала опускаться. Мирза трясся, точно в дрожательном параличе[16], но как же усилился страх, когда неудержимая сила повлекла его к темной полосе. Старик молился, вопил, призывал имя Магомета – все тщетно: он по-прежнему двигался вверх, словно увлекаемый магнитом кусок железа. Быстрее света летел Мирза, выше и выше, много дней и ночей, пока Луна в его глазах не стала больше Земли. Наконец от ужаса он лишился чувств, а когда открыл наконец веки, смеженные обмороком, то увидел вокруг местность, которую доселе не зрел ни один из смертных. Черные горы, превосходящие высочайшие из земных вершин, изрыгали потоки огня и клубы дыма, уши полнились ревом инфернального пламени. Почва под ногами ежесекундно содрогалась, в ней разверзались щели, откуда били новые реки алой кипящей лавы и, бурля, заливали все вокруг.

– Я умру, я не могу жить! – воскликнул Мирза. Холодный пот крупными каплями струился по его морщинистому лицу. – О Магомет! О Аллах, спаси раба своего! Какое страшное преступление я совершил, что должен умирать смертью неверного?

– Випли-вопли керив невилах! – воскликнул пронзительный голос у него над головой. Мирза поднял глаза и увидел существо, стоящее на скале в окружении нескольких таких же. Но как мне описать их вид? С чем его сравнить? Существо было семи футов ростом, ноги его напоминали древесные ветви, глаза представляли собой два отверстия в квадратной голове. Рот, пока оно молчало, казался едва заметным выступом на морщинистой коже, но, открывшись, растягивался в овальную дыру с тремя рядами бурых зубов, острых и тонких, будто иголки. Руки были так длинны, что от локтей и ниже лежали на земле. Существа одним махом спрыгнули с камня и опустились рядом с Мирзой. Они схватили и связали его длинными шарфами, которые сорвали у себя с головы, а затем примерно с полчаса разглядывали пристально, выказывая все признаки сильнейшего удивления. Тут рядом что-то зашипело и забулькало: Мирза поднял глаза и увидел, что на них неудержимо катится лавовый поток. Существа тоже это заметили и, подхватив Мирзу на руки, с неописуемой быстротой устремились в бегство. Впрочем, лава лилась так быстро, что непременно бы их настигла, если бы впереди не показался высокий каменный уступ. Существа в один миг запрыгнули туда, а лава, достигнув скалы, ударила в нее с рокотом приближающейся грозы и остановилась, постепенно остывая и превращаясь в черную массу, неразличимую в густом сумраке ущелья.

Существа продолжили путь и бежали без передышки, пока не начало смеркаться. К этому времени они достигли узкой долины, орошаемой притоком соседней реки. Здесь росли несколько высоких деревьев невиданного на Земле облика. Одно из них превосходило другие размером и красотой; в его широко раскинутых ветвях, средь густой листвы и цветов, виднелись сотни огромных гнезд – к ним-то существа, несшие Мирзу, и направились. Они быстро вскарабкались по стволу, забрались в верхнее гнездо и начали срывать полосатые лилово-желтые плоды, в изобилии росшие по одну сторону их круглого жилища. Насытившись, существа предложили плоды Мирзе. Тот попробовал не без опаски; мякоть, хотя и не походила вкусом ни на что, ранее им пробованное, оказалась сочной и освежающей, потому он более себя не сдерживал, пока не наелся вволю. По окончании трапезы существа застыли неподвижно, устремив взор в некую точку неба – лазурного, как и в нашем мире. Мирза посмотрел туда же и начал про себя возносить вечерние молитвы.

Внезапно над холмами возник край светлого диска. Он поднимался, и наконец Мирзе предстала