Рождение империи - Саймон Браун

Всем было известно, что университет стал величайшим подарком Ричера Хамилайской империи. Из этих стен выходили врачи и учителя, военные и писатели, мыслители и чиновники, которые день ото дня делали империю более счастливой, более богатой и более могущественной. В университете даже имелся факультет для грамматистов – дилетантов в области Сефида, на которых Кевлерены когда-то смотрели как на гипотетических соперников, а теперь считали потенциальными помощниками в деле управления империей.

В Омеральтском университете Китайру признали лучшим грамматистом из всех, кто когда-либо здесь работал. Многие завидовали девушке, в то же время отдавая дань ее таланту. Теперь же Китайра была готова покинуть университет ради должности официального грамматиста в далекой заморской колонии…

В сотый раз Гэлис спросила себя: что подвигло ее подругу на этот шаг? Китайра не ладила с университетским начальством, и особенности с канцлером, но даже он с сожалением признал ее право отправиться в экспедицию. Гэлис поступила бы точно так же, будь она моложе – и в самом деле, она некогда так и поступила, отправившись на границу, – однако интеллектуалка Китайра, несмотря на свою готовность бросить вызов условностям, не отличалась особой храбростью. Она боится даже насекомых, напомнила себе Гэлис. Позапрошлой ночью Китайра просила ее убрать жука со стены спальни…

– Я их с детства боюсь, – призналась девушка, виновато пожав плечами. – Наверное, все из-за того, что у них слишком много ног…

Вспомнив об этом, Гэлис улыбнулась. Похоже, если ты любишь, то начинаешь с нежностью относиться даже к слабостям близкого человека.

Когда Китайра пыталась объяснить Гэлис причину, по которой она захотела покинуть университет, в ее речи звучали такие слова, как «страх» и «клаустрофобия». Девушке-грамматисту казалось, что ей не хватает воздуха, что она похоронена под тяжким бременем преподавательских проблем и городской жизни. Ей хотелось простора и бескрайних горизонтов; она надеялась, что жизнь в колонии предоставит ей такую возможность. Стратег отчасти понимала и соглашалась со всем этим и все же ощущала нешуточное беспокойство по поводу реакции Китайры на то, что колония будет основана в Новой Земле, а не на острове Каел. В ответ на прямой вопрос Гэлис Китайра призналась, что заподозрила это еще с самого начала, после разговора с канцлером.

– Тогда почему же ты позволила мне отправиться на аудиенцию к принцу, если чувствовала, что колония будет основана неизвестно где?

Китайра виновато опустила глаза.

– Я хотела сказать тебе, но боялась, что ты откажешься поехать туда, если узнаешь, что цель экспедиции – Новая Земля. Следовало подождать и точно выяснить, возьмут нас или нет…

– С какой стати ты решила, что я передумаю, узнав об этом?

– Нет никаких сомнений в том, что военный конфликт Хамилая с Ривальдом состоится. – Китайра на мгновение замолчала, а затем продолжила, глядя в сторону: – Я имею в виду, после всего того, что ты пережила на границе…

Прежде чем подруга успела еще что-либо сказать, Гэлис выбежала из комнаты.

Чуть позже раскаяние Китайры заставило Гэлис с легким сердцем простить ее, но случившееся стало их первой размолвкой, первым разладом в, как казалось, идеальных взаимоотношениях. Это напомнило стратегу о том, что ничто в мире не совершенно.

Колокола зазвонили вновь. Гэлис задумчиво смотрела на студентов и преподавателей, возвращавшихся в аудитории.

Солнце уже стояло прямо над головой. Далеко на западе над Вардарскими горами висели тучи; небо над ними было серым от пелены дождя. Если западный ветер не разгонит облака, то после обеда ливень обрушится и на Омеральт.

Впрочем, хороший дождь не помешает. С высоты своего наблюдательного пункта Гэлис видела, что улицы и здания выглядят неухоженными и запущенными. Ливень смоет грязь и вернет Омеральту сверкающую улыбку.

Гэлис вспомнила, как она, новоиспеченный стратег, в двадцать один год покинула родной город, отправившись к границе. Ей пришлось целый день ехать по нагорью в южном направлении, но так и не удалось приблизиться к его краю. Когда солнце стало опускаться за линию гор, девушка оглянулась на город, сияющий подобно драгоценному камню. Помнится, она тогда расплакалась; сейчас от этого воспоминания ее сердце наполнилось печалью, ведь через несколько месяцев ей предстоит вновь покинуть город – возможно, навсегда.

Гэлис сердито приказала себе отбросить сентиментальность. Пусть в ее будущем и не будет Омеральта, но кто знает, какие неведомые чудеса ждут в Новой Земле. Заморский континент практически не был изучен. До стратега доходили лишь не слишком достоверные истории, откровенные мифы и полные невероятных преувеличений байки торговцев и моряков. Флотские офицеры, побывавшие в тех краях, рассказывали о тамошних людях, животных и растениях, однако никто так и не удосужился запомнить или написать их названия. Новая Земля представляла для империи пока еще неясную ценность; она обещала новые возможности, но в равной степени предполагала и новые опасности.

Гэлис похлопала по белому камню башни, которая прочностью и надежностью напоминала такую же прочную и столь же надежную Хамилайскую империю.

В Омеральте в жизни Гэлис мало что менялось. Однако предстоящее путешествие определит всю ее последующую судьбу. Каждый день станет преподносить нечто неожиданное, чудесное. И Гэлис посчастливится начать в том далеком краю новую жизнь, которую вместе с ней разделит ее возлюбленная Китайра.

Как раз в этот момент стратег увидела свою подругу посреди почти пустого дворика – Китайра оживленно разговаривала с канцлером Малусом Майкомом. По ее виду Гэлис предположила, что грамматист чем-то рассержена.

Гос Линседд понимал, что он ничем не командует, разве что письменным столом, за которым сидит, однако сегодня даже это утверждение казалось спорным. Перед ним лежали кипы бумаг, которые напоминали неприступные горные вершины, грозящие неминуемым оползнем.

«Все, что тебе нужно сделать, – лишь прочитать и подписать», – сказал он себе, решительно заточил новое гусиное перо, обмакнул в чернила и вытащил первый лист.

– Отчет из казарм Аджайзер, – пробормотал Гос, читая заголовок.

Он заметил, что многие люди, обучившиеся грамоте во взрослом возрасте, часто проговаривают слова вслух, когда читают. Краем глаза Линседд заметил Родера, знакомого клерка, – тот надменно поджал губы, словно манера чтения Госа вызвала у него неудовольствие. По крайней мере в этой работе есть хоть какие-то преимущества, подумал Линседд и снова уткнулся в бумагу.