Симоно-Савловск - Дмитрий Маркевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карусель наблюдений и воспоминаний заскрипела, остановилась. Слева, в окружении склонивших головы камышей, возвышался холм. Женя узнал очертания: серый волдырь, черный провал. В бомбоубежищах ему уже приходилось бывать: спускаться по загаженным ступенькам, выхватывать лучом фонарика бетонные углы, обходить кучи мусора, поднимать с пола обрывки документов, потерявших свою волшебную силу. Пожелтевшие плакаты на стенах рассказывали, как распознать шпиона, тоскливо поблескивал кафель в санузлах. Лежала в летаргическом сне эпоха. В общем, Женя знал, что такое бомбоубежище, Женя понимал, что без фонарика там нечего делать, и Женя все-таки повернул налево.
Когда-то к холму вела тропа, заботливо усыпанная щебнем: бордюристая, двужильная. Но про дорогу забыли, воды поднялись, скрыли щебень. Пророс камыш, и лишь два бетонных хребта остались над болотиной. Женя осторожно ступил на узкий мостик, и, перескакивая через провалы, направился к своей цели. Надежда на работу стухла, но любопытство потрескивало внутри, щекотало, вело вперед. У самой лестницы Женя оглянулся и, приложив ладонь ко лбу, посмотрел на золотое сияние в синем небе. А потом спустился во тьму.
Когда глаза немного привыкли к недостатку света, Женя понял, что может различать силуэты предметов, проемы в серых стенах. Что-то не давало темноте сгуститься до почти осязаемой плотности. Живым духом в сырых залах и не пахло. Ни намека на офис или отдел кадров. Женя особо не расстроился. Его успокаивала тишина, а еще радовало, что весенние воды то ли обошли холм стороной, то ли успели высохнуть.
В последней комнате подросток разглядел отверстие диаметром в полметра. Металлическая труба торчала под самым потолком, на расстоянии протянутой руки. Закрыв глаза, он замер и прислушался. Что-то шуршало. Может в глубинах трубы, может на поверхности холма, а может где-то в трещинах между бетонных стен. Женя задумался. Что бы он мог сказать, окажись тут на самом деле стол, стул, перспектива работы и собеседник?
— Здравствуйте.
Сначала был шорох. А потом в пустоте родились слова:
— Вы по какому поводу?
Женя решил, что начало разговора хорошее. Именно такой вопрос ему бы и задали.
— Я по объявлению. Хочу у вас работать.
— Кем?
— Консалтером, — Женя, понял, что не знает точного названия профессии, и вообще не уверен, что такое консалтинг.
— Так это у вас надо спросить, — пришел ответ из пустоты. — Что такое консалтинг, таргетинг, личностный рост.
— У кого «у нас»? — испугался Женя.
— У желающих.
Прошло несколько секунд, потом шорох усилился, и мальчик приоткрыл один глаз. Способность видеть в темноте усилилась. И теперь Женя смотрел, как из отверстия сыпется металлическая стружка. Кисло запахло ржавчиной. Мусор накатывал волнами, вылетал на несколько сантиметров, звучно падал на сырой пол.
— Прежде придется ответить на несколько вопросов, — даже новый шум не смог заглушить слова, пришедшие из ниоткуда.
— Какие вопросы?
— Что там с вороной за ситуация была?
— Какая ситуация? — занервничал Женя, чувствуя, что теряет контроль над мыслями.
— Не тяните время.
— А сколько у меня есть?
— Растянете — больше станет. Вам это надо?
— Хорошо, я понял, — мальчик задумался. Нужно было просто довести все в голове до логичного завершения. — Ворона забавная, я ее забрал.
— Куда?
— Не знаю. Куда-то, где однажды окажусь я. И все остальные. И не надо будет умирать.
Женя открыл второй глаз, ржавый поток едва заметно усилился. Часть сора долетала до ботинок, тускло поблескивали миниатюрные болтики и гайки, обломки проволоки, тонкие медные хлопья.
— Продолжайте. Кто остальные?
— Остальные, — Женя пожал плечами. — Уличные собаки, котейки из-под труб, снегири и гусеницы, еноты из контактного зоопарка, белки, мыши, хомячки, бабочки. Много кто. Ворона теперь еще.
— И давно собираете?
— Лет с шести. Там щенок в кустах сидел. И стало страшно, что с ним что-то случится. А с нами всеми однажды что-то случится. Это я уже тогда понял. И я подумал, что так не пойдет. Сам его заберу. Чтобы он все время был.
— Где?
— Где трава зеленая, зимы нет, людей нет. Там увидим.
— А вот руками вы что делали?
— Да как-то рефлекторно. Нельзя же без ритуала. Сначала щелкал пальцами, в ладоши хлопал, сплевывал. А потом как-то все…
— Редуцировалось?
— Наверно. Откуда я это слово знаю? Упростилось. Теперь руки к животу чуть прижимаю.
Труба захрипела, чтобы выплюнуть особенно крупную деталь. После ржавый поток забил с новой силой, на полу образовалась довольно высокая горка.
— Люди?
— Люди все испортят. И кто я такой, чтобы людей брать?
— Домашние животные?
— Не. Они по хозяевам скучать будут.
— Большинство пород за столетия отбора обрели повышенную потребность во внимании. Даже бездомные.
— Так я же буду там.
Труба зашлась кашлем, поток трухи иссяк. Женя попытался сдвинуться с места, но не смог. Вроде ничего и не держало, но не хватало какого-то последнего волевого усилия.
— А ты забавный, — в голосе из пустоты впервые мелькнула снисходительная жалость.
В глубинах трубы что-то забурлило. Теперь дыра не изрыгала мусор, а всасывала воздух. Гайки и болты задрожали, приподнялись над полом, чтобы через секунду со свистом скрыться в черном отверстии под потолком. Следом полетела проволока, ее догоняла увесистая неопознанная деталь. Женя покачнулся, но устоял на ногах. А вот левая рука предательски задрожала и начала тянуться к трубе. Подросток сжал губы, напрягся. Понял, что совершенно не контролирует руку, как будто никогда и не обладал таким навыком. Тем меньше он расстроился, как только конечность оторвалась от тела и, кружась, как кленовый «вертолетик», пропала в темноте. А вот правую руку мальчику было жаль. Он вспомнил как рвал грибы, рисовал, кидал камешки в воду…
Когда воспоминания пошли по второму кругу, правая рука беззвучно открепилась от тела и последовала за левой. Туловище наклонилось вперед. Женя сделал усилие, запрокинул голову. На сером потолке кто-то оставил тлеющими спичками черные звезды. Смотреть на ноги Женя не стал, осознав — ног больше нет. И вообще больше ничего нет. Одна упрямая голова и негатив Млечного пути. Последнее, о чем подумал мальчик перед тем, как мир закружился: «Почему, интересно, паутина даже не шелохнется?»
Потолок-труба-стена-угол-пол-стена-потолок-труба-стена-угол-пол-стена-потолок…
За мгновение до того, как голова влетела во тьму, Женя зажмурился. Личная чернота казалась безопаснее черноты трубы. Никаких звуков — наверное в этих космических пространствах их и не могло появиться, а может уши отлетели уже давно. И среди вечной темноты единственное, что удивляло — отсутствие привычных искорок, орнаментов, вспышек. Ничего, только
