Танго Мотылька - Марина Серова

Но все-таки, куда мог подеваться Никита?

Первым делом я предположила, что он направился домой, чтобы еще раз связаться с Мотыльком. Но домашний телефон не ответил. Либо он еще не дошел, либо уже ушел оттуда.

Как бы то ни было, паника сейчас поможет меньше всего. Куда мог деться этот глупый, норовистый Аполлон?

Звонок, раздавшийся в полной тишине, на миг оглушил меня настолько, что я не сразу поняла, что звонят в дверь. Через несколько долгих секунд, когда я смогла собраться с мыслями и сообразить, в какую сторону идти, я пошла открывать. На пороге стоял тот самый Аполлон, которого я поносила всего минуту назад. Вид у него был потрепанный, но вполне приемлемый. То есть его не убили, не покалечили и даже, если присмотреться, вообще не тронули. Синяков не прибавилось, да и те, что были, потускнели.

– Татьяна Александровна! – радостно воскликнул он после того, как терпеливо позволил мне всего себя оглядеть.

– Никита Максимович, ваше поведение недопустимо! Я не могу вести дело, не имея представления о том, нужно ли еще кому-то его раскрытие.

– Татьяна Александровна!! – Никита протиснулся мимо меня в прихожую и начал раздеваться. – Кофе угостите? – его довольная физиономия исчезла в горловине свитера.

Я с досады чуть не сплюнула. Конечно, я его угощу кофе. Слава богу, не умею печь, а то, наверно, булочки бросилась бы стряпать. Хмуро смерив его взглядом, я с тяжелым вздохом пошлепала на кухню. Судя по шуму, что раздавался позади меня, Никита двигался следом. Неужели этот мужчина не может производить меньше переполоха?

– Вот! – кинув белый конверт на стол, Никита уселся на табурет и уставился на меня. – Руками не трогал.

Я глянула на его руки, по-прежнему обтянутые черной кожей перчаток.

– Посмотрите? – в его глазах зажегся нетерпеливый огонек, наверно, ему многого стоило принести конверт сюда, не распечатав.

Я оглядела кухню, пытаясь вспомнить, где у меня лежат резиновые перчатки.

– Возьмите мои, – Никита протянул мне свои перчатки, которые успел стянуть, пока я думала.

Через мгновение я уже доставала из конверта сложенный вчетверо лист, стараясь не торопиться. Никита стоял у меня за спиной, стараясь заглянуть через плечо.

– Верни сокровище, – прочитала я вслух. – Какое?

– Если бы я знал. – Никита тяжело вздохнул. – Похоже, мой грабитель искал что-то определенное. Я все проверил еще раз. Ничего не пропало, даже мусор на месте.

И грабитель Людмилы тоже искал что-то очень даже определенное.

Никита плюхнулся на табурет и скрестил руки на груди. По мнению психологов, это защитный жест. Никита Максимович пытается от меня отгородиться. Ждет взбучки?

Правильно делает. И что ждет, и что отгораживается. Татьяна Иванова в гневе – это страшное зло. Страшнее, пожалуй, только злая и голодная Татьяна Иванова.

– Где вы это взяли? – стянув перчатки, я бросила их ему на колени, а сама повернулась к плите и взялась за приготовление кофе.

– В двери торчал. – В его голосе прозвучали нотки досады. – Взял и пошел к вам.

– Какого черта вас не было в больнице?

– Я не мог там находиться. Вы не представляете себе… – начал бормотать он.

– Вы не представляете, с кем связались и чем все это может грозить! – сердито воскликнула я. – Если я права, то одного человека уже убили и двух чуть не убили, включая вас!!!

– Я должен был еще раз ей написать! Понятно? – в таком же тоне возразил он.

– Вы не должны так исчезать, я должна знать, как с вами связаться!!! Черт, вам мало того, что успели огрести?

– Моя безопасность – моя забота. Ваша работа – найти девушку!!!

– Я… – я прямо задохнулась от возмущения, во нахал!

– Давайте на «ты» перейдем, Татьяна Александровна? – Никита поднялся с табурета и вдруг оказался совсем рядом. Я скорее почувствовала, чем поняла, что его рука выключила газ, скользнув за меня.

– Нет, Никита Максимович, на «ты» мы переходить не будем, этот вопрос уже обсуждался, – выдавила я из себя, изо всех сил стараясь не поддаться на его провоцирующий голос. Но слишком давно он не давал мне покоя.

– Ну, ладно, – хохотнул он, – неудобно просто.

В чем неудобство, спросить я не успела. Через долю секунды я оказалась вскинутой на плечо, как прозаический мешок картошки.

– Что?!.

