Морпехи - Натаниэль Фик

Жизнь на борту военного корабля, особенно такого, которому около сорока лет, похожа на жизнь в муравейнике: постоянные передвижения и шум. Корабль то и дело качался и поворачивал, еда падала со столов, люди, в свою очередь, падали с коек. Когда корабль плыл, то был слышен скрежет и скрип стали. Мотор ревел, котлы шипели, корпус корабля рассекал океан. На случай затопления металлические ворота шлюза должны были оставаться закрытыми, поэтому днем и ночью закрытие и блокировка ворот сопровождались скрежетом. Свистки, гудки и звон колоколов оповещали о мероприятиях дня: подъем, завтрак, обед, ужин, учения и отбой. Переговорное устройство корабля и постоянно жужжащие телефоны сливались в единую какофонию. Новоприбывшие быстро понимали, что лучше носить затычки для ушей.

«Дубьюк» был спроектирован как флагманский корабль флота, что означало наличие второго трапа для адмирала и дополнительные спальные места для офицеров. Так как фактическим флагманским кораблем нашей маленькой флотилии был «Пелелиу», «Дубьюк» вез на своем борту меньше офицеров, чем мог бы принять. Поэтому каюта на четыре человека была в моем полном распоряжении. За эту роскошь я платил — у места моего обитания появилось второе назначение: вещевой склад для всех и каждого. Одного взгляда на мою каюту было достаточно для раскрытия намерений морских пехотинцев с судна «Дубьюк»: три доски для серфинга, четыре сумки с клюшками для гольфа, четыре гитары и куча шорт-гаваек. Мы все еще жили в мирном времени.

Каждое плавание по западной части Тихого океана начиналось с испытательного срока — пятидневной парилки на пути на Гавайи. Это время давалось для адаптации к жизни на море, до начала основных учений. Я хорошо справлялся со своими ежедневными обязанностями, вставал в пять тридцать, чтобы оказаться на взлетно-посадочной полосе палубы прежде, чем станет невыносимо жарко. Затем принимал прохладный, солоноватый душ, ел завтрак в офицерской столовой, которая на кораблях называется кают-компанией. Я выделил утро для работы: планирование учений, чистка оружия, а также перелопачивание документов. Больше всего мне нравилось читать лекции своим морским пехотинцам. Я использовал свои инструкции с КПО, чтобы не забывать тактику, а чтобы рассказать о знаменитых сражениях, вернулся к лекциям в колледже. Патрик делал то же самое, но ему было труднее: он учился на экономическом. Кабинеты, закрепленные за нашей ротой, зачастую были переполнены морскими пехотинцами, изучающими эффективный рынок и способность быстро применяться к обстановке или оправляться от удара.

Учения были лимитированы ограниченной территорией, но у нас проводились состязания по скоростной сборке и разборке оружия с завязанными глазами, стрельба с кормы корабля в цели, прикрепленные к вспомогательным помещениям на палубе, а также спуск по канатам с лифтовых шахт на колодезную палубу. Обед был временем максимальной активности, после чего наступало время для короткого послеобеденного сна, чтения, поднятия гирь в маленьком тренажерном зале, расположенном на носу судна. Старая морская пословица гласила: «Спи, пока не проголодаешься, затем ешь, пока не устанешь, и повторяй это шесть месяцев подряд».

Больше всего мне нравилось начало вечера. После спортзала я обычно взбирался на самую высокую палубу, чуть ниже стойки для радиоантенн. Там, на резиновом коврике, Руди Рэйс проводил свои занятия по физической подготовке: растяжка, пресс, дыхание, еще растяжка. Руди был сержантом разведывательного взвода Экспедиционного отряда МП. Разведка — это силы специального назначения, подготовленные для сбора информации за вражеской линией. Но манера Руди держаться в этом мире была настолько невоенной, что его взвод называл его «дружбаном». Даже подполковник перестал называть его сержантом Рэйсом. Он был для него Руди. Короче, поднимаясь к Руди, я просто лежал на спине и смотрел, как небо становится розовым; на качающемся корабле казалось, что и облака качаются.

В утро, когда мы приплыли в Пёрл-Харбор, я встал рано и наблюдал за приближением к Оаху. Я хотел увидеть легендарный порт с палубы военного корабля. Когда солнце начало освещать небо, мы обогнули Дайамонд-Хэд и поплыли на запад, вдоль входа в гавань Вайкики.

