Затея - Александр Зиновьев

Жаль, что ты покидаешь нас, сказал Гэпэ. Ты мог бы быть очень полезен нам. Организация претендует принести пользу и облагодетельствовать человечество, говорит Основатель, извлекая пользу в конечном счете лишь для себя самой. Единство не стремится приносить пользу человечеству, но лишь оно хранит огонь человеческого бытия. Организации что-то делали для людей лишь постольку, поскольку на первых порах содержали в себе элемент единства. Но учти, организации имеют один крупный недостаток: чтобы существовать нормально, они должны обнаружить себя для окружающих и пройти проверку по социальным критериям объективности. Без этого они вырождаются в коллективную шизофрению. Ну, прощай! После этого стакана я, пожалуй, перестану тебя узнавать.

Основатель оставил нас, сказал Гэпэ. Но это к лучшему. Он вносил в наше движение разъедающий элемент непристойности и шутовства. Мы же должны отнестись к делу со всей серьезностью. И первое, на что мы должны обратить внимание, — это организация. При наличии хорошей организации мы можем сделать много даже при отсутствии значительных идей. Тогда как даже гениальные идеи суть ничто при отсутствии хорошей организации. Идей у нас достаточно. Основатель отрекся от них, и теперь они наши. Не имеет значения, кто высказал те или иные идеи. Важно, кто их подхватил, сохранил и развил далее. Я хочу сформулировать наши основные организационные принципы, которым мы будем следовать впредь неукоснительно. Прежде всего, следует различать две формы объединения — единства (братства) и организации. Они принципиально различны, а временами противоположны. В случае единства…

Речь Гэпэ была записана на магнитофон, затем перепечатана на машинке во многих экземплярах и роздана всем участникам семинара. Это был первый исторический документ в многотомном архиве движения методологов, которому суждено было через двадцать лет украсить собою многие московские помойки. Движение методологов было настолько хорошо организовано, настолько широко разветвлено, настолько глубоко проникло в бесчисленные учреждения, настолько… настолько… что ОГБ даже не заметили его существования, а если и заметили, не обратили на него должного внимания, а если и обратили, то не сочли нужным преследовать его участников.

— Далеко ли собрался?

— В командировку.

— Куда?

— В будущее.

— Шутишь, как всегда?

— Нет, на сей раз серьезно. В город, который занял первое место в соревновании за звание «Города образцового коммунистического быта».

— Ясно. А цель командировки?

— Лично у меня никакой цели нет. Цель, надо думать, имеют ОГБ. На всякий случай на время предстоящего съезда партии они кого сажают в психушку, кого высылают из столицы «законно», кого отправляют в командировку или на отдых. Я попал в число «командированных».

— Ну, не беда. Отдохнешь на самом деле, повеселишься.

— Само собой разумеется, если они не задумали какую-нибудь гадость посерьезнее.

— Странно все-таки, почему ты остался в стороне от диссидентства. Ведь ты начал поносить наше общество и коммунизм, вообще еще когда одни нынешние диссиденты были верными сталинистами, другие — примерными комсомольцами, третьи еще не родились или ходили под стол пешком. Мы все время ждали, что вот-вот где-то мелькнет твое имя. В составе какого-нибудь комитета, в заявлении, в письмах протеста, в связи с разоблачением нашей «карательной медицины».

— Именно потому я и остался в стороне, что роль была сыграна еще до того, как появилось нынешнее (и, пожалуй, уже минувшее) диссидентство. Только о таких, как я, стараются умалчивать. Всем ведь хочется считаться главными и первыми.

— И все-таки ты же мог потом принимать активное участие в движении.

— А я принимал. Я и сейчас принимаю. И буду принимать. Только я это делаю реально, в недрах общества, в тени, не вылезая на вид. Нужно же кому-то кривляться на сцене, а кому-то безвестному и незаметному готовить и обслуживать это представление.

