Морской ангел - Валерий Ковалев

– Добре, – сказал через минуту. – Берите вон того, с краю. И указал на громадную свинью, жевавшую что-то вроде газеты.

Сдернув с плеча автомат, Дорофеев направился к ней. Коротко стрекотнула очередь.

Потом моряки захлестнули «кабанчику» петлей задние ноги (веревка была припасена заранее), прицепили добычу к своему железному коню и снова подошли к дядьке.

– Держи, это тебе, – снял с жилистой руки и протянул деду трофейную «Омегу» Дим. – Хорошие часы, не штамповка.

– Не, – отрицательно повертел головой тот. – То вам подарок, добре бьете германа.

– Бери-бери, – расплылся в улыбке Жора. – Мы себе еще достанем.

Потом взревел сильный мотор, и моряки поволокли добычу за собой – обрадовать страждущих.

Спустя час, довольно переговариваясь, взвод наворачивал из котелков наваристый суп, а потом подкреплялся сочными, зажаренными на шомполах кусками свинины. Как водится, поделились и с другими, привлеченными аппетитным запахом. И никто не ведал, что в это время на столе командования уже лежал очередной приказ, подписанный лично Сталиным.

Впечатленный последней встречей в Кремле с видным деятелем Коминтерна, лидером болгарских коммунистов Георгием Димитровым, он проникся особой заботой о «братушках», повелев строго пресекать «любое самоуправство со стороны отдельных военнослужащих РККА в отношении гражданского населения и их имущества».

О полуголодных, плохо обмундированных и часто недовооруженных красноармейцах в приказе не упоминалось. О работающей абы как службе тыла также. Зато содержалось иное: отныне не только стервятникам-мародерам, которые, как известно, есть в любой армии, но и слишком инициативным грозил военный трибунал. Под эту раздачу и попал Дим Димыч. Слух о кабане достиг ушей высокого начальства. В лице бригадного замполита.

– Подать сюда этого махновца! – приказал тот. – Я ему покажу, как нарушать приказы Верховного!

Виновный был немедленно вызван в политотдел вместе с командиром роты.

А там уже собралось что-то вроде «особой тройки»[45].

Военный прокурор, начальник Смерша и председатель трибунала.

– Ну что, допрыгался, герой? – взял быка за рога начпо и, подойдя к старшине, заложил руки за спину.

– Не понял, товарищ подполковник! – вытянулся Дим. – Если можно, поподробнее.

– Можно и так, – главный чекист переглянулся с прокурором, после чего зачитал бумажку, назвав таковую оперативным донесением.

Из нее следовало, что старшина Вонлярский при участии краснофлотца Дорофеева двое суток назад доставил в подразделение свинью, отобранную у населения.

– Было или нет? – вопросил председатель трибунала.

– Точно так, было, – кивнул чубатой головой Дим. – Нам хозяин ее отдал безвозмездно.

– Ты, лишенец, его просто запугал, – прозрачно взглянул «смершевец» на старшину. – Давай, колись сам, пока я добрый.

– А вы все записывайте, – скрипнул ремнями в сторону двух писарей, своего и прокурорского.

Дим мучительно соображал, с чего начать, а потом сделал рожу ящиком и выдал.

– Она хрюкала на товарища Сталина!

У замполита отвисла челюсть, трибуналец икнул, а прокурор промокнул лоб платком. Такого они еще не слышали.

– Ну да, – упрямо сказал Дим. – Хрюкала и мы ее пристрелили. А вы записывайте, чего рты открыли? – пробубнил в сторону писарей. – Чтобы все было слово в слово. Иначе не подпишу. И точка.

Дело в том, что когда они с Жорой обихаживали свинью, то обратили внимание на недожеванную ее газету.

Она была на болгарском, и там действительно был портрет Сталина, запечатленного с Димитровым. Вот это Дим и решил использовать в свою пользу. Удар попал в точку. Ставить в протоколах рядом имя великого вождя и свиньи было смерти подобным.

После длительной паузы, все взгляды обратились на бледного командира роты.

– Он у тебя не того? – покрутил у виска пальцем военный прокурор. – Контузий не наблюдалось?

– Было дело, – наморщил капитан лоб. – При форсировании Днестра Вонлярского ранило в голову, но в госпитале он не лежал, может, это последствия?

– Точно, контузия, – буркнул председатель трибунала – После нее и не то бывает.

– Ладно, можете быть свободными, – бросил начальник политотдела Диму с капитаном.

– Но что б мне ни-ни! И погрозил пальцем.

Когда потные старшина с ротным вышли из помещения, снаружи их встретили Морозов и Дорофеев.

– Во! А вы чего приперлись? – удивился Дим.

– На всякий случай, – был ответ. – Думаешь, мы бы тебя так просто отдали?

Глава 8. Вверх по Дунаю

«…В октябре 1944 года более четко обозначился замысел немецко-фашистского командования в Югославии. Оно не только спешно отводило свои войска на север, но и форсировало строительство оборонительных рубежей по рекам Драва, Сава и Дрина. Эти рубежи, по-видимому, предназначались для того, чтобы прикрыть отход гитлеровских сил из Италии и Югославии в Венгрию и Австрию. На линии Триест, Марибор, Братислава тоже спешно готовились хорошо укрепленные позиции, или, как их называли сами немцы, «рубежи решительного сопротивления». Они должны были обеспечить сплошной фронт немецко-фашистских войск от Италии до Венгрии. Противник ждал, что советское командование будет вбивать клин в этот фронт, и готовился к противодействию…»

Продвигаясь по железной дороге, 83-я бригада миновала болгарские города Ямбол, Стара Загора и Пловдив, пару суток простояла в Софии и у небольшого городка Цареброд пересекла болгаро-югославскую границу.

В Югославии бойцам повсюду открывались следы партизанской войны с оккупантами – мосты и туннели взорваны, станции сожжены. Разрушенные участки пути обходили пешим маршем, потом снова забирались в вагоны. В Белграде, освобожденном от немцев всего две недели назад, выгрузились на платформы. С этого рубежа бригада моряков превратилась в длиннющую походную колонну, состоявшую из пеших батальонов, рот и растянувшихся по шоссе конных обозов.

Путь проходил вдоль Дуная. Извилистая дорога прижималась к берегам и повторяла все изгибы великой реки. Стояла глубокая осень. Хмурые облака низко висели над свинцовыми волнами. На поросших ивами и кустарником берегах не было ни судов, ни лодок, да и людей было незаметно. Все кругом казалось унылым, пустым и безжизненным. По утрам Дунай затягивало плотным, как дымовая завеса, туманом. Холодные ветры без труда пронизывали отсыревшие шинели и бушлаты, прохватывая до костей. В разбитых сапогах хлюпала вода, плащ-палатки напитывались влагой и совсем не защищали от сырости. Не просыхающее от затяжных дождей шоссе бесконечно и скучно тянулось под ногами.