Восход Ганимеда - Андрей Ливадный

Неизвестно, сколько времени простоял он так в глубокой отчаянной задумчивости перед захлопнувшимися дверями межуровневого лифта.

«Ты сам хотел этого»…

Дверь, ведущая в лабораторию «искусственных организмов», тяжело подалась в сторону, глухим звуком как бы обозначив свой внушительный вес, как только Колвин провел магнитным ключом врученной ему карточки по прорези сканера.

В первый момент он даже не понял, что попал в то же самое помещение, где работал много лет назад. Все изменилось до неузнаваемости, — ведь последний раз он спускался в бункер незадолго до визита Барташова, и на памяти Антона Петровича все здесь оставалось сонным, унылым и заброшенным.

Сейчас тут кипела жизнь.

Нет, не кипела — двигалась.

За свою бытность в военном ведомстве Колвин по идее должен был разучиться удивляться, но сейчас он лишний раз убедился в справедливости высказывания о том, что Россия — это страна непознанных возможностей и невостребованных гениев.

В первый момент его охватила обыкновенная трепетная гордость. «Уж не маразм ли?..» — с горечью подумал он, чувствуя, как просыпаются давно позабытые чувства.

Как бы ни обветшало за эти трудные, кризисные годы государство, но в системе еще оставались резервы, и он видел перед собой результат их реализации.

Круглый ярко освещенный зал лаборатории наполняла механическая жизнь. Здесь цвели технологии даже не двадцать первого века — многие образцы, из тех, что бросались в глаза прямо от входа, Колвин попросту не видел, хотя закончил заниматься данной проблемой не так давно.

То, что демонстрировал ему по видео Барташов, казалось сейчас блеклой тенью, грубой поделкой по сравнению с хищными, сияющими хромом или же, наоборот, серо отсвечивающими камуфлированными пятнами эндоостовами различных машин, каждая из которых была заключена в просторный цилиндр из пуленепробиваемого стекла и постоянно, не останавливаясь ни на секунду, двигалась, совершая наборы различных движений, в основном имитирующие ходьбу или бег…

В первую секунду ощущение казалось шокирующим и отнюдь не приятным… Словно попал в мир фантомов, созданных посредством компьютерной графики, но фантомов реальных до жути, до непроизвольной дрожи вдоль позвоночника, стоило лишь раз коснуться взглядом этих эстетичных, полных скрытой силы скелетообразных форм, которые двигались очень быстро, но в то же время плавно, решительно…

Взгляду и мозгу требовалось какое-то время, чтобы очнуться, сбросить странный, примораживающий к месту транс, чтобы понять — фантомами тут не пахнет, под конечностями сервоприводных машин скользили настоящие беговые дорожки, по которым те бежали, ровно, ритмично, в то же время оставаясь на месте. Сзади к каждому прозрачному боксу тянулись десятки, если не сотни кабелей, которые проходили через специальные, оставленные для них отверстия в бронестекле и одним своим концом соединялись с работающими «на износ» машинами. Другим концом они оказывались подключены к многочисленным тестерам испытательных стендов.

Ровно сияли шеренги контрольных мониторов, пространство лаборатории наполняли непривычные, чуждые человеческому уху звуки — то был приглушенный бронестеклом шелест, равномерное повизгивание, ритмичное клацанье…

У Колвина все же перехватило дыхание. На секунду ему представилось, что эти существа, столь похожие на выходцев из самых кошмарных видений сервоинженеров, действительно наделены понятием «жизнь» — столь естественно и одновременно угрожающе выглядели их движения… Казалось, еще немного, и какой-нибудь механизм вдруг сорвется с толстой привязи компьютерных кабелей, проломит прозрачную защиту и ринется прямо на него, окруженный сверкающим облаком осколков бронестекла.

— Вы, надо полагать, мой новый начальник?

Вопрос застиг Антона Петровича врасплох. Вздрогнув и мысленно проклиная свои совершенно распоясавшиеся нервы, он обернулся.

Человек, которого он увидел, только что вошел через ту же дверь, что и Кол вин, и теперь подслеповато щурился, попав под яркий свет ламп, которые освещали стеклянные боксы направленными лучами. Его вытянутое лицо с длинным носом, узкие, сощуренные глаза и играющая на тонких губах улыбка делали его похожим на непомерно разросшуюся крысу. Спецкомбинезон серого, мышиного цвета только усиливал это сходство, доводя ощущения до состояния абсурда, когда хочется верить первому впечатлению, а не истинному положению вещей.

— Моя фамилия Колышев. — Он протянул Колвину длинную сухую ладонь с тонкими музыкальными пальцами. — Вадим Колышев.

— Очень приятно. Колвин Антон Петрович.

— Любуетесь?

