Газета "Своими Именами" №29 от 16.07.2013 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Дело не в том, что Шолохов перенёс эту сцену в кабинет начальника концлагеря, важна её суть. Думаю, Михаил Александрович правильно поступил, что не добивался полного совпадения характеров, обстоятельств, деталей. «Судьба человека» — она не столько о Соколове-Дольникове, она о человеке, воистину о судьбе человека. Я бы здесь избегал слов с большой буквы... Хотя... ведь этот Человек шагнул в книгу, потом в Легенду... Кстати, слово «легенда» мне нравится, по-моему, оно ничем не хуже слова «правда», ежели так долго служит людям. Вот тут открой, почитай: «...с первого дня задумал я уходить к своим. Но уходить хотел наверняка». И дальше: «...я спать окончательно разучился: ночи напролёт думал, как бы мне к своим, на родину сбежать».

Трижды пытался бежать из лагеря — и трижды меня кто-то выдавал. Сговорились бежать все сразу — бросились на охрану, опрокинули её, выскочили из барака и кинулись кто куда. Уйти удалось немногим, началась погоня и почти всех поймали...

Мне повезло. Подпольщики укрыли меня в заброшенном сарае у путевого обходчика. Нас там двое пряталось — ещё один товарищ по побегу, Вася Скробов. Вскоре нас переправили в партизанский отряд «За Родину», а через месяц отряд присоединился к наступающей Красной Армии.

Стал я свой полк искать. Добрался до освобождённого Николаева. Смотрю — на стенах газеты расклеены, а в них портреты моих однополчан! От радости захватило дух, шапку снял и читаю. Оглянулся вокруг, нет никого, ну я взял и... поцеловал портрет Ивана Бабака.

— Ты чего тут, дед, слезу пускаешь? Шёл бы на фронт, а не ошивался по тылам.

Обернулся: сержант молоденький сзади стоит, смотрит этак на меня удивлённо. А на мне старый ватник, сапоги разбитые, борода с сединой. Дед и есть. В двадцать-то один год!

Хорошо помню, что полк свой нашёл я 29 апреля 1944 года. С собой у меня была бумага из партизанского отряда, только не помогла она. Последовал из НКВД приказ направить меня на проверку в тыл. Все понимали, что это прямая дорога в лагерь. Теперь уже в наш... Но вмешался командир дивизии Джусов (вскоре его сменил Покрышкин), он сказал «СМЕРШу»: «Лётчиков не хватает, проверяйте на месте». Вроде пронесло.

До плена я сбил три самолёта, но полгода без полетов — огромный срок. И люди новые в полку, кто-то из знавших меня погиб, у кого-то уже есть ведомые. Один из лётчиков не то в шутку, не то из боязни не взял меня к себе в пару. Бог с ним, фамилию называть не буду. Тогда Ваня Бабак, мудрый он человек, и говорит мне: «А ты, Гриша, один летай». Ну, я от обиды и злости за пять дней шесть самолетов сбил. Над Молдавией это было. А 18 апреля 1945 года завалил своего последнего немца, пятнадцатого. Представили меня к Герою, но звезды не дали, документы даже до Москвы не дошли. Положили их где-то в штабах под сукно, а причина одна: в плену был.

Лишь после пятого, не то шестого представления получил я свою Золотую Звезду. Через тридцать три года после войны. Как же долго сторожила меня та страшная память о плене, считай, всю жизнь. Ты вот под этой закладкою почитай: «Ох, браток, нелёгкое это дело понять, что ты не по своей воле в плену. Кто этого на своей шкуре не испытал, тому не сразу в душу въедешь, чтобы до него по-человечески дошло, что означает эта штука».

...Получил я приказ покинуть полк в двадцать четыре часа и следовать к новому месту службы на Дальний Восток. Даже тяжёлую болезнь трёхмесячной дочки не приняли во внимание. Может быть, поэтому она умерла совсем молодой... На Дальнем Востоке я долго служил. Но и там меня НКВД не обходило своим вниманием. Годы и годы подряд каждый месяц ходил я на свидание к «оперу», писал одно и то же: как и почему попал в плен, с кем общался, как удалось бежать. И так — до пятьдесят третьего года, пока не умер Сталин.

«За что же ты, жизнь, меня так покалечила? За что так исказнила?» Нету мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке... Нету и не дождусь!»

Три тома моего «дела» показывал мне потом «комитетский» полковник. Принес, как говорится, искренние извинения и заверил, что могу жить спокойно. И на том спасибо. Но долго ещё я чувствовал — висит на мне это клеймо проклятое.

Но что бы ни было, я служил честно, прошел все ступеньки лётной офицерской службы. Закончил академию. Командовал полком, дивизией, корпусом, был заместителем командира воздушной армии. Академию Генштаба закончил. Да и повоевать ещё пришлось, как же! Египет, Эфиопия... Как там у Шолохова сказано: «На то ты и мужчина, на то ты и солдат, чтобы всё вытерпеть, всё снести, если к тому нужда позвала».

