Человек из тени - Коди Макфейден

Она слегка улыбается:

— Догадываюсь, этот поганец вне себя.

— Правильно догадываешься.

Она ухмыляется:

— Вот и хорошо. Я сейчас же туда поеду.

Она уходит. Пора звонить Лео, нашему компьютерному гению. Пока набираю номер, пытаюсь сообразить, какую побрякушку он носит в ухе, когда не на работе. Телефон звонит пять или шесть раз, прежде чем он отвечает, и его голос сразу же меня настораживает. Он тусклый и испуганный. Зубы у него стучат.

— С-с-с-слушаю…

— Это Смоуки, Лео.

— В-в-в-видео…

— Подожди, Лео. Отдышись и скажи мне, что происходит.

Когда он снова начинает говорить, голос его падает до шепота. То, что он говорит, наполняет мою голову белым шумом.

— Видео с з-з-з-записью убийства. Это ужасно…

Алан с беспокойством смотрит на меня и по выражению моего лица понимает: что-то случилось.

Я с трудом говорю:

— Оставайся там, Лео. Никуда не ходи. Мы приедем, как только сможем.

13

Я помню этот район еще с тех пор, как умер отец Энни и я приезжала к ней. Она жила в высоком здании, где квартиры, как в нью-йоркском небоскребе, напоминают кондоминиумы со столовыми и утопленными ваннами.

Мы остановились напротив здания.

— Прекрасный дом, славный район, — замечает Алан, глядя через лобовое стекло.

— Ее отец хорошо зарабатывал, — говорю я. — И оставил все ей.

Я оглядываю опрятную территорию. Хотя в Сан-Франциско ни один район нельзя назвать трущобой, есть в нем места, приятнее прочих. Здесь не так слышен городской шум и порой открывается вид на залив. Среди таких районов встречаются старые, с домами в викторианском стиле, и новые, как тот, где жила Энни.

И снова мне приходит в голову, что убийство возможно в любом районе. В любом. В конечном счете элитный квартал не делает вас менее смертными по сравнению с теми, кто живет на помойке.

Пока мы выбираемся из машины, Алан звонит Лео:

— Мы у дома, сынок, держись. Будем с тобой через секунду.

Через парадную дверь мы проходим в вестибюль. Дежурный наблюдает, как мы усаживаемся в лифт, но ничего не говорит. Мы молча поднимаемся на четвертый этаж.

По дороге сюда мы с Аланом молчали. Продолжаем молчать и сейчас. Это самая тяжелая часть работы для всех, кто такой работой занимается. Увидеть произошедшее воочию. Одно дело — обрабатывать вещественные доказательства в лаборатории, стараться проникнуть в мозг убийцы. Совсем другое — увидеть труп. Почувствовать запах крови в комнате. Как выразился однажды Алан, это все равно что думать о говне и есть его, такая же разница.

Чарли молчалив и мрачен. Наверное, вспоминает прошлый вечер, как он повернул ручку двери и увидел Бонни.

Лифт останавливается, и мы все выходим, идем по коридору. Лео сидит у двери квартиры на полу, прислонившись спиной к стене и обхватив голову руками.

— Давайте я с ним разберусь, — предлагает Алан.

Я киваю, и мы смотрим, как он подходит к Лео. Он садится перед ним на корточки и кладет большую руку на плечо юноши:

— Как ты, малыш?

Лео поднимает на него глаза. Его лицо абсолютно белое и блестит от пота. Он даже не пытается улыбнуться.

— Извини, Алан. Я не справился. Я увидел эту запись, и меня вырвало, я не смог там оставаться. — Он замолкает.

— Послушай, сынок.

Голос у этого огромного мужчины тихий, но привлекает внимание. Мы с Чарли ждем. Как бы нам ни хотелось войти и продолжить работу, у нас хватает сочувствия к Лео, которому пришлось многое пережить. Это критический момент для людей нашей профессии. Вы впервые заглядываете в бездну и обнаруживаете, что чудовище на самом деле существует, что оно все эти годы пряталось под кроватью. Вы впервые сталкиваетесь лицом к лицу с настоящим злом. Мы знаем, что Лео или возьмет себя в руки, или пустится искать новую службу.

— По-твоему, если ты испугался увиденного, значит, с тобой что-то не так? — спрашивает Алан.

Лео смущенно кивает.

— Ты ошибаешься. Дело в том, что ты пересмотрел слишком много боевиков и прочитал слишком много криминальных романов. Они тебе объяснили, каким должен быть крутой полицейский. Тебе кажется, что ты должен произносить какие-то умные фразы, держа в руке бутерброд с ветчиной, и ни на что не реагировать. Так?

— Наверное.

— И если ты так не можешь, тогда ты нюня и тебе надлежит стыдиться ветеранов. Черт, ты вообще можешь подумать, что не годишься для этой работы, раз тебя вырвало. — Алан поворачивается и смотрит на нас. — Сколько мест преступления ты видел, прежде чем перестал блевать, Чарли?

