Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Единственное, что могло спасти Элиссу, — это ее решение не пойти в храм. Такое вполне могло случиться: ведь не всегда если она что-то обещала, то держала свое слово. Много раз она уверяла Конрада, что завтра непременно придет, и после этого пропадала на несколько недель.

Шанс, конечно, невелик, но все же шанс.

Конрад обошел стороной толпу чудовищ, окруживших адский костер. Он направился по дороге, ведущей к усадьбе Кастринга, стараясь избегать тварей, которые в это время грабили дома, вышвыривая вещи из окон.

Он прошел мимо банды зеленых человекоподобных существ, которые развлекались игрой в мяч. Конрад часто видел, как в нее играют деревенские мальчишки, но никогда не принимал в ней участия.

Игроки походили на того зверочеловека, который прикончил человека-насекомого. Высокие и широкоплечие, с огромными руками и головами, они имели острые уши, узкие лбы и острые клыки, которые угрожающе торчали из нижней челюсти. Правила их игры немного отличались от правил деревенских мальчишек.

Твари со всех сил ударяли по мячу, тот врезался в стену дома и летел назад, на дорогу. Этим странным развлечением занималась целая толпа монстров. Игроки, разделившись на команды, толкали, пихали, кусали и лягали соперников, делая вид, что хотят завладеть мячом.

Мячом в этой страшной игре служила человеческая голова.

Конрад обошел стороной «игровую площадку», и в тот момент, когда он уже решил, что опасность позади, «мяч», ударившись о стену, подкатился прямо к его ногам.

Конрад взглянул — и узнал голову. Это было все, что осталось от хозяина постоялого двора Адольфа Бранденхаймера. Его бывшего хозяина…

Конрад замер от ужаса. Голова была покрыта синяками и кровью, но ее глаза были открыты и с укоризной смотрели на Конрада, словно обвиняли его в случившемся.

Сзади раздалось гиканье и вой, по булыжной мостовой тяжело затопали чьи-то ноги — к нему бежала ватага человекоподобных существ.

Конрад отступил на шаг. Его тут же сильно толкнули, и он упал. Человекоподобные твари принялись отбивать друг у друга «мяч», кусаясь и царапаясь.

Им нужен был «мяч», а не Конрад. Поднявшись на ноги и подобрав лук и стрелы, он потихоньку убрался прочь. Игроки с упоением продолжали свой «футбол».

Не глядя на них, Конрад остановился, достал из колчана стрелу и натянул тетиву — и только тут заметил, что выбрал черную, предпоследнюю черную стрелу.

Схватка за «мяч» продолжалась, шум усилился.

Конрад поднял лук. Если хоть один из них к нему подойдет, он умрет, но умрет не один.

Монстры образовали круг, и Конрад увидел, что голова Бранденхаймера раскололась на две части, словно ее рассекли топором. Вот почему игра прекратилась — игроки лишились «мяча»…

Пока у них была голова, они были заняты игрой. Теперь, после некоторого перерыва, они вновь вступили в бой — на этот раз настоящий.

Твари схватились за оружие — ножи, копья, мечи — и принялись драться друг с другом. Поднялся визг, шум, звон; высекая искры, мечи сталкивались с мечами, рубили доспехи.

Потасовка привлекла внимание множества монстров, которые болтались неподалеку, наблюдая, как горят храм и дома жителей. Не имея иного развлечения, они немедленно присоединились к драке.

Конрад спрятался под шкуру зверочеловека, чтобы сохранить себе жизнь, но драка разрасталась, и оставаться здесь стало опасно. Конрад попятился, затем повернулся и быстро скрылся за ближайшим горящим домом.

В самой гуще битвы было хорошо видно одно существо — извивающаяся тварь, похожая на огромную змею, но с человеческой головой, которая торчала на отвратительном скользком туловище, покрытом желтыми и голубыми полосами.

Отчаянно виляя и извиваясь, тварь проскользнула мимо рук, ног и оружия дерущихся и подползла к расколотому черепу Адольфа Бранденхаймера. Высунув длинный раздвоенный язык желто-голубого цвета, тварь принялась слизывать вытекающие мозги несчастного Бранденхаймера.

«А-а-а!» — вскрикнул Конрад, впервые давая волю давно сдерживаемой ярости.

Ему было наплевать, что его бывший хозяин мертв. Он всегда был для него пустым местом. Конрад не смог вынести отвратительного зрелища, против которого восстало все его существо. Смотреть на все это он был уже не в силах.

Не успел затихнуть его крик ярости, ненависти и отвращения, как в воздух взвилась стрела и вонзилась в левый глаз змееподобной твари. В человеческий глаз головы, сидящей на мерзком нечеловеческом туловище.

Визг твари привлек внимание некоторых дерущихся, которые тут же за это поплатились — их затоптали и прикончили соперники.

Приготовив последнюю черную стрелу, Конрад побежал к усадьбе Кастринга.

Подбежав к холму, он понял, что опоздал. Вряд ли там кто-то остался в живых. Из-за стен усадьбы поднимались клубы черного дыма. Дом Вильгельма Кастринга горел, как и вся деревня, превратившаяся в поле битвы. Не помня себя от злобы, захватчики сражались друг с другом.

Стоял невыносимый жар, вверх поднимался черный дым, застилая все вокруг. Камни мостовой стали скользкими от крови. Воздух наполнился запахом крови и горелого мяса, к которому добавлялась вонь зверолюдей.

Конрад понял, что через деревню ему не пройти. Из-за дыма было трудно что-то разобрать, но в любой момент на него мог наброситься кто-то из сражающихся.

Глаза слезились, он задыхался и кашлял. Уходить можно было только в одном направлении — в сторону усадьбы. Скорее всего, там тоже полно тварей, но выбирать не приходилось.

Конрад начал подниматься по склону холма, поминутно оглядываясь, чтобы уберечься от нападения сзади.

Затем он решил, что идти к усадьбе не имеет смысла. Он миновал полосу огня и дыма и теперь может идти в любом направлении.

И все же ноги сами продолжали нести его к усадьбе. Ему не хотелось верить, что Элисса погибла. Вопреки доводам разума, он надеялся, что она жива, что находится там. Конрад видел языки пламени и все же упорно шел туда.

Он миновал подъемный мост и ступил во двор. Он был здесь всего однажды, вместе с Элиссой. Кажется, с того дня прошла целая вечность, а между тем это было только вчера.

В усадьбе стояла тишина, не было видно ни людей, ни чудовищ. Никаких следов — ни жизни, ни смерти. Дом горел, из его окон и дверей вырывались языки желтого и красного пламени, поднимались клубы густого черного дыма.

Но по сравнению с тем, что творилось в деревне, картина была почти что идиллическая: никакого запаха горящего мяса, никакого избиения мужчин, женщин, детей и домашних животных.

Никаких тварей — ползающих, прыгающих, бегающих. Никаких наводящих ужас человекоподобных существ, внезапно впадающих в ярость и начинающих убивать друг друга. Нет следов и тех, кто поджег усадьбу.