Сочинения. Том 3 - Евгений Тарле

Шапталь пишет в своих записках, что Наполеон не уважал коммерсантов и говорил, что у них нет ни веры, ни отечества[8]. Шапталь справедливо замечает, что подобное неблагоприятное мнение могло сложиться у императора вследствие чувствовавшегося им нерасположения торгового класса к его воинственной политике, страшно мешавшей нормальной торговой жизни. Он хотел, пишет Шапталь, управлять торговлей, как батальоном[9], и совершенно не считался с какими бы то ни было чисто торговыми соображениями. У Шапталя осталось такое впечатление, что Наполеон торговлю ставил (в смысле государственной полезности) ниже обрабатывающей промышленности, обрабатывающую промышленность ниже земледелия[10].

В отвращении к «теоретизированию» с Наполеоном вполне сходились и представители торгово-промышленного мира. Политическая экономия как наука была не в чести в суровые наполеоновские времена, и когда в 1807 г. в министерстве внутренних дел обсуждался вопрос об учреждении коммерческой школы в Париже, то как докладчик по этому вопросу в Парижской торговой палате, так и провинциальные торговые палаты выразили настойчивое желание, чтобы будущие ученики этой школы поменьше рассуждали и спорили о вопросах политической экономии[11].

И нужно было разразиться страшному кризису 1811 г., чтобы коммерческий мир заговорил о принципе свободной торговли, вспомнил Адама Смита и презираемую политическую экономию. В разгаре кризиса 1811 г. именно купцы не переставали приводить теоретические аргументы политической экономии, которые шли вразрез с крайностями наполеоновского протекционизма. Министру внутренних дел доносили об этом его агенты с подобающей, по их мнению, иронией[12].

Промышленники и в эпоху кризиса не переставали всецело и яро отвергать учение Адама Смита. Наполеон хорошо знал, что торговцы никогда в душе не могут быть такими сторонниками протекционизма, как промышленники.

Когда Главный совет торговли робко осмелился (на заседании 2 ноября 1810 г.) высказаться о неудобствах, которые испытывают французы, принужденные покупать у соседей нужное для их мануфактур сырье, то император решительно разгневался и грозно повелел министру внутренних дел спросить: что это значит? Какое это сырье они закупали? Не за английской ли контрабандой ездили? Наполеон в раздражении заявил, что «большинство» торговцев, если бы их спросить, что нужно для торговли, ответили бы: отсутствие таможен и полная свобода. Но это обогатило бы сотню фирм и разорило бы страну. Император рад, что держится противоположных принципов. На первом плане по значению для Франции стоит земледелие, на втором — промышленность, а уже на третьем — торговля. И интересы Франции, у которой нет теперь колоний, заключаются в том, чтобы возможно больше уменьшить потребление колониальных продуктов. И это в интересах не только торговли, но и политики[13].

И этой мыслью, действительно, проникалась и наполеоновская администрация.

Коммерсанты редко заботятся об интересах отечества; им все равно, если они погубят лионскую и флорентийскую промышленность и поддержат петербургскую и лондонскую своими спекуляциями, — писал префект департамента Арно по поводу ходатайства некоторых лиц о вывозе шелка и шелковой пряжи из Тосканы[14].

В резолюции Наполеона по поводу представлений о континентальной блокаде Главного торгового совета от 2 ноября 1810 г. значилось, между прочим, что это отрицательное отношение к блокаде не могло бы быть высказано советом мануфактур, который более крепко связан с интересами французской земли[15]. Но на о. Св. Елены Наполеон еще раз вполне ясно высказал (в беседе с Ласказом), как он смотрит на относительное значение земледелия, промышленности и торговли (он в этом случае определяет более конкретно — «торговля внешняя»). Градация, настаивает он, тут очень велика и существенна; на первом плане стоит «душа и основа империи» — земледелие; на втором — промышленность, дающая благосостояние населению; на третьем — внешняя торговля, дающая избыток, находящая хорошее помещение тому, что вырабатывают земледелие и промышленность. Наполеон даже приписывал большое, так сказать, воспитательное значение распространению этих «правильных идей» своих об указанной градации[16].

Когда сравниваются интересы торговли с интересами промышленности, то вторым должно отдать предпочтение перед первыми. Для Наполеона это — аксиома. Но что делать, когда с интересами промышленности сталкиваются интересы земледелия, «основы государства»?