— Ты хочешь сказать, что ты…

— Я хочу сказать совсем о другом. Обрати внимание, у нас почти все так или иначе тоскуют о прошлом. Народ ворчит: при Сталине цены постоянно снижали, а теперь они постоянно растут. Руководители шипят: при Сталине порядок был, а теперь распустились. Молодежь вздыхает: тогда идеалы были, а теперь — нет. И поет с умилением о том, что ей хотелось бы подохнуть на той, на Гражданской войне, и чтобы комиссары и т. п. Целый косяк передовой интеллигенции с апломбом твердит, что надо было остановиться на Феврале. А есть правдоборцы, которые считают, что и Февраля не надо было. А сколько у нас борцов за прогресс, которые тоскуют по подлинному Марксу, подлинному Ленину, подлинному социализму. Даже неглупые люди полагают, что социализм у нас построен неправильно, что надо вернуться… А ты на себя посмотри! Ты же тоже живешь образцами прошлого. Пример Ленина, Троцкого, Сталина тоже маячит перед твоими глазами. Тебе тоже хочется вести за собой, указывать пути…

— А как же иначе? Есть общие законы и формы социальных движений…

— И есть естественный процесс жизни, отметающий одни надуманные формы и порождающий другие, которые умники и теоретики зачастую не признают в качестве таких «форм». Какие? В наших условиях это — все то, что делает людей так или иначе свободными от официального строя жизни и официальной идеологии. Ты знаешь, сколько сейчас мужчин и женщин уклоняется от создания семей, сколько молодых людей ведет свободный образ жизни с точки зрения сексуальных отношений, сколько людей увлекается религиозными и около-религиозными идеями, сколько людей жаждет покинуть эту страну?! Я приветствую явления такого рода. И сам вношу в этот естественный жизненный процесс свою лепту. Мы подвергаем осмеянию все официальные святыни этого общества и создаем новое братство людей, основанное просто на взаимном понимании, сочувствии, сострадании. Нас много. И будут миллионы. И это мы определим дальнейший ход истории. Просто фактом своего существования и сознанием того, что мы есть и чувствуем друг в друге собрата. Мы о прошлом не тоскуем и не ищем в нем для себя образцов. Мы тоскуем о будущем, ибо мы несем его в себе. Нас невозможно задавить, ибо мы рождаемся независимо друг от друга. Мы лишь узнаем друг друга. Постулаты пашей общности просты и общедоступны. Каждый может открыть их со временем сам.

Странички эти вы, допустим, пролистали.И вывод сделали: мы пили лишь да о питье болтали.И вам ясна тому бесспорная причина:Нас извела, как пели встарь, тоска-кручина.И следствия ясны вне всякого сомненья:Впустую отпило и отболтало поколенье.Не спорю, было. Мы запоем пили.Здоровье гробили. Таланты зря губили.Вздыхали, видя мрачность перспективыИ невозможность сущему иной альтернативы.И все же дела суть была совсем не в этом.Мы тем путем влеклись к божественному Свету.Нам были наши пьяные бессмысленные бредниЧто праведнику чистые причастья и обедни.Нам в души мутные пропойцы лишь вникали.И их грехи мы сами щедро отпускали.Вам всем казалось, что мы просто в стельку пьяны.Мы ж Небо зрили через дно граненого стакана.Трубой архангела гремела нам бутылкаИ просветляла нас от пяток до затылка.Жаль, не поймете вы: в конце концовИсповедали этим мы религию отцов.

Часть вторая

В ЗАДНИЦЕ РОССИИ

Почти все города Страны называются по имени ныне (и такое впечатление, что отныне и навеки) здравствующего Вождя. Вождянск, Вождеград, Воджегорск, Вождейск, Вождяйск, Вождюйск, Вождятка, Вождица, Вождеасы, Вождеясы, Вождекызылоглы, Вождеата, Вождерадзе, Вождешвили, Вождекурулхурарлы… Каких только городов нет в Стране! Есть даже Вожделенск, Вождесенск, Всевождьдвиженск… Есть даже Вождегадан и Вожделыма. Сколько в Стране разных городов!!

Когда сотрудника столичного учреждения посылают в командировку в один из бесчисленных Вождеградов, Вождегорсков и т. п., он сам и посылающие его инстанции никогда заранее не знают, в каком именно из них он окажется на самом деле. Да это и знать совсем ни к чему. Зачем зря разводить бюрократическую волокиту и заси… — прошу прощения — забивать мозги всякими пустяками?! Они и без того забиты до такой степени, что еще одному пустяку там уж поместиться совсем негде. А сотруднику еще предстоит сдать зачет в Вечернем Университете Марксизма-Ленинизма по последней (но далеко не последней) речи Вождя. К тому же в любом Вождянске, Вождяйске и т. п. есть такое учреждение, в которое посылается столичный сотрудник, а в том учреждении есть такая наболевшая проблема, решать которую посылается сотрудник, или такое же средство решения столичной проблемы, за которым посылается все тот же или любой иной сотрудник. И вообще, совсем не играет роли, этот ли сотрудник посылается, да и посылается ли он вообще.