Украденная семья - Мила Дали

Глава 9.

— А вы, дамочка, кто такая?

Хмуро высовывается мужчина, не дождавшись объяснений, хлопает дверцей и медленно шагает ко мне.

Действительно. Что я могу ответить? Ведь Адам приказал сидеть в машине, однако я решила соригинальничать — не в ущерб Лютольфу, естественно.

Сердце падает в пятки, коленки дрожат, хватаюсь за низ живота и колыхаюсь, словно бумажный кораблик, который пустили по бурной реке с названием «импровизация». У Адама десятки поддельных паспортов, и я понятия не имею, какой именно он предоставил сотруднику службы. Если на имя Вадика, то откуда у простого водителя взялся навороченный джип?

— Девушка?

Господи ты боже мой. Мне и притворяться не нужно, чтобы пыхтеть и покрываться потом. Стреляю глазами то на полицейского, то на Лютольфа с каменной миной.

— О-о-ой! Кажется, у ребенка головка показалась! — визжу, что есть сил и шире расставляю ноги. — А-а-а-а! Все, не могу! Еще чуть-чуть и выскочит!

Истошно, звонко исполняю страдания и вгоняю уважаемого блюстителя в багровую краску. Хорошо, что он инспектор и в медицине, тем более столь тонкой и интимной, ни бум-бум. Это вам не шину после аварии наложить, тут новый человек на свет появляется.

Стращаю, подкрепляя свое положение просьбой принять малыша в полицейской машине, если прямо сейчас они не отпустят нас в роддом. Мне удается выжать настоящие слезы от испуга быть разоблаченной, но полицейский думает, что от боли.

Через лобовое стекло замечаю, как Адам округляет глаза, и я, вскрикнув, пялюсь тоже, мол, давай уже спасай положение. Не свою шкуру здесь прикрываю.

Адам вылетает из патрульной тачки, с матом разъяренно марширует ко мне.

— Успокойся, любимая, дыши… — так нежно, заботливо говорит, что на секунду я и сама поверила. Он оборачивается к полицейским и тон тут же меняется на агрессивный: — Чего уставились?! Моей жене плохо!

— Понял, гражданин Синицын. Вы свободны.

Уф… вроде отпустили, но я все равно кричу на всякий случай, ощущая дикое першение и боль в горле. Кажется, надорвала связки, но это ничего.

Лютольф усаживается за руль, проворачивает ключ и недовольно цыкает. Сотрудник в погонах тихо стучит по окну. Адам вновь опускает стекло.

— Там впереди затор, мы сопроводим вас, чтобы с девушкой и младенцем ничего не случилось.

— Благодарю, — натужно отвечает.

Наконец, трогаемся, а на хвосте мигает ослепительным синим светом патрульное авто. Как конвой двигается за нами, по рации предупреждая встречки и попутки уступить дорогу. К месту сказать, я горда государственными органами, что без лишних выяснений вошли в положение мучившейся от незапланированных схваток женщины. Пусть и фиктивных.

Однако на тайных затворках, скрытых тонировкой от глаз сотрудников, а именно в нашем авто, атмосфера не такая безоблачная. Лютольф нервничает, покусывая губы, зыркает на меня, словно зверь.

— Первое правило инструктажа — никакой самодеятельности.

— Что?! Я ведь тебя спасала!

Неблагодарный. Возмущенно фыркаю, потому что хотела как лучше. Искренне, но сейчас начинаю жалеть. Ни «молодец», ни «спасибо» не услышала, поэтому досадно вытягиваю из-под куртки плед.

— Нет, верни как было. Нам придется заехать в клинику. Дождемся во дворе, пока они отвяжутся, и вернемся домой.

Я заложница обстоятельств и, конечно же, подчиняюсь. Теперь со мной Адам, и он обязательно придумает, как нам выйти сухими из воды.

На телефоне последней модели он включает навигатор и набирает адрес ближайшего роддома. Под чутким надзором сотрудников полиции мы прибываем к зданию быстро. Как говорил Лютольф, тормозим у бело-красного шлагбаума, вот только полицейские не спешат уезжать.

Растерянно моргая, вижу светлое многоэтажное здание за кованым забором, красивый двор с лавочками, а подле нас будка охраны. Через пару секунд шлагбаум вспыхивает алым и поднимается, давая возможность двинуться вперед. Адам плавно жмет на педаль газа, а я с надеждой оборачиваюсь, но патруль все еще нас отслеживает.

— Адам… они не отстанут?

— Должны уехать, — поглядывает в зеркало заднего вида.

Мы рулим вбок, ближе к левому крылу больницы, и паркуем авто между карет скорой помощи.

— Ёлки-палки…

— Почему ругаешься, Юль?

— Смотри, один в больницу пошел…

Совсем скоро дверь в медицинское учреждение резко открывается, и оттуда бежит толстопузый инспектор. Красный, с бешеными глазищами, а за ним медбратья с каталкой. Я впиваюсь руками в живот, таращусь на Адама.

— Кричи, Юль…

— Рожа-аю!

Другой сотрудник дорожной инспекции — худющий и длинный, как каланча — распахивает мою дверцу. Я с трагичным воплем корячусь наружу и молюсь, чтобы медбратья не заметили фальшивки. Мне повезло, что осень. Поздняя. Задумай такое летом в сарафане, ничего бы не получилось. Мне помогают улечься на каталку.

Складываю ручки так, чтобы прикрыть края куртки. Лютольф как любящий муж почти мгновенно оказывается рядом, будто утешая меня, на самом деле тоже маскирует собой внеплановый живот. Только сейчас вижу, что Адам надел кожаные перчатки, стало быть, знает, что нельзя оставлять следов.

— А вас, гражданин Синицын, я попрошу остаться. Мы не закончили опознание. Верните документы, — строго заявляет худой сотрудник.

Его коллега так расчувствовался, что не может соображать здраво, и это мне на руку.

— Нетушки! — цепляюсь за Адама мертвой хваткой. — Он со мной в родильный зал пойдет! И слышать ничего не желаю! О-о-ой, сейчас точно началось!

Капризничаю умело, не отпускаю Лютольфа. Медперсонал уговаривает инспекторов уступить и вернуться к службе.

В стенах клиники меня на всех парах катят к лифтам. Куртка Адама выскальзывает из моей ладони, и я теряю контроль над мужчиной. Меня помещают в тесную кабинку, верчусь, и когда створки захлопываются, Лютольф остается снаружи.

Уже не так смело продолжаю изображать схватки. Мы поднимаемся на третий этаж. Меня увозят в самый конец коридора в палату. Чихаю от запаха антисептика, щурюсь при ярком свете и вижу койку, а на ней девушку, которая реально ждет ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