Жена Тирана (СИ) - Вишневская Виктория

Не знала.

Устало потираю переносицу и без какого-либо настроения смотрю на толпу и отворачиваюсь.

Кажется, пора хоронить надежду, что у малышки будет отец.

Хотя, даже если он и очнётся, не знаю, смогу ли жить как прежде. После того что пережила, испытала. Не хочу, чтобы ребёнок жил в такой нервной обстановке.

Касаюсь ладонями своего небольшого живота и прикрываю глаза, закусывая губу.

Мне хватило той девушки на кровати, я не хочу, чтобы это произошло снова, например, тогда, когда малышка вырастет и случайно зайдёт в комнату родителей.

Да и зная одержимость Доминика… Я боялась и за себя, и за девочку, которая у меня будет.

Отпрянув от перил, развернулась и пошла в палату, чтобы забрать сумку и отправиться домой.

Сегодня снова был неудачный день.

Я хотела увидеть, как он очнётся. И хотела быть рядом. Но, кажется, не судьба…

Захожу в ненавистную мне комнату, слыша звуки приборов и улавливая носом запахи лекарств, от которых сразу же начинает мутить.

Терплю, хватаю сумку с кресла и иду на выход, устало клюя носом.

Из-за мучавшей бессонницы спала я плохо, поэтому часто засыпала на ходу, как делала это и сейчас.

Подойдя к двери, дёргаю за ручку, и делаю шаг вперёд.

— Бель…

Тихий голос проникает в уши, и мне кажется, что я ослышалась.

Замираю, думая, что моё имя мне показалось.

— Анабель…

Резко разворачиваюсь, напряжённо смотря на кровать, и надеясь, что мне не послышалось.

Внутри поднимается волна радости, стоит только увидеть приоткрытые глаза, сморщенное лицо и подрагивающие пальцы.

Выпускаю из рук сумку и, не веря, произношу рядом стоящему с палатой охраннику слова:

— Позови врача.

Сама делаю шаг вперёд, медленно подходя к кровати и садясь рядом на стул.

Форд всё ещё пытается прийти в себя, и я неосознанно, будто до сих пор не верю, что он очнулся, касаюсь своей тёплой ладонью его чуть прохладной руки.

— Доминик, ты слышишь меня?

Его глаза медленно открываются, и он с трудом поднимает руку, хватаясь за голову и морщась.

— Твою мать, что же так хреново? — не отвечая на мой вопрос, шипит, потирая голову, но потом переводя на меня взгляд. Бегло осматривает, останавливаясь на моём слегка выпуклом животе. — Вот это я вздремнул…

В его голосе удивление и маленькое неверие.

— Три месяца, — зачем-то говорю ему.

И вместо того, чтобы удивиться, он снова морщится, а потом обеспокоенно спрашивает:

— С тобой всё в порядке? Роберт ничего тебе не сделал?

Качаю головой, поджимая губы.

— Он ушёл. Оливер не знает где он сейчас.

— Найдём, — стойко отвечает, несмотря на своё состояние.

— Почему он сделал это? — опускаю голову вниз, чтобы не встречаться с карими глазами. — Он явно ненавидит тебя, но за что? Он говорил что-то насчёт твоих девушек.

— Пустяки, — резко отвечает, возвращая привычного Форда. Будто и не было этих трёх месяцев без него.

Поднимаю голову и смотрю в его лицо, говоря на полном серьёзе.

— Нет, — твёрдо произношу, зная, что мне ничего не будет. Не сейчас, когда живот видно, а у Доминика плохое самочувствие. — Ты расскажешь. И наконец, разъяснишь, почему так относишься ко мне.

Глава 29

Мужчина смотрит на меня как всегда в своей манере: уничтожающе.

По спине проходит холодок, но взгляда не отвожу.

Сидим друг напротив друга и смотрим в глаза, будто выясняя, кто первый проиграет.

— Мистер Форд, вы наконец-то очнулись! — слышится со стороны, и я невольно проигрываю, оборачиваясь в сторону только вошедшего в палату врача.

Встаю с места и отхожу от кровати, выпуская ладонь, которой держала Ника. Он даже этого не заметил.

Да и я, почувствовав его, неосознанно забылась…

***

Когда врач ушёл, подготавливая Доминика к выписке, на которой настоял мой муж, мы снова остались вдвоём.

