Детство Скарлетт - Мюриэл Митчелл

— Не будем да и все, — улыбнулся Батлер.

Сильвинит явно не понимал, к чему клонит его постоялец.

— Странный ты какой-то, говоришь одно, делаешь другое. И вообще, мне непонятно все это и, если честно признаться, не нравится.

— Ладно, не надо слишком много задавать вопросов. Отнести этого солдата и посади у того камня, — и он указал Сильвиниту в глубь кладбища.

Тот, понимая, что работу делать все равно придется, взвалил на плечи покойника и, тяжело ступая, понес его к белеющему в сумраке камню. Он опустил его на землю и прислонил спиной рядом с первым.

— Батлер, зачем нам понадобилось столько труда? Какого черта мы их волокли от самой реки?

— Они нам очень даже могут пригодиться, — раскуривая сигару, наконец ответил Ретт Батлер. — Меня в моей жизни трупы выручали много раз, — сказал Батлер, поправляя мундир на одном из покойников. — Во-первых, запомни это, Сильвинит, они никогда ничего не говорят, а это очень важно. Во-вторых, возможно, нам удастся сделать вид, что они живые. А в-третьих, — Ретт Батлер замолчал, а Сильвинит посмотрел на него с нескрываемым восхищением, — а в-третьих, — продолжил Ретт Батлер, — если в них стреляешь, можешь уже ни о чем не переживать, потому что они мертвые.

Услышав эту кощунственную мысль, Сильвинит даже выронил крышку гроба, и она с грохотом упала на бричку. Лошадь испуганно заржала.

— По-моему, Батлер, в этом нет никакого смысла, ведь я живой человек. Живой, ты это понимаешь? Живой, посмотри, — и Сильвинит ущипнул себя за руку, — я совершенно живой и чувствую боль. Я совершенно не хочу находиться среди этих покойников, не хочу, поверь, — его глаза испуганно сверкали, — не хочу, — он ударил себя в грудь. — Не хочу! — вновь прокричал и грохнул кулаком по крышке гроба. — Я должен быть дома, а не здесь, на кладбище. Здесь мне вообще нечего делать.

— Что ты так кипятишься? — воскликнул Батлер. — Поспокойнее, пожалуйста, поспокойнее — и тогда ты все поймешь и сможешь во всем разобраться.

— Да ну тебя к черту! Ты какой-то сумасшедший. Если тебе хочется умереть, так умирай, а какого черта ты и меня тащишь в могилу?

— Ладно, Сильвинит, хватит, — Ретт Батлер положил руку на плечо хозяина салуна, — не надо так сильно горячиться, не надо кричать. Ты сможешь вернуться в свою таверну и сможешь торговать. Правда, люди к тебе не ходят, городок пуст. Ты же не хочешь, чтобы так было всегда, чтобы ты еще несколько лет был безработным?

— Нет, — стряхнув руку Батлера со своего плеча, сказал Сильвинит, — я уже устал от такой жизни, мне хочется работать, мне хочется жить, а эти мерзавцы не дают. Единственное, что они умеют делать — это стрелять, вешать, убивать. А зачем все это? Зачем? Ведь человек должен пить, есть, веселиться, работать. Человек должен радоваться каждому прожитому дню, а не думать о том, что вот сейчас, вот в эту минуту кто-то поднимает свой револьвер, взводит курок и выстрелит. Боже, как мне все это надоело! Мерзавцы! Дрянные негодяи! Убийцы! Бандиты!

Сильвинит не на шутку разошелся, он бегал вокруг брички, потрясал кулаками, выкрикивая проклятья в адрес бандитов, заполонивших и захвативших в свои руки весь Сан-Мигель.

А Ретт Батлер, опираясь о могильную плиту, с интересом наблюдал за этими движениями Сильвинита, за его нервным возбуждением.

— Хватит кипятиться, — вновь попытался он одернуть хозяина салуна, но того было трудно остановить.

— И ты, ты, тебе ведь жизнь недорога, тебя могут ухлопать в любую минуту, ты хоть это понимаешь?

— Пусть попытаются, — заметил Ретт Батлер без всякой злобы.

— Что значит — попытаются? Они просто тебя убьют, потому что ты один, а их… ты видел сколько? Их много, а ты один.

— А ты? — обратился к нему Ретт Батлер.

— А при чем здесь я? Я сам по себе, у меня есть работа, и я знаю, чем должен заниматься.

— Я тоже знаю, чем должен заниматься. Каждый должен заниматься только тем, что он умеет делать очень хорошо, — заметил Батлер, поглаживая рукоять своего револьвера.

— Вот-вот, ты опять про это же самое думаешь, опять об убийствах.

— Да нет, я не думаю об убийствах, я просто хочу, чтобы ты, Сильвинит, мог спокойно работать, зарабатывать деньги, а не трястись по ночам и не думать о том, что тебя кто-нибудь из этих мерзавцев, которые расплодились как тараканы в вашем городе, может прихлопнуть. Мне все-таки тебя будет немного жаль. Но больше всего я расстроюсь знаешь из-за чего?

— Ну из-за чего? — выкрикнул Сильвинит.

— Да из-за того, что не смогу отдать тебе деньги. Ведь я же тебе, черт побери, должен, а я не люблю быть должником.

— О, черт, вспомнил, нашел о чем говорить! Это гроши, я тебе уже давно простил этот долг.

— Ты, Сильвинит, может и простил, но я сам простить себе этого не могу.

— И вообще, мне надоело. Я не хочу находиться ночью на этом проклятом кладбище среди покойников. Я уезжаю, хочешь, поехали со мной. А если тебе здесь так нравится, то оставайся, — и Сильвинит вскочил в бричку, дернул вожжи. — Видишь, — он поднялся в бричке во весь рост, — эту могилу?

— Да, вижу, — сказал Ретт Батлер, глядя на поблескивающую в лунном свете большую плиту.

— Это был единственный человек, который умер в Сан-Мигеле своей смертью.

— Да? — изумился Ретт Батлер.

— Да, да, он единственный, кто умер от воспаления легких, а всех остальных убили, повесили, расстреляли… Боже, какая мерзость, я уезжаю, а ты, если хочешь, оставайся.

Ретт Батлер несколько минут сидел на могильной плите, слушая, как тарахтит, удаляясь, бричка.

«Черт, Сильвинит так ничего и не понял, он так и не поверил, что я хочу, чтобы в городе жизнь шла так, как положено. Ну ладно, возможно, он все еще поймет и поверит мне».

Ретт Батлер поднялся, выбросил окурок сигары, вскочил в седло, тронул поводья и лошадь медленно двинулась с городского кладбища.

Глава 4

В доме Бакстеров, в гостиной, хозяин зажигал лампу, а хозяйка стояла, прислонившись спиной к стене и смотрела на трепещущий язычок пламени.

— Единственное, из-за чего я бы в этом городе начал войну, так это из-за тебя, — сказал Бакстер, обращаясь к своей жене. — Я не думал, что твой муж такой сумасшедший и развяжет эту чертову войну.

— Хватит об этом, — сказала женщина. — Я не верю ни одному его слову обо всем этом мире, обо всей этой чепухе. Я им не доверяю, я не верю ни единому его слову. Я чувствую, как всякая женщина, что здесь что-то не так, что-то скрыто, за этим стоит какая-то странная игра.

— Да брось ты, — попытался успокоить супругу Бакстер, — все это, по-моему, полная ерунда. Хотя и я не во всем верю Рохасам, но все же в их словах есть доля истины. Надоело убивать и, наверное, пришло время остановиться.