i-o - Саймон Логан

— Правда, круто? — спросил кто-то рядом со мной. — Он точно гений!

Этот кто-то оказался парнем, видок у которого был такой, словно чья-то умелая рука взяла кусок проволоки и сложила из нее человечка. Неподвижные, как у ящерицы, глаза парня запали на самое дно его черепа-сразу было видно, что он только и успевал затягиваться из ходивших по кругу кальянов со шмалью.

Я в ответ затянулась сигаретой, поскольку считала, что пусть лучше темнеет в легких, чем в мозгах, и наполнила клубами дыма пестрый от цветных вспышек стробоскопов воздух.

— Я на все его концерты ходил, — продолжил парень.

Конкурент?

— Как ты думаешь, он сегодня живьем выйдет? Я слышал, иногда он просто ставит какое-нибудь заранее записанное говно, а сам ходит по залу и смотрит, как кто слушает. Может, прямо сейчас рядом сидит! Да вообще, может, я — это он и есть! А может быть, он — это ты… нет, ты вряд ли, понятное дело, но, может быть, — вооон тот парень.

Он кивнул в сторону здоровенного парня, который выглядел словно один сплошной черный водопад — густые прямые волосы цвета воронова крыла, длинный черный кожаный плащ, сутулая спина — короче говоря, Мэрилин Мэнсон в эпоху перед альбомом «Mechanical Animals», упакованный с ног до головы в латекс, и все тут. Я затянулась сигаретой, чтобы потянуть время.

Торопиться было ни к чему. Я все еще сомневалась, стоит ли с ним связываться. Профессиональная поклонница должна постоянно просчитывать, стоит ли овчинка выделки, а результат — потраченного времени. Если ты проваландаешься слишком долго, к тому же выяснится, что добыча и так уже по уши погрязла в блядстве, тогда успех невелик и хвастаться нечем. С другой стороны, если ты нанесешь удар слишком рано, прежде чем твой объект успел хоть чем-то прославиться, смысла тоже никакого. Трахнешь пустое место, только время зря потратишь и лишнюю мозоль на лобке натрешь.

— Мы с тобой вместе на «Мозолистой Спине» зависали, — произнес чей-то голос. Я даже не заметила, когда эта кудрявая блондиночка успела примоститься рядом с моим соседом. На ней было красное платье в обтяг, проклепанное явно самопальными заклепками, — Сейчас даже и вспомнить стыдно. Кстати, что с ними сталось?

— Да насрать мне, что с ними сталось! — отозвался парень, и оба захихикали типичным смешком укурков.

Я вроде бы еще ничего не сказала о том, какие отпадные ягодицы были у Алджьери, вокалиста и лидер-гитариста «Мозолистой Спины»? Так вот, они двигались под кожей, словно танцевальный ансамбль, состоявший из хорошо накачанных слизней, когда мы с ним резвились в «позиции 69». А сперма у него была абсолютно безвкусной.

Стробоскоп погас одновременно с музыкой, вместо которой сразу же зазвучал монотонный индустриальный гул, который, скорее всего, был отсэмплирован прямо с саундтрека к оригинальной 110-минутной версии дэвидлинчевской «Головы-ластика». Вспыхнули ультрафиолетовые лампы, и все кругом превратились в светящиеся фрагменты тел — в зависимости от того, что на ком было надето. Внезапно клуб оказался заполненным блуждающими торсами и ботинками, странными парящими в воздухе прическами и металлической фурнитурой. Я посмотрела на мои руки и улыбнулась, увидев, как пылают мои шрамы, словно щели, в которые виден Рай.

Я уже побывала на стольких выступлениях РеДМеТаЛа, что тут же догнала — сет подходит к концу. Именно это означал гул. Конец концерта — самое худшее время для отлова музыкантов, потому что все фанаты именно в этот момент их и поджидают. Не знаю уж, с чего я тормозила в тот вечер, но я явно упустила свой шанс.

Не проблема — время все еще было детское, а кумиров на этом свете хватает.

— Мы вроде насекомых, — сказала мне Марина как-то вечером вскоре после того, как я присоединилась к ее небольшой тусовке. — Мы ползаем по свежей падали и пытаемся получить от нее все, что можно, прежде чем она истлеет. Затем мы перебираемся на новый труп и так далее.

— А если исчезнут все трупы?

Марина улыбнулась:

— Трупы никогда не исчезнут, малышка.

Она всех нас называла малышками, хотя она была меня старше не больше чем на три года. Видно считала нас всех чем-то вроде своих детей.

Уже светало, и все вернулись на металлургический завод со своих ночных вылазок. Банка, стоявшая на скамье, была наполовину заполнена слоем густой, отливающей перламутром субстанции высотою в несколько дюймов, состоявшей из нескольких медленно перемешивающихся между собой фракций. Я наблюдала, как содержимое банки поблескивает в тусклом свете ламп.

