Как уничтожать террористов. Действия штурмовых групп - Максим Петров

И вот тут наступил отличный момент для штурма. Причем этот момент фактически был подготовлен умелыми действиями переговорщика. Заложники были освобождены. Возле трапа самолета еще оставался сотрудник «Альфы» Валерий Бочков, передававший деньги. Экипаж находился в кабине, террористы — в салоне. Сценарий дальнейших событий предельно ясен: Бочков бросает в салон гранату, «Альфа» идет на штурм. Однако за то долгое время, пока продолжались переговоры, удалось войти в контакт с властями Израиля, с которым тогда у Советского Союза не было дипломатических отношений. Израильтяне согласились принять самолет, а затем выдать преступников. Надобность в штурме отпала.

После приземления ИЛ-76 на военном аэродроме под Тель-Авивом банда Якшиянца была арестована и некоторое время спустя отправлена в Москву в сопровождении сотрудников «Альфы».

Несколько слов обязательно надо сказать о «стокгольмском синдроме», так как переговорщик сам может оказаться жертвой этого психологического феномена. Речь идет об особых отношениях, которые могут сложиться между заложниками и людьми их захватившими. У заложников появляется ощущение общей заинтересованности в благополучном разрешении конфликта, причем они как бы переходят на сторону своих тюремщиков.

Синдром обязан своим названием инциденту, имевшему место летом 1973 года в Стокгольме. Неудавшееся ограбление банка закончилось захватом заложников. Одна из женщин настолько прониклась интересами налетчика, что позже вышла за него замуж. При проявлении стокгольмского синдрома заложники могут активно защищать своих мучителей, предупреждать их о выдвижении штурмовой группы, вставать между преступниками и бойцами спецназа. Например, при штурме иранского посольства в Лондоне женщины-заложницы своими телами прикрыли от бойцов SAS самого молодого из террористов.

В случае длительного пребывания в роли заложников люди начинают враждебно относиться к властям, которые, как им кажется, мало делают для облечения их участи. Специалисты ФБР провели специальный анализ, который показал, что в процессе штурма заложники с большей готовностью выполняют приказы преступников, чем тех, кто их спасает.

У «стокгольмского синдрома» есть и позитивный момент: снижается степень опасности для заложников, так как у них складываются определенные отношения с преступниками, повышающие шансы на выживание. Переговорщик должен четко отслеживать факты, говорящие о проявлении «стокгольмского синдрома», использовать такое изменение ситуации в переговорах, а также информировать об этом командира штурмовой группы.

Кроме того, переговорщик всегда должен помнить, что он сам тоже может стать жертвой этого феномена, а потому обязан постоянно следить за тем, чтобы между ним и оппонентами по переговорам не установилась слишком тесная эмоциональная связь. Как мы уже писали, переговорщик должен производить впечатление незаинтересованного лица.

Стараясь тем или иным способом разрешить конфликт с заложниками, сотрудники большинства спец-подразделений следуют одному важному принципу: переговорщик никогда не отдает команды, а командиры никогда не занимаются переговорами.

При выборе переговорщика желательно опираться на широкий контингент подготовленных специалистов. Большое значение имеют национальность или раса переговорщика. Основываясь на своем американском опыте, Л. Томпсон говорит, например, что крайне нежелательно привлекать темнокожую женщину переговорщика для общения с темнокожим преступником мужского пола. Также очевидно, что забаррикадировавшийся белый расист не захочет вести конструктивный диалог с черным переговорщиком, а с белым переговорщиком не станет разговаривать ярый поборник превосходства черной расы. А вот в районах, где отчетливо прослеживается конфликт между темнокожим населением и «латинос», белый переговорщик будет восприниматься как нейтральная фигура и, вероятно, сможет наиболее эффективно выполнить возложенные на него задачи.

Очень желательно, чтобы переговорщик общался с террористами на их родном языке. Хорошо иметь в составе группы переговорщика-полиглота, но и ему понадобится помощь носителя языка для точного смыслового перевода идиоматических выражений. Например, в Сент-Луисе, где живет Л. Томпсон, обосновалась многочисленная колония беженцев из Боснии. В связи с этим правоохранительные органы привлекли в свой штат людей, которые хорошо знают сербскохорватский язык.