Никита Максимович, тихонько посмеиваясь, направился прочь из кухни. Я могла только наблюдать, как перед глазами проплывает мой красивый новый линолеум. В коридоре неугомонный мужчина остановился, по-видимому, решая, куда идти дальше. Я ждала его решения с замиранием сердца. Может, какая-то дурочка и могла не догадаться о нескромных намерениях Никиты, но уж я-то девочка взрослая. И меня, честно говоря, эти нескромные намерения повергали в нетерпеливый душевный трепет. И уже давно, если быть честной до конца.

Я уже открыла рот, чтобы сообщить ему, что спальни нет, но он уже и сам пришел к этому выводу. Сделав несколько широких шагов, мой, думаю, теперь я вполне могу его так называть, мужчина остановился у новомодного дивана, справленного мною на последний гонорар.

Оглядевшись, он немного подумал, потом хихикнул.

И я с высоты его роста полетела на диван.

Несколько мгновений я приходила в себя.

– Это… – я шумно вздохнула, убирая с лица выбившиеся из хвоста волосы. – Не поэтично!!

– Какая поэзия, Татьяна Александровна, – Никита поставив одно колено на диван, наклонился ко мне и поцеловал. – Я предпочитаю чувственную прозу…

Если бы у меня и могла вдруг возникнуть в голове шальная мысль о сопротивлении, то она исчезла бы в тот момент, когда его губы коснулись моих. Но это в том случае, если бы она могла возникнуть. Учитывая, как бесконечно долго я ждала этого момента, у меня не возникло никакой другой мысли, кроме той, что на нем слишком много одежды. С превеликим удовольствием я отдалась на милость условного победителя. Почему условного? Об этом можно подумать завтра, если вспомню… когда его руки прошлись вдоль моего тела, мои мысли вообще улетучились из головы, не оставив ни адреса, ни времени возможного возвращения.

– Доброе утро, Татьяна Александровна! – бодрый мужской голос разрезал тишину и проник в мое сонное сознание. Я осторожно открыла глаза. Собственно, я просто отвыкла от таких звуков по утрам. Если быть точной, от любых звуков, отличающихся от свирели моего будильника.

Я резко села на постели и огляделась.

– Я говорил, что это неудобно, – хохотнул Никита, стягивая с меня одеяло. Перед глазами пронеслась прошедшая ночь. Я покраснела. Не скажу, что делаю это часто, но сейчас мне вздумалось поступить именно так.

Стянув одеяло, Никита опрокинул меня навзничь, и я смогла удостовериться, что мне не приснилась, по крайней мере, часть ночи. О, да, его губы были просто божественны. И страсть, как и предсказывали, была пылкой. Если быть честной, то не просто пылкой, а взрывоопасной.

– Черт, завтрак, – Никита резко поднялся, потянув меня за собой.

Я недовольно что-то пробурчала. Моим низменным инстинктам заминка явно не понравилась. Странное дело гормоны, им все равно, что я проспала и что у меня сегодня много работы. Зато им не все равно, что я нахожусь рядом с оч-чень красивым мужчиной.

В следующий миг этот невообразимый мужчина завернул меня в одеяло, словно куклу, и подхватил на руки.

Ну, хоть не на плече, подумалось мне, и я одобрительно хмыкнула. Хотя, подстегнутое воспоминаниями о прошедшей ночи воображение протестовало против всего, что не подразумевало продолжения сказочной страсти. И не только воображение.

Дотащив меня до кухни, галантный кавалер усадил меня за стол, а сам принялся хлопотать у плиты. Чувствуя себя, как бабочка в коконе, я наблюдала за тем, как на столе появляется завтрак чемпиона, состоящий из очень аппетитной каши, оладий, кофе, апельсинового сока и еще многого прочего.

Я и не знала, что у меня все это есть.

– Ну, а теперь, Татьяна Александровна, мы можем поругаться, как взрослые, разумные особи. – Никита со смешком уселся рядом и принялся за свою кашу, сдобренную мюслями, маслом и свежей малиной (!).

– А… – смогла произнести я, наблюдая как он уминает за обе щеки. Собственно, меня больше интересовало, как двигаются его губы. – Да.

Ну вот, доигралась. Если раньше мои мозги превращались в яичницу рядом с ним, то теперь они вообще отказываются признавать, что они у меня есть. Или в том, что они были, но стали яичницей под воздействием взрыва гормонов.

Я тяжело вздохнула. Ужасно противно быть безмозглой, помешанной на сексе барби.

Мозги были той единственной отличительной чертой, которая позволяла мне не быть этой куклой с красивой фигурой. Теперь придется все бросить и податься в модели…

Я еще горше вздохнула.

Никита усмехнулся и, потянув за угол одеяла, помог мне высвободить руки. Собрав сползающее одеяние на груди, я насупилась.

Как дети малые, честное слово.

Каким образом я должна ругаться, если я рот боюсь открыть, чтоб слюна на стол не закапала? И по какому поводу мы ругаться собирались? Боже мой, я уже и не помню, когда я видела перед собой такой завтрак.