На заводе уже давно не плавили сталь, рабочие покинули печи много лет назад. По какой-то не вполне понятной причине мы выбрали это место для наших шабашей. За огромными грязными окнами виднелась выжженная пустошь, а вдали — городские окраины Сиэтла. Высокие стены почернели за долгие годы от дыма и жара расплавленного металла. Их осыпающиеся поверхности поддерживались стальными крестовинами, похожими на проржавевший внешний скелет какого-то чудища. Здание было четырехэтажным, но мы в основном тусовались на первом — в огромном пустом зале, из которого вывезли все механизмы, какие только можно. Мы раскидали по полу красивые вышитые одеяла, чтобы валяться на них, а стены задрапировали полосами батика, так что в целом все это очень смахивало на турецкий бордель. На кирпичную кладку налепили звезд из золотой фольги, усыпали все блестками. В общем, постарались, чтобы сделать из этого сарая что-то вроде волшебного дворца.

Марина постоянно вдохновляла нас на то, чтобы, рассказывая о подвигах прошедшей ночи, мы одновременно чистили друг другу перышки, чтобы выглядеть совсем неотразимыми.

Я растянулась у Марины на коленях, позволив ей положить мою голову к себе на руку, и она расчесывала мне волосы инкрустированной бриллиантами расческой. Нас все еще перло от ангельской пыли, а многие не до конца остыли от ночных приключений. Даже удивительно, как погано мы себя чувствовали, если, вернувшись в наш дворец, не пахли случкой или на языке у нас не было привкуса спермы.

— У тебя есть какой-то секрет, — прошептала Марина, поглаживая меня по голове. — Иначе не понять, как тебе удалось за такое короткое время добиться таких успехов.

Когда она в первый раз подошла ко мне и предложила пойти к ним в тусовку, я не стала врать и отчиталась обо всех своих победах в хронологическом порядке, иногда возвращаясь назад, если что-то вылетало у меня из памяти. Но только когда прозвучало имя Кобейна, все вокруг по-настоящему оживились и скептически начали прислушиваться ко мне. Под конец я показала ей черепную кость. Это могла быть чья угодно кость, но Марина мне почему-то поверила. Она сказала мне, что я только что, судя по всему, убрала Кортни по полной программе.

— Так в чем же твой секрет?

Я пожала плечами: под наркотиками мне показалось, что от этого моего движения покачнулась вся Земля. Чувствуя, что не держусь на ногах, я оперлась на Маринино плечо. Воздух поблескивал вокруг нас от летающей в нем смеси мельчайших частиц Пи-Си-Пи и блесток, пригоршню которой кто-то вбросил в вентиляционную систему.

— Рано начала, — ответила я и ухмыльнулась. Она заглянула мне в глаза и ухмыльнулась в ответ.

Меняя одежду, меняешь внешность.

На следующий день я направилась в Вест-Сайд раньше обычного. Подруги все еще спали на расшитых одеялах, обвив друг друга словно змеи. На мне были самые тяжелые сапоги на платформе, какие только девчонкам удалось раздобыть для меня, виниловая мини-юбка и латексный топ, поверх которого я накинула футболку с изображением пауков и паутины. Я соорудила на голове прическу из зеленых, голубых и алых «перьев» и вдела все колечки в дырки на губах и носовой перегородке.

Я шла решительной, агрессивной походкой по мощенной булыжником улице в той части Сиэтла, где все попытки модернизации с треском проваливались. В той, где эпидемии моровой язвы под названиями «Терстон Мур» и «Курт Кобейн» оставили след в виде многочисленных умерших и агонизирующих — разбросанных по маленьким скабрезным ночным клубам и запущенным концертным залам, у многих из которых над входом не имелось даже вывески.

Я шла мимо них, мимо шаек, бродивших около покосившихся дверей, мимо ВИЧ-инфицированных вышибал с опухшими от вируса глазками, мимо шлюх и продавцов наркотиков. Две ночи назад я точно так же кралась по этим улицам, выслеживая Эстер.

Эстер была восхитительно высокой угловатой дивой; она пришла в Маринину тусовку одной из первых. Она недолюбливала меня из-за того, что Марина в последнее время почасту западала на меня, а у меня было правило: отвечать антипатией на антипатию. Я знала, что она охотится за самозваным механическим гуру по имени ПолуПлоть примерно с тех же времен, что и я, если не дольше. Я проведала о нем еще задолго до того, как стала тусоваться с «Дивами», но типа передвинула на заднюю конфорку, когда на горизонте обозначились РеДМеТаЛ и еще несколько свежих имен. Парень этот нехило зашифровался, что делало охоту на него непростым делом, а еще было хорошим знаком: к тем, к кому можно было подобраться с полоборота, обычно вообще не стоило подбираться. С другой стороны, я обычно брала не качеством, а количеством. Ну и фиг! Разве не за это меня приняли в Орден?