В связи с этим хотелось бы спросить: были ли в составе российских спецподразделений переговорщики-чеченцы, или люди, хотя бы немного говорившие на чеченском языке? Вряд ли. Если бы таковые были, то либо власти похвастались, либо журналисты «разнюхали» о подобном отрадном факте. Мы же наоборот слышали сетования на то, что террористы плохо говорят по-русски, и поэтому с ними тяжело вести переговоры.

Правда, во время событий на Дубровке была попытка использовать для переговоров чеченца. Депутат Госдумы Асланбек Аслаханов попробовал войти в контакт с террористами. Однако, поскольку у Аслаханова не было специальной подготовки, его «переговоры» с преступниками превратились в словесную перепалку. А как мы уже знаем, переговорщик ни в коем случае не должен вступать в конфронтацию с террористами.

При подготовке переговорщика одним из полезных приемов является перевоплощение его в преступника, захватившего заложников. В этом случае переговорщик не только будет использовать накопленный опыт для создания реалистичного образа «террориста», но и получит возможность почувствовать себя в шкуре «партнера по переговорам».

Следует как можно чаще организовывать совместные тренировки переговорщиков и группы захвата. Такие тренировки помогают обеим сторонам лучше понимать потребности и возможности друг друга. Позволяют исключить возникновение взаимной неприязни, что является не таким уж редким явлением. Простой пример: переговорщик и группа захвата часто по-разному относятся к просьбам террористов. Если для переговорщика просьба оппонентов является возможностью поторговаться, получить что-то взамен, то для штурмовой группы это лишь помеха в процессе подготовки штурма. В процессе совместных тренировок переговорщики узнают, какого рода информация особенно важна для группы захвата, и впоследствии своевременно предоставляют коллегам важные сведения. С другой стороны командиры штурмовой группы начинают лучше понимать, какую существенную помощь им может оказать переговорщик. Простой звонок в последние секунды перед штурмом может отвлечь преступника, заставить его переместиться в определенную часть помещения.

Присутствие хорошего переговорщика абсолютно необходимо при разрешении практически любого инцидента с захватом заложников. Он способен разрядить обстановку, убедить преступника сдаться без применения насилия с чьей-либо стороны, что представляет собой самый желательный исход. Но и в том случае, когда невозможно закончить дело миром, переговорщик может обеспечить группу захвата ценной разведывательной информацией, потянуть время, чтобы усыпить бдительность злоумышленников и дать группе захвата возможность подготовиться к эффективному штурму. А в определенный момент, когда уже начата операция проникновения, он может отвлечь внимание преступника.

Классическим примером таких действий является уже упоминавшаяся операция по освобождению заложников в иранском посольстве в Лондоне. Переговорщик полиции центрального округа до последней минуты держал лидера террористов на телефоне. «Все спокойно, никакого подозрительного движения», — говорил он своему собеседнику за мгновение до того, как бойцы SAS ворвались в комнату и пристрелили главаря.

Глава 6. Снайперы и их роль в борьбе с террористами

В 1972 году, во время мюнхенской олимпиады палестинские террористы из организации «Черный сентябрь» проникли в «олимпийскую деревню» и напали на спортсменов команды Израиля. В нападении участвовало 8 человек. Двое спортсменов были убиты, девять — взяты в заложники. Террористы требовали освобождения из тюрем Израиля 200 заключенных.

В результате переговоров сошлись на том, что террористам будет предоставлен самолет и возможность вылететь из Мюнхена вместе с заложниками.

В аэропорту полиция планировала уничтожить террористов огнем снайперов. Полицейские располагали только четырьмя подготовленными специалистами точного огня, то есть на двух террористов приходился один снайпер. Такого количества снайперов было явно недостаточно для успешного проведения операции.

В современных подразделениях спецназа принято обратное соотношение: по два снайпера держат на мушке каждого преступника. Мюнхенские полицейские, не имевшие опыта противодействия террористам, решились на операцию, которая неминуемо должна была окончиться провалом.