Стоя у дверей, я молчала. Как и он, явно не настроенный говорить о своём прошлом.

Не выдерживаю, и начинаю сама:

— Доминик… — успеваю сказать только его имя, как он перебивает меня.

— Это было больше десяти лет назад, — резко начинает. — Тогда я работал на автомойке, денег мало. Роберта гнали отовсюду, поэтому он сидел на моей шее. У меня была девушка, Рикки. Я думал она та самая, на всю жизнь. Любил её до одури.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он всех так любит?

— Но она меня нет. Спала за моей спиной с богатым мужиком. Я застукал их, и она сказала мне прямо — надоело встречаться с нищебродом. Это был первый толчок к тому, кем я стал сейчас. После разрыва с ней, несмотря на сильную любовь, начал работать над собой. Вкалывал без выходных. Работал, взял кредит, открыл свою первую точку. У меня появились деньги, и я снова познакомился с одной девушкой. Она изменила мою жизнь, и я снова стал тем, каким был с Рикки. Знал, что она не бросит меня. Потому что у меня были деньги. И так бы она этого и не сделала, если бы не одно «но»… Она оказалась беременна.

Хочется усмехнуться, но вместо этого только говорю:

— Предохраняться не учили? — не шутила, говорила серьёзно.

— Я не спал с ней, Бель, — произносит, и я поднимаю голову вверх, смотря на такого неживого Доминика. Вряд ли он будет выглядеть нормально после столько времени в коме. — И она никак не могла быть беременна от меня. Она отрицала это, и говорила, что спала только со мной. Что я прислал ей цветы, и назначил встречу. А я не делал этого. Ответ нашёлся сам по себе — это сделал Роберт. Ему всегда не везло с девушками, а мне да. И он портил жизнь не только себе, но и мне. Тогда я сильно разругался с ним. Но он сказал, что не делал этого. Конечно же, поверил ему. И тогда окончательно потерял веру в нормальных женщин.

Закусываю губу, начиная понимать, почему Доминик был таким ревнивым. Две девушки как минимум предали его.

— Получается, та девушка соврала?

— Нет, она была беременна от моего брата, которому изначально и поверил. Но об этом я узнал не сразу. После той была ещё одна. И ещё. Почти каждая изменяла мне с моим братом. И я бил всех. Потому что знал — каждая шалава ещё та. Отыгрывался на них, как мог. Когда надоело, перестал. А потом встретил тебя.

На этих словах он останавливается, смотря в мою сторону.

— И что с ними теперь? Они ведь могли подать на тебя в суд, и это давно бы стало известно прессе.

Внезапно на лице мужа расплывается улыбка, от которой бросает в дрожь.

— Им не повезло.

Спрашивать дальше не было смысла. У него одни решения. Познали то же самое, что и тот журналист.

— Поэтому ты издевался надо мной и контролировал? Думал, что я такая же, как и остальные?

— Да, — летит ясный и чёткий ответ.

Отстраняюсь от двери и лезу в сумку, доставая оттуда бумаги, которых Доминик так и не дождался.

Подхожу к его кровати и протягиваю документы.

— Я больше не хочу возвращаться к этой теме, — говорю сухо, видя, как муж перехватывает заключение врача и вчитывается в строки. Его лицо неподвижно, как и всегда. Ни грамма вины, удивления или подобных эмоций.

Только кивок головы, и всё.

— Но не только из-за этого, Бель, — внезапно произносит, откидывая бумажки в сторону и поднимая на меня глаза, в которых не вижу раскаяния, но там было что-то ещё. Но понять не могла. — Я просто тебя люблю.

От этого внезапного признания перестаю дышать.

Доминик никогда в жизни не говорил мне этих слов.

Даже тогда, когда мы только начали жить вместе.

Сейчас — первый и единственный раз.

— И не хотел тебя лишиться. Да, я мразь. Так с тобой поступал. И я болен. Тобой.

Эти слова должны что-то значить, но…

Ничего.

Да, они приятны. Доминик любит меня, хоть и по-особенному.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но я не готова терпеть это снова. Особенно когда у меня скоро появится малыш, который будет видеть всё, что происходит между родителями.

Поэтому прикрываю глаза, втягиваю больше воздуха, и говорю те слова, которые говорила не раз.