— Три. Нет, четыре.

Лео поднимает голову.

— Как насчет тебя, Смоуки?

— Больше чем один раз, это точно.

Алан смотрит на Лео.

— У меня было четыре случая. Даже Келли блевала, хотя ни за что не признается, потому что королева, ей не положено. — Он, прищурившись, смотрит на Лео: — Сынок, в жизни нет ничего такого, что может подготовить тебя к лицезрению трупа. Ничего, будь оно все проклято. Не важно, сколько фотографий ты просмотрел и сколько дел изучил. Настоящий труп — совсем другое дело.

Лео смотрит на Алана, и я узнаю этот взгляд. В нем уважение на грани преклонения ученика перед учителем.

— Спасибо.

— Без проблем.

Они оба встают.

— Вы готовы, агент Карнес, доложить мне о случившемся? — Я специально говорю немного резко. Ему это необходимо.

— Да, мэм.

Его щеки слегка порозовели, и он выглядит поувереннее. Хотя, на мой взгляд, он выглядит просто очень молодым. Лео Карнес — ребенок, впервые столкнувшийся с убийством. Теперь он обязательно постареет. Добро пожаловать в компанию.

— Тогда выкладывай.

Он умудряется говорить спокойно.

— Я приехал и проверил компьютер, чтобы убедиться, что нет ни ловушек, ни вируса. Затем я сделал то, что обычно делается прежде всего, — посмотрел новейший файл. Оказалось, что это текст под названием «Прочтите меня, федералы».

— В самом деле?

— Да. Я открыл его. Там было всего одно предложение: «Загляни в карман синего пиджака». Вокруг я никакого синего пиджака не увидел, тогда я полез в стенной шкаф и обнаружил пиджак. В левом кармане лежал СД-диск.

— И ты решил взглянуть. Это ничего. Я бы тоже так поступила.

Воодушевившись, он продолжает:

— Когда вы создаете диск, вы можете дать ему название. Когда я увидел название, мой интерес возрос. — Он сглатывает. — Диск назывался «Смерть Энни».

Чарли морщится:

— Сукин сын. Дженни выйдет из себя, когда узнает, что мы это пропустили.

— Продолжай, — говорю я Лео.

— Я посмотрел, какие файлы есть на диске. Выяснилось, что только один. Очень высокого качества, очень четкий. На диске только ему и хватило места. — Он снова сглатывает. Я замечаю, что он опять начинает бледнеть. — Я кликнул мышкой на этом файле, включился проигрыватель. Это было… — Он качает головой, старается взять себя в руки. — Простите. Убийца закодировал и создал видео. Это не сплошной показ от начала до конца. Наверное, все бы на СД не вошло. Это скорее… монтаж. Квинтэссенция…

— Убийства Энни, — заканчиваю я, зная, что ему не хочется произносить эти слова.

— Угу. Это невозможно описать. Я хотел бросить смотреть, но ничего не мог с собой поделать. Затем меня начало рвать, и я позвонил агенту Вашингтону. Ушел из квартиры и дожидался вас здесь.

— Надеюсь, тебя не рвало в спальне? — спрашивает Чарли.

— Я добежал до ванной комнаты.

Алан — это он агент Вашингтон — хлопает его по спине ручищей величиной с боксерскую перчатку. Если бы Лео носил вставные зубы, они бы пташкой вылетели у него изо рта.

— Видишь? Ты сделан из правильного материала. Сумел сохранить присутствие духа. Это хорошо.

Лео смущенно улыбается.

— Пойдемте в квартиру и посмотрим, — говорю я. — Лео, ты можешь не ходить, если тебе не по себе. Я серьезно.

Он смотрит мне прямо в глаза. В его взгляде удивительная смесь наивности и зрелости. Я внезапно понимаю, что знаю, о чем он думает. Он думает о том, что Энни была моей подругой. И уж если я иду, чтобы посмотреть, как она умирала, то и любой другой должен. Я почти слышу его мысли. Его глаза подтверждают, что я правильно догадалась. Они становятся жесткими, и он решительно качает головой:

— Нет, мэм. Все, что касается компьютера, — моя работа. И я ее выполню.

Я признаю его силу воли так, как мы обычно признаем такие вещи, — не придавая значения.

— Справедливо. Веди нас.

Лео открывает дверь в квартиру, и мы входим. Все там не слишком изменилось с того дня, как я там побывала впервые. Три спальни, две ванные комнаты, большая гостиная и огромная кухня. Больше всего потрясает то, что везде чувствуется Энни. Она живет в оформлении квартиры, ее сути. Ее любимым цветом был синий, поэтому шторы кобальтового цвета, ваза голубая, на фотографии изображено синее небо. Квартира шикарная, причем шик этот ненавязчивый, без золотых ободков и листочков. Здесь все красиво, в мягких тонах. Спокойно и безмятежно.