Долго я думал-гадал, как и от кого узнал Шолохов мою историю. Я ведь о ней помалкивал, сидел, как говорится, как мышь под веником. А сам с Михаилом Александровичем и вовсе не встречался. А тут как-то, разом, вспомнилось.

В сорок седьмом году проходил я «собеседование» на Лубянке. И после беседы ждал обречённо, какая мне выпадет судьба. Жили мы, три лётчика, в комнате Володи Ильюшина в Марьиной Роще. Вот приходит после «проверки» один из них грустный — уволен из авиации. Через несколько дней такая же участь постигла второго. Но, правда, на фронт они пришли в конце войны, быстро их сбили, оба угодили в плен. Фамилий их не помню, но ребята были хорошие, честные, жалко их было. Остался я один, жду, ещё на что-то надеюсь. Всё-таки, думаю, пятнадцать самолетов сбил, у самого Покрышкина в дивизии воевал... (Помиловала меня тогда судьба, но, как в ссылку, на Сахалин служить отправили.) Тут как раз — дело было в феврале — день Красной Армии. Соседские девчонки пригласили меня в свой заводской клуб. Армия, тем более лётчики, да ещё фронтовики, были тогда в почёте. Вот там, на вечере, я и встретил молодого, начинающего писателя Фёдора Шахмагонова. Он тоже пришел в клуб — свой рассказ прочитать. Он-то и выпытал мою историю — под честное благородное, что никому!.. Но я, как чувствовал, на всякий случай ему Андреем Соколовым назвался. Михаил Александрович это имя-фамилию так в «Судьбе человека» и пропечатал.

Приезжал я позже в шолоховский дом по приглашению вдовы Шолохова — Марии Петровны, ведь Михаила Александровича тогда в живых уже не было. Постоял у его могилы, вот и вся встреча. Подумалось тогда: «Что, если память о войне, о вернувшихся или погибших для остающихся жить... вдруг будет важнее, чем для нас?..»

С Сережей Бондарчуком мы долго дружили, до самой его смерти. Он тоже фронтовик, с ним было легко и просто — на равных. Когда он умер, тяжело мне стало фильмы смотреть с его участием, особенно «Судьбу человека»...

Спрашиваешь, доволен ли я своей судьбой, счастлив ли? С супругой моей, Валентиной Михайловной, жизнь мы прожили дружно, два внука у нас, недавно правнук появился. Имя ему дали как шолоховскому мальчишке — Ванюша... Судьбу, поступки, да и всю жизнь человека — как их на части разделишь? А счастье — это уж как сам человек его понимает... Я, пожалуй, счастлив...

Многое успел в жизни сделать генерал Дольников. Воевал, детей вырастил, написал книгу, сотни лётчиков на крыло поставил. Совершил Поступок. А еще — умел преодолевать приливы и отливы этого безмерного в человеческом измерении океана, имя которому Судьба. И всегда находил в себе силы доплыть до берега. Сегодня его обычно живые глаза показались мне грустными, даже печальными...

Григорий Устинович, я вам занесу материал, посмотрите, как получилось, хорошо?

Лучше позвони, если что-то нужно уточнить. Пиши как знаешь, я тебе верю.

«...Ставший мне близким человек поднялся, протянул большую, твердую, как дерево, руку:

— Прощай, браток, счастливо тебе!»

Так встал в обойму этой истории третий, самый главный патрон.

Владимир ТОКАРЕВ, Москва, 1995 г.

P.S. Страшно, но именно война стала спутницей человечества на протяжении всей его истории. Часто ли мы задумываемся над тем, что лучшее из написанного — это книги о войне: «Слово о полку Игореве», «Война и мир», «Прощай, оружие!», «Живые и мертвые»... Вот и мне хотелось написать о мире, а получилось опять о войне. Простите меня за это. Если сможете...

ДВЕСТИ ДНЕЙ В ОККУПАЦИИ

Прошло 72 года с того момента, когда первые фашистские бомбы обрушились на мирные города Советского Cоюза. «22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…», – поётся в песне. И никто тогда не предполагал, что война будет столь жестокой и длительной, но все верили в Победу. И она пришла. Но какой ценой она была достигнута? Об этом никогда нельзя забывать.

История страны похожа на причудливую мозаику, в которой каждый элемент – судьба человека. А значит, судьба страны зависит от того, как проживёт свою жизнь каждый из нас. К сожалению, победив такого врага, как германский фашизм, подняв страну фактически из пепла, мы не смогли воспользоваться теми достижениями, и без боя сдали всё на разграбление мировому капитализму. Многие мне будут возражать, и вещать про свободу, которую я вдруг приобрёл. Но зачем мне такая свобода, когда мне дышать хочется, а чиновник не даёт…