Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю - Ольга Разумная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это ненадолго, — шушукались за его спиной коллеги-злопыхатели, — посидит наш Боренька тут годок-другой, наберется опыта, обрастет полезными связями — и дальше на повышение. С такой-то хваткой, глядишь, и до министра здравоохранения дорастет».
Однако сам Борис Францевич не разделял общих настроений, место заведующего отделением пришлось ему по вкусу, он внутренне успокоился и решил осесть тут. Похоже, снова сработало знаменитое неймановское чутье.
— Если и дальше буду скакать по скользким ступенькам карьерной лестницы, — объяснял он свой выбор Марии Соломоновне, — то неизбежно превращусь в администратора, министерского чинушу, который с умным видом рассуждает о перспективах современной гинекологии, а сам толком простую резекцию яичников сделать уже не может. Не, мам, это не по мне. Мои руки будут скучать по скальпелю, мне живая работа нужна, а не кресло с портфелем.
— Все верно говоришь, сынок, — снова поддержала сына Мария Соломоновна. — Руки-то у тебя золотые, и голова светлая, грех с таким богатством в кабинетах штаны просиживать.
Вот так Борис Францевич и жил, в любви и гармонии. Дом — полная чаша, интересная работа, успешный сын и рядом две заботливые женщины, готовые в любой момент выслушать, поддержать, а если надо, понять и простить. Казалось, что идиллия в семье Нейманов будет длиться вечно, пока вдруг не заболела Мария Соломоновна. Приступ случился, как это часто бывает у сердечников, под утро. Бориса не оказалась дома, он улетел на медицинскую конференцию в Париж; Митя, у которого на носу были выпускные экзамены, остался ночевать у друга. Тамара растерянно металась по пустой квартире в поисках телефона и аптечки. Приехавшая «скорая» констатировала обширный инфаркт миокарда. Борис вылетел в Москву первым же рейсом, созвал консилиум, привлек лучших врачей и сам неотступно находился возле постели матери.
— Мы справимся, мамочка, обязательно справимся, — нашептывал он на ухо Марии Соломоновне, — ты же у меня борец и просто так не сдашься.
Коллеги кардиологи беспомощно разводили руками и советовали не питать напрасных иллюзий.
— Ты, Борь, пойми, семьдесят девять лет — возраст критический, — словно оправдываясь, объяснял ему заведующий кардиологическим отделением Виталик Клетинский, — мы и так сделали все, что в наших силах, теперь остается только ждать!
Борис кивал, соглашаясь с коллегами, но в глубине души надеялся на чудо… Однако чуда не произошло, в больнице Мария Соломоновна прожила еще трое суток и скончалась на руках у сына, так и не придя в сознание. Борис очень тяжело переживал потерю матери, ему казалось, что мир вокруг него рухнул и жизнь никогда больше не войдет в привычное русло. Только любовь и бережная забота Тамары спасли его от глубокой депрессии. Почти месяц Томочка не отходила от мужа ни на шаг, ухаживала за ним, как за малым ребенком, а ночами, когда тоска становилась невыносимой, вела долгие душеспасительные беседы. И Борис стал потихонечку оживать. Он вернулся на работу, в нем вновь проснулся интерес к жизни, и улыбка все чаще озаряла его похудевшее лицо.
Они почти привыкли к новой жизни втроем, без Марии Соломоновны, и Тамара уже была готова вздохнуть с облегчением, как новая напасть обрушилась на семью. Их единственный сын Дмитрий, домашний мальчик, умница, красавец, гордость и надежда родителей, по уши влюбился в соседку с первого этажа Лидочку Зернову. Семья Зерновых издавна считалась неблагополучной. Родители девочки в перерывах между запоями подрабатывали в местном ДЭЗе, папа числился сантехником, а мама мыла подъезды, времени на воспитание собственной дочери у них не оставалось. С самого раннего детства Лида была предоставлена самой себе. С горем пополам окончив девятый класс, она устроилась официанткой в привокзальное кафе и теперь жила самостоятельной взрослой жизнью. Возможно, именно эта независимость и не по годам ранняя самостоятельность привлекли к шустрой соседке домашнего, интеллигентного Дмитрия Неймана. От первой любви он буквально потерял голову, забросил друзей, учебу и все вечера напролет просиживал за липким столиком в привокзальной забегаловке, только ради того, чтобы ночью проводить свою ненаглядную девочку до дверей квартиры, потому что дальше Лидочка его никогда не пускала — то ли блюла свою девичью честь, то ли стеснялась вечно пьяных родителей. И все было бы не так страшно, Нейманы никогда не считали себя снобами и вполне могли смириться с плебейским происхождением избранницы единственного сына, но девочка оказалась с червоточинкой. Соседи все чаще стали замечать, что и Лидочка не прочь приложиться к бутылке. В подъезде пошли разговоры о пагубной среде привокзальной забегаловки, о плохих родительских генах и о том, что дочку Зерновых неизбежно ждет участь родителей-пропойц. Наслушавшись сплетен, Тамара, которая долгое время не вмешивалась в отношения Дмитрия, решила, что пора наконец серьезно поговорить с сыном.
