Смертельный номер - Ирина Волкова

Полицейский заставлял Васю нагибаться и выпрямляться, с закрытыми глазами касаться пальцем кончика носа и проделывать прочие унизительные упражнения. Время от времени зловредный коп глумливо покрикивал: "Ол-ле, тореро!" Права он все-таки не отобрал, но выписал штраф на 50 евро.

Отъехав от обидчика метров на триста, Василий с мстительным торжеством разорвал квитанцию и выбросил клочки в окно, но настроение у него окончательно испортилось.

Воспоминание об умопомрачительном декольте Крусиграмы вернуло отставному майору утраченное душевное равновесие. Нащупав в кармане кастаньеты, он подумал, что для такой женщины, как Мария, дешевых кастаньет явно недостаточно. Может, купить еще и цветы? Хотя нет, цветы дарят все подряд, для этого особой фантазии не требуется. Придумать бы что-либо такое, чтобы было дешево и сердито. И тут Стародыбова осенило.

Вобла! Конечно же, вобла!

Представив терпкий солоноватый вкус таранки, смягченный пряной пивной горчинкой, Тамбовский Красавчик тихо застонал от наслаждения. Ох уж эти ностальгические воспоминания о родине! Едва Мария вкусит воблы, ее сердце растает, как воск.

Василий знал, где в Барселоне можно купить настоящую азовскую таранку. В русском книжном магазине на улице Хоакина Косты. Сам он ни разу в нем не был, но друзья уверяли, что вобла там просто отменная.

Вытащив из "бардачка" карту, Стародыбов отыскал на ней нужную улицу и, развернув машину, направил ее в сторону центра.

— Ты так и будешь таскаться с бомбой по Барселоне? — недовольно осведомился Штырь.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Волкодав. — Даже если нас ни с того ни с сего обшмонает полиция, никому и в голову не придет, что в плеер вмонтировано взрывное устройство. Не станут же испанские менты его разбирать.

— Не станут, — согласился Штырь, уже успевший убедиться, что как истинные латиняне испанские полицейские не горели желанием убиваться на работе. На одной Рамбле, которую можно пройти из конца в конец за десять минут, ежедневно паслось около пятисот марокканских карманников, прилежно обчищающих зазевавшихся туристов. Если полицейские случайно брали одного из них, то в тот же день выпускали на свободу — тюрьмы были переполнены, а по испанским законам выслать из страны совершившего преступление нелегала до суда нельзя. Ждать суда ему в любом случае пришлось бы несколько лет — в Испании все делается без спешки, и на карманников полицейские даже дела не заводили.

В силу мудрого испанского законодательства ловить мелких преступников вообще не имело смысла — в любом случае их немедленно отпускали, и полицейские слегка оживлялись лишь при получении информации о готовящемся басками теракте.

В том, что он нервничает, находясь поблизости от взрывчатки, Штырь никогда бы не признался. Когда-то, во время службы в армии, он знал одного парня, со скуки решившего поиграть с "лимонкой". Гранате подобная фамильярность не понравилась, и она отправила нахала, а с ним и еще двух некстати подвернувшихся солдат на тот свет. Осколок "лимонки" на излете попал Штырю в пах, едва не лишив его главного предмета мужской гордости. С тех пор Штырь предпочитал находиться как можно дальше от эксплозивных материалов.

Волкодав, в отличие от Штыря, обожал на досуге мастерить миниатюрные бомбочки, маскируя их под самые невинные предметы. Это было у него нечто вроде хобби. Кроме того, такие игрушки помогали доходчиво объяснять чересчур упрямым бизнесменам, что гораздо выгоднее платить "крыше", чем остаться без крыши над головой, а то и над плечами.

— Этот козел надолго нас запомнит, — мстительно произнес Волкодав, подразумевая под "козлом" Василия Стародыбова. — До конца своих дней.

— Но у нас даже нет его адреса, — заметил Штырь.

— Ну и что? Барселона — маленький город, — пожал плечами Волкодав. — Печенкой чую, что мы его встретим, и очень даже скоро.

В этот день Василию Стародыбову решительно не везло. В пяти метрах от книжного магазина под колеса его "сеата" бросился рахитичный арапчонок, выскочивший на проезжую часть за укатившимся мячом.

Тамбовский Красавчик резко ударил по тормозам и до отказа вывернул руль. Ударившись шиной о бордюр тротуара, машина остановилась в нескольких сантиметрах от ребенка. Сплющенный колесом злополучный мячик лопнул с грохотом разорвавшейся гранаты. Лишившись любимой игрушки, юный мавр заорал во всю мочь своих легких.