— Пока не знаю. Осматриваюсь.

— Угу… А полюбоваться здесь есть чем. — Колышев подошел к ближайшему боксу и вдруг любовно провел ладонью по толстому стеклу, как бы очерчивая контур заключенной за ним, бегущей в никуда сервомашины. — Мое дитя, — не без гордости произнес он. — Любимое. Когда-то я занимался бионикой. Теперь вот воплощаю матушку-природу в не свойственных ей материалах.

Заявление насчет бионики не было голословным, только сейчас, после этих слов Колвин понял, откуда в нем эта странная оторопь, что пробежала по телу крупными мурашками при беглом взгляде на бегущие силуэты… Это ведь оказалось разительно похоже на уменьшенные в десятки раз, ожившие экспонаты музея палеонтологии… Миниатюрные хромированные эндоскелеты некоторых особо типичных ящеров, с доработками, конечно…

— Значит, вы автор этих машин? — не удержался он.

— Ну, не всех, не всех, — честно признался Вадим. — Вот это, например, американский образец, — он указал на бокс, что содержал в себе вяло бегущий на одном месте стилизованный и напрочь лишенный ребер скелет, отдаленно похожий на человеческий. — Почти абсолютная машина… — с нотками завистливого сожаления признал он, щелкнув пальцами по стеклу. — Обратите внимание, это единственный образец, который не имеет внешнего энергопитания.

— Что, неужели самодостаточный механизм?

— Не совсем. Ресурс — около пятидесяти часов, но при этом совершенный болван… — с ехидной улыбкой ответил Колышев. — Хотя принцип, которого они придерживаются, верный, — с нескрываемым сожалением вздохнул он. — Тут использовано нечто отдаленно напоминающее вашу технологию, Антон Петрович. Внутри этих костей, — он показал на тускло отливающие серебром детали эндоостова, — внутри живые бактерии, которые, размножаясь, производят тепловую энергию. Сервомоторы находятся исключительно на электропитании, которое вырабатывается специальными элементами за счет разницы температур.

При этих словах Колвин почувствовал неприятный холодок. Это действительно было очень примитивным, частным случаем его разработки.

— Любопытно…

Он подошел ближе, вглядываясь в детали машины.

— Откуда он появился? — минуту спустя спросил Антон Петрович, имея в виду шагающий за стеклом силуэт.

— Не знаю, — пожал плечами Колышев. — Разведка сработала, наверное. Мне не докладывают.

— А там что? — Колвин, у которого постепенно проходил шок от увиденного, вновь начал мрачнеть. Ничто, даже эти машины, которые когда-то снились молодому и энергичному Антону Колвину, не могли надолго отвлечь его ни от жестокой реальности, ни от собственных, присущих сегодняшнему Колвину мыслей.

Проследив за взглядом своего нового начальника, Вадим тоже помрачнел.

— Там моя головная боль, — коротко ответил он и, быстрым, энергичным шагом пройдя через зал, распахнул дверь, которая в бытность Антона Петровича вела в хранилище реактивов и лаборантские комнаты.

Теперь и тут все выглядело иначе.

На стерильных стеллажах возвышались подсвеченные ультрафиолетом стеклянные баки, в которых либо плавали в струях физиологического раствора, либо просто лежали фрагменты различных частей тел, принадлежащих как человеку, так и различным животным.

У Антона Петровича в первый момент похолодело в груди.

Он, конечно, ожидал увидеть нечто подобное, но не так скоро и, конечно, не в таких масштабах…

Первым, что бросилось в глаза, была человеческая рука, к которой вели тонкие проводки от расположенного неподалеку компьютерного терминала.

Пальцы руки медленно сжимались и разжимались, хотя на плоти были невооруженным глазом видны признаки явного разложения.

— Отторжение тканей… — мрачно прокомментировал Колышев. — Внутри полный сервопривод руки, работающий на вашем принципе микромоторов. Все сделано в точности по описанной технологии — трубка вложенная, трехслойная, внутри охлаждающий состав, за ним слой термоэлектрических токоснимающих элементов, затем собственно сама поверхность искусственной кости, к которой прилегает живая ткань. Разница температур между внутренней и наружной частью около тридцати градусов. Сигнальный импульс к движению подается сенсорными датчиками, которые фиксируют напряжение мышцы, даже самое ничтожное, и передают команду серводвигателям. Весь комплекс работает изумительно — мы питаем клетки с помощью насильственного кровообращения и вырабатываемого за счет разницы температур тока вполне хватает для работы всех приводов конечности… — Он вдруг резко повернулся и в упор посмотрел на Колвина. — Только вы не находите, Антон Петрович, что вы в документации упустили нечто главное, основополагающее, без чего ваше открытие и вся технология может быть успешно списана в область фантастики?..