— Митенька, мальчик мой, а почему ты никогда не приглашаешь к нам в гости своих одногруппниц? У вас на курсе так много хороших девочек, — аккуратно начала она щекотливый разговор, — неужели тебе никто из них не нравится?
— Неа, — беззаботно бросил Димка, не отрывая глаз от «Контр Страйк», — все они бестолковые болтушки, помешанные на бабках и фирменных шмотках, мне с такими неинтересно.
— А с какими тебе интересно? — Тамара присела рядышком с сыном и закрыла крышку ноутбука.
— Ну ма-а-ам, зачем! — недовольно взвыл Митя. — Всего два террориста остались!
— Ничего, подождут твои террористы. Так с кем тебе интересно, с Лидой из пятнадцатой квартиры?
— Ну, предположим, с ней! — Митя тут же внутренне напрягся и приготовился к обороне. — А что?
— Да нет, ничего. — Тамара пожала плечами, понимая, что в таком деликатном деле торопиться и действовать силой нельзя. — Просто ты ее совсем не знаешь…
— Знаю, мамочка, отлично знаю! — горячо воскликнул Митя. — Лида добрая, простая, честная, мне с ней легко и комфортно! А главное, она настоящая, понимаешь, мам?! Настоящая. Без этих дурацких ужимок и ухмылочек, говорит в лицо то, что думает, не льстит, не притворяется! Вот увидишь, вам с отцом она очень понравится.
— Вполне возможно, Митенька, но соседи говорят…
— Соседи?! Да они врут! Бессовестно врут! — Дмитрий в возмущении вскочил со стула и сделал полный круг по комнате. Немного успокоившись, он взглянул на мать с укоризной. — С каких это пор, мамочка, ты стала верить сплетням? Ведь ты лучше меня знаешь, как сильны в нашем обществе стереотипы! У пьющих родителей дочь просто обязана быть алкоголичкой.
Тамара виновато потупила глаза.
— Вот видишь, — усмехнулся Митя, — и ты так считаешь! А Лида не такая, она водку на дух не переносит, даже шампанское в Новый год не пьет! Только сок и минеральную воду. Знаешь, мам, — вдруг голос Мити задрожал, и Тамара поняла, насколько важен для сына этот разговор, — мне кажется, я встретил своего человека, того единственного, с которым хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь. И поэтому мне очень важно, чтобы ты в нее поверила…
И Тамара поверила, вопреки стройному шепотку соседок и гулу подъездных сплетниц, поверила полностью и безоговорочно, ведь слово сына значило для нее куда больше, чем досужие слухи и пустая болтовня недоброжелателей. Тома стала привечать Лидочку и даже пригласила ее на семейное торжество в честь дня рождения Бориса Францевича. Но буквально за два дня до праздника случилось событие, которое открыло Нейманам истинное лицо Лидии Зерновой.
Тем ранним субботним утром Тамаре не спалось, и она решила побаловать своих мужчин блинами. Но когда горка румяных аппетитных блинчиков уже высилась на столе, хозяйка вдруг обнаружила, что дома нет ни ложки сметаны. «Ничего, — решила Тома, — пока все дрыхнут, успею сбегать в ближайший супермаркет». Наскоро накинув плащ, она выскочила из квартиры. Каково же было ее удивление, когда в подъезде она лицом к лицу столкнулось с Лидой Зерновой. Девушка, шатаясь из стороны в сторону, с трудом поднималась по лестнице, одной рукой она прижимала к себе пакет с непочатой бутылкой вина, а другой безуспешно пыталась ухватиться за скользкие перила.
— Лида, ты?! — Тамара как вкопанная замерла на лестничной площадке первого этажа, с ужасом наблюдая за этой жалкой картиной.
Услышав свое имя, девушка остановилась, подняла на Тамару пустые, словно остекленевшие глаза и медленно проговорила:
— Здрасьте, теть Том… А я вот из магазина иду…
В этот момент дверь пятнадцатой квартиры распахнулась, и оттуда послышался сердитый мужской бас:
— Где тебя, Лидка, черти носят? Говорил же — в ларек беги, туда ближе, а ты небось в «Пятерочку» потащилась! Опять, падла, решила мой червонец сэкономить!
Громкий крик и ругань вывели Тамару из оцепенения. Напрочь забыв о блинах и сметане, она пешком бросилась на четвертый этаж. Одна-единственная мысль билась у нее в голове: «Мальчика надо спасать, срочно спасать!»