Ковер из идеальных цветочных клумб и газонов, высокие качающиеся пальмы располагались сбоку от пышной береговой линии авиабазы Хикам. Настоящие учения начнутся после пяти дней практического безделья в море. Я стоял у перил, смотрел на судовую команду, работающую на мосту внизу. К тому времени как «Дубьюк» повернул к острову Форд, стало уже совсем светло. Вчера вечером, в ежедневном докладе оперативного отделения, говорилось об оповещении начала поворота при помощи одного длинного свистка — для предупреждения столкновения с другими судами, находящимися в непосредственной близости.

— Черт возьми, нет! — мгновенно выразил свое недовольство дерзкий офицер. — Адмирал и начальник штаба живут прямо на морской косе. Мудрому капитану, — слова сопровождались сверлением глазами старшего офицера, — лучше бы заранее предупредить о прибытии по рации, тогда канал точно будет свободен.

Обогнув косу и дома спящих адмирала и начальника штаба, «Дубьюк» не стал оповещать свистком о своем прибытии. Повернув, мы увидели мемориал корабля ВМФ США «Аризона». Над ним развевался американский флаг. Мемориал напоминал о внезапной атаке Японии и увековечивал память погибших американских солдат.

Туристы фотографировали не только «Аризону», но и наш корабль. Матросы опустили мостки. Патрик пошутил:

— А что они подумают, если мы пойдем на парковку и начнем фотографировать их машины?

Даже если мы наденем футболки и сандалии и смешаемся с толпой, я все равно не смогу почувствовать себя частью этой толпы.

— Ты чувствуешь изменения в своей личности? — спросил я Патрика.

— Мы другие. Они вернутся в свой отель на Вайкики, а мы еще на шесть месяцев застрянем в этой большой серой коробке. — Патрик затих и окинул взглядом Пёрл-Харбор. — Но мы другие в хорошем смысле этого слова. Особенно здесь.

На следующий день мы отправились в двухнедельное плавание к северному побережью Австралии, местом назначения был город Дарвин. Жизнь опять превратилась в легкую ежедневную рутину на борту корабля: учения, тренировки и чтение. Вечера я проводил с книгой на палубе. Я читал Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие». «Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе, — писал он. — Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых и самых нежных и самых храбрых без разбора. И если ты ни то, ни другое, ни третье — можешь быть уверен, он убьет и тебя, но не очень быстро».

Мы двигались на юго-запад со скоростью в пятнадцать узлов, то есть совсем никуда не торопились.

В пятницу, в шесть часов, по прошествии двух недель и на расстоянии шести тысяч миль от Кэмп-Пендельтона, мы находились к югу от Гвадалканала. Несколько дней я готовился к лекции о первой великой битве морских пехотинцев во Второй мировой войне. Когда я собрал взвод на верхней палубе, над нашими головами светило красноватое солнце. Зеленые горы Гвадалканала брали начало у берегов, а их вершины были скрыты под кольцами облаков.

В конце лета и осенью 1942 года вся Первая дивизия МП, включая 1/1, вела с японцами бой за контроль над Гвадалканалом. Я заметил, во время моего рассказа морские пехотинцы смотрели на остров, вероятно представляя себе картину боя.

ВМФ, и это печально известно, был вынужден высадить морских пехотинцев на берег после того, как четыре наших корабля были потоплены. Продовольствие и боеприпасы поставлялись нерегулярно, но тем не менее морские пехотинцы освободили остров от японского вторжения, это стоило нам жизней тысячи людей, и в четыре раза больше этой цифры было раненых.

В тот вечер мой взвод еще долго стоял на палубе, облокотившись о перила, и смотрел на исчезающий за линией горизонта остров Гвадалканал.

Через неделю мы пришвартовались на два дня в Дарвине. Нас ждали учения в непривычном климате австралийского континента. Половина взвода присоединилась к роте для отработки боевой стрельбы. Мы, минометная секция, то есть я, Джим и его команда, отправились в глубь острова, на опустошенную тренировочную зону. Мы ехали три часа, планируя заняться там минометной стрельбой, артиллерийской подготовкой и бомбардировкой. Мы вернулись за полночь и были приятно удивлены, обнаружив оперативный центр батальона полностью оснащенным электричеством, водой, палатками и душевыми кабинами.

Но все же перед сном нам стало как-то не по себе. Дело в том, что хирург батальона предостерег нас, рассказывая о возможной опасности: Австралия — это родной дом девяти из десяти известных змей, обладающих смертоносным ядом, включая шипохвоста австралийского и тайпана. При самом плохом раскладе мы будем, как это говорится, совершенно ухайдоканными. Нас проинформировали о том, что даже малые кенгуру, называющиеся кенгуру-валлаби, могут ухватить человека своими маленькими лапами и попытаться ударить его в голову своими сильными ногами. Морские пехотинцы вокруг нас спали, а мы с Джимом, стоя около военных «Хаммеров», предпочли сну беседу.