Наполеон в заседании Совета по управлению торговлей и мануфактурами 17 сентября 1810 г. высказал мысль, что между земледелием и промышленностью существуют противоположные интересы и что дело правительства сочетать так свои мероприятия, чтобы эти интересы не страдали[17]. Фактически же правительство становилось в таких случаях неизменно на сторону не земледелия, а именно промышленности.

Протекционизм — вот единственно патриотическая политика; эта мысль в правящих кругах наполеоновской эпохи не требовала доказательств.

Карно, став министром внутренних дел в эпоху Ста дней, спешит воспретить в своем министерстве покупать для канцелярских надобностей голландскую бумагу и то же советует (в официальном отношении за номером) сделать также своему подчиненному — Шапталю; при этом поясняет, что мотивом в данном случае является не только вопрос экономии, но и патриотическая забота о процветании отечественного производства[18].

В ту же трагическую эпоху Ста дней, когда уже начиналась ватерлооская кампания, необходимо было во что бы то ни стало и быстро закупить большие количества материи, которые прежде закупались в департаментах l’Ourthe, Roer и des Forêts. Но теперь эта территория уже не была французской, и вот граф Дарю (замещавший военного министра) пишет министру внутренних дел, что хоть закупка в этих местностях теперь уже противоречит «принципам политики и экономии», но вследствие де чрезвычайных обстоятельств нельзя ли отступить от принципов и закупить что нужно в области Люттиха[19]. Министр внутренних дел не может самостоятельно решиться на такое попрание принципов и спрашивает (12 июня) Шапталя, в эту эпоху — «главного директора торговли и мануфактур». Шапталь высказался в том смысле, что, каковы бы ни были обстоятельства, принцип страдать не должен, что это вызовет со всех сторон основательные жалобы, и просьбу поставщика (о дозволении закупить нужный товар в Люттихе) должно отклонить[20]. Ответ этот был дан 20 июня 1815 г., через два дня после Ватерлоо.

Шапталь, бывший министром внутренних дел при Консульстве, в своих записках признает большие заслуги наполеоновской запретительной политики перед французской промышленностью. Он говорит, что «нарождающаяся промышленность» достигла процветания именно благодаря ограждению от всякой иностранной конкуренции, прежде всего от английской[21]. Шапталь склонен даже к самым восторженным выражениям, когда он говорит о «совершенстве», коего достигла промышленность при Наполеоне[22].

Следует отметить, что император видел содействие промышленности прежде всего и больше всего в обеспечении за ней свободного от конкурентов рынка. Удешевление производства отходило на второй план. Конечно, Наполеон считал преимущество машин перед ручной работой такой азбучной истиной, как то, что солнце дает больше света, нежели свеча[23]. Но потому ли, что все его усилия были направлены к полному исключению английской промышленности с континентальных рынков, а всякой иной, кроме французской, промышленности — с французского рынка, потому ли, что он не особенно боялся технического превосходства любой континентальной индустрии перед французской, только распространение технических усовершенствований занимало его мысль, по-видимому, меньше, чем можно было бы ожидать, судя по общему живейшему его интересу ко всему, что касалось промышленного преуспевания Империи.

Конечно, поощрялись изобретения, был обласкан Жаккар, обещались и выдавались премии, продолжались запрещения выдачи технических секретов. Статья 418 «Code pénal» грозит тюрьмой и штрафом до 20 тысяч за выдачу секретов производства данной фабрики всяким служащим на этой фабрике лицом постороннему человеку; притом, даже если тайна выдана была французу, живущему во Франции, все-таки тюремное заключение могло доходить до двух лет. Нечего и говорить, что с особенным жаром Наполеон поощрял именно такие изобретения, которые могли избавить Европу от необходимости покупать колониальные товары у англичан: обещан был миллион франков за льнопрядильную машину, так как она могла избавить от необходимости покупать хлопок; давались большие субсидии на устройство свеклосахарных заводов, чтобы они изгнали тростниковый сахар; поощрялись опыты извлечения окрашивающего вещества из вайды (Isatis tinctoria) (вместо индиго) и т. д.; и обо всем этом будет сказано подробнее в своем месте. Но что касается технических усовершенствований в старых отраслях промышленности, то к этому вопросу император относился с гораздо меньшей нервностью, чем к вопросу о монополизации рынка в пользу французской промышленности. Эта монополизация была корнем всех вопросов для него.