На скрип тормозов и отчаянный детский вопль на улицу высыпали марокканские эмигранты. Не разобравшись в чем дело, они дружно набросились на тореро. От расправы его спасло лишь своевременное появление полицейского.

Убедившись, что пострадал только мячик, представитель закона развел враждующие стороны.

"Бен-Ладанцы чертовы, ваххабиты недорезанные, — ворчал, входя в книжный магазин, преисполнившийся антимусульманских настроений Стародыбов. — Дай им волю, они не только Манхеттен разрушат — весь мир с землей сравняют. Понаехали к нам в Испанию и размножаются, как кролики, хреновы эмигранты."

Злой на весь мир, Тамбовский Красавчик не заметил, что к ребру подошвы его ботинка приклеился кусочек лейкопластыря с радиомаяком, отвалившийся от днища автомобиля во время удара о бордюр.

— Вам повезло, что полиция оказалась поблизости, — заметил Барков. — Вообще-то арабы тихие, но если шлея под хвост попадет, идут вразнос.

— Поневоле расистом станешь, — буркнул Василий. — Вобла почем?

— Полтора евро штука, — ответил Кирилл.

— Вы что, с ума сошли? — вылупился на продавца тореадор. — Да за такие деньги я в России осетра себе куплю.

— Дело хозяйское. Отправляйтесь в Россию и покупайте там осетра.

— Может, скидку земляку сделаете? Как насчет евро за рыбку?

— Постойте-ка! — прищурился Барков. — Что-то ваше лицо мне кажется знакомым. Где же я мог вас видеть? Точно! Вспомнил! Тамбовский Красавчик, первый русский тореро. Отрывок из вашей корриды в новостях показывали. Комментатор еще сказал, что вы являетесь живым напоминанием о том, что некогда Советский Союз держал пальму первенства в области балета.

Лицо тореадора залилось краской. Вдобавок Стародыбов испугался, что, выяснив, кто он такой, продавец из вредности взвинтит цену, как минимум, вдвое.

— Это не я! Никакой я не тореро! — топнул ногой вконец расстроившийся Василий. — Я турист, понятно? А корриду я вообще на дух не переношу.

— Ладно, турист так турист, — не стал спорить Барков. — Я мог и обознаться — слишком уж вы на него похожи.

Склонившись над ящиком с таранкой, отставной майор принялся деловито перебирать рыбешек, выбирая самых увесистых.

— Вот эти две, — сказал он, протягивая воблины продавцу. — Так как насчет скидки?

Кирилл был непреклонен.

Пока тореро, недовольно ворча, выуживал из кошелька монеты, художник-креативист Жан Лисичкин, зашедший поболтать с Кириллом, изучал лицо Василия опытным взглядом профессионала.

— Если вы не Тамбовский Красавчик, то как минимум его брат-близнец, — подытожил он. — Кстати, я присутствовал на той корриде. Печальное было зрелище, если не сказать большего.

Швырнув деньги на прилавок, Василий схватил пакет с рыбой и, преисполненный ярости, ринулся к двери. Уйти ему, впрочем, не удалось.

Выход из магазина закрывал своим телом огромный, как Кинг-Конг, мужчина с диковатым блуждающим взглядом. Пальцы гиганта вцепились в плечи тореро. Безумные желтые глаза приблизились почти вплотную к его лицу.

— Мне!!! Сро-чно!!! Ну-жна!!! Я-дер-на-я!!! Бо-е-го-лов-ка!!! — неестественным, лишенным интонаций голосом по слогам проорал сумасшедший монстр.

Это последнее испытание оказалось непосильным для измотанных за день нервов Тамбовского Красавчика.

Упершись руками в грудь амбала он дико, по-поросячьи завизжал.

Василий не слышал, как Кирилл Барков, прикосновением привлекший внимание гиганта, объясняет ему, что ядерные боеголовки сегодня не завезли, и ближайшее их поступление ожидается не раньше осени. Как только пальцы глухого ослабили свою хватку, тореро присел и, ужом проскользнув, между его широко расставленных ног, оказался на воле.

Под недоброжелательными взглядами мусульман он гигантскими скачками помчался к своему автомобилю, ввалился внутрь и, газанув, сорвался с места с такой поспешностью, словно его преследовал дьявол.

В отличие от Василия Стародыбова, Жан Лисичкин при виде любителя ядерного оружия испытал прилив креативно-художественного вдохновения.

— Какой типаж! Боже мой, какой типаж! — восхищенно бормотал он, описывая круги вокруг глухого. — А фактура! В жизни не видел столь потрясающей фактуры! Он прямо просится на холст.

Уяснив, что Жан тоже не продает ядерные боеголовки, гигант потерял к художнику всякий интерес. Искусство его не интересовало.