Фрейлина специального назначения - Молка Лазарева

Пока мужчина читал стихи, коту удалось вспомнить, где он раньше видел этого вкусно пахнущего человека. Им оказался странный Глеб, который так долго вчера бегал за Лордом и переживал за бедное животное, что тот откинет коньки, сожрав ядовитую крысятину. Таких опасений кот не разделял и поэтому со всех ног улепетывал от странного мужика, боясь, что он отберет добычу и съест сам. Сейчас же рыжий наглец с интересом наблюдал, как черноволосый, развалившись на кровати, смотрит немигающим взглядом куда-то в потолок и продолжает сыпать бесконечными стихами.

— М-я-я-я-я-у-у! — протяжно завыл кошара, напоминая Глебу о своем присутствии в спальне. А затем нагло, запрыгнув на кровать, потребовал: — Дай мне той штуки, которая так вкусно пахнет!

— Ну, что ты мявкаешь? — не понял полученного от кота приказа мужчина, но общую смысловую нагрузку уловил. — Валерьянки тебе дать, что ли…

«К чертям твою валерьянку! Дай мне вкуснятины!»

Глеб устало поднялся с кровати и потянулся к одному из ящиков прикроватной тумбы. Извлеченный оттуда небольшой ящичек напоминал аптечку, но его содержимое напугало бы даже видавшего виды отравителя.

— Мышьяк — не то, ртуть — не то, — вчитывался в названия извлеченных из ящика пузырьков Глеб и откладывал ненужные в сторону. — Белладонна — не то, полоний — что он вообще тут делает, он же радиоактивный… Кошак, нет у меня валерьянки! — виновато извинился он, грустно смотря в желтые глаза котейки.

Но Лорду фон Мурзу было уже все равно!

«Бел-ла-дон-на!!! Мр-р-р!!!»

Принявшись подтягивать к себе лапой пузырек с ядом и добившись в этом некоторого успеха, кот столкнулся с очередной непреодолимой преградой перед достижением цели, а именно пробкой, которая затыкала вожделенную бутылочку. Впившись в нее зубами, рыжий вредитель решил попытаться самостоятельно выгрызть затычку. За процессом, удивленно выгнув бровь, наблюдал Глеб.

— Ты серьезно? Белладонна? Ну-ну… — и, забрав у кота склянку, отправил ее обратно в коробку к остальным ядам.

Кот возмущенно завыл и попытался впиться когтями в руку преподавателя по магическим зельям. Нападение потерпело провал, потому что кота снова приласкали за ушком, и тот, не в силах противостоять такому запрещенному приему, восторженно замурчал.

— Неужели ты так сильно хочешь отравиться? — задал Глеб риторический вопрос.

— Мр-мя-мя-мя-мя! — «О, да! Очень-очень хочу!»

— Что ж, это будет даже интересно, — пробормотал Глеб. — Надеюсь, твоя хозяйка меня потом не прибьет…

В следующий момент мужчина наколдовал перед котом мисочку и, вытащив из пузырька пробку, приготовился накапать Лорду Мурзу пару капель вожделенного яда. Но, на секунду задумавшись, преподаватель зелий поднес бутылочку к своему рту и, отхлебнув оттуда полглотка, попробовал содержимое на вкус.

— Сильно концентрированный. Пожалуй, лучше разбавить.

Десять капель яда растворились в полулитре воды. Удовлетворившись полученным раствором, Глеб придвинул миску с отравой к коту.

Мурз даже не сразу осознал такую невиданную щедрость.

«Столько вкуснятины — и мне одному. Господь, спасибо тебе!» — и принялся с жадностью лакать предложенное угощение.

В течение получаса после этого Глеб наблюдал, как рыжий кошара с довольнейшей моськой катается по полу спальни. Временами Мурз начинал петь мартовские серенады воображаемым кошкам, а затем терся мордой о выступающие углы и поверхности комнаты. В общем, котяра испытывал все тридцать три удовольствия ровно до того момента, пока на всю Академию не разнесся бешеный рык ректора:

— Я убью этого кота!!!

Глава 4

Две вещи не имеют предела: женственность и способы ею пользоваться.

Первый день занятий в Академии стал для нашей тройки персональным адом. Вечером, без сил, мы едва смогли доплестись до своей тринадцатой комнаты. Больше всего наша компания походила на несчастных заключенных, которых только что выпустили из камеры пыток, где каждому высыпали тонну соли на самые больные раны.

Миллион раз была права Троя, сказав, что уроки этикета — невыносимый ад. Когда я и Фиса заявились на пару, преподавательница по этому жуткому предмету как раз заканчивала отчитывать оставшуюся без нашей поддержки Кристину.

— Из какой деревни вас вытащили, Волковская?! — возмущалась она. — Не знать, чем отличается вилка для десерта от вилки для пирожных, непозволительное хамство для будущей фрейлины! Хуже может быть, только если вы начнете резать сыр ножом для мяса!

Если честно, я тоже не знала, в чем разница между этими ножами и вилками, но Терция, похоже, уже нашла жертву, над которой будет измываться все ближайшие занятия.

— Как можно быть настолько невежественной, чтобы не знать таких элементарных понятий?!

Но наша Крис была не робкого десятка и попыталась даже огрызнуться:

— Так научите, вы же здесь педагог, а не я!

— Закройте рот, милочка! Запомните, украшение любой девушки — это молчание и благодетельность! И чтобы вы усвоили урок, к следующему занятию вся ваша тройка должна выучить первые десять страниц из бессмертного произведения Льва Николаевича Толстого, — в этот момент от удовольствия у преподавательницы даже глаза закатились, — «Война и мир».

В общем, из всех пар порадовала только история. Милейший каменный Горгулий Арсений два часа рассказывал нам о королевских семьях, кулуарных сплетнях и о дворцах, в которых ему удалось поработать скульптурой за три тысячи лет своей жизни. Урок он проводил в необычной форме — беспричинно переключался с одной истории на другую, постоянно отвечал на любые задаваемые курсантками вопросы и временами засыпал. В общем, такой преподаватель пришелся по душе всем — не предмет, а отдых для души. Правда, радовались мы недолго, потому что в конце занятия Горгулий уточнил, мол, экзамен по предмету будет принимать лично ректор Милонский, а сам Арсений только вопросы к билетам напишет.

Уже ночью, лежа в темноте на своей кровати, я услышала, как тихонечко всхлипывает Анфиса.

— Эй, ты чего?

В ответ послышалось лишь громкое шмыганье носом.

— Фис, что случилось? — уже настойчивее спросила я.

— Я что, правда такая страшная? — новый приступ рыданий раздался из-под одеяла.

«Ну вот, блин! Злыдня Эридан!»

Разве может мужчина так высказывать девушке мнение о ее внешности! А ведь днем, на людях, Анфиса держалась молодцом. Не было по ней видно, что слова Эридана так больно затронули ее душу.

«Белобрысый урод!» — продолжала мысленно возмущаться я.