Живое божество - Дэйв Дункан

Понурив голову, тритон тихо проговорил:

– Мой сын! Мой младший сын!

– Благо вездесуще, – пробормотал Акопуло, – нужно только видеть его.

Поразмыслив несколько минут, он припомнил бы сотни других цитат, способных утешить скорбящего отца.

– Вы пойдете к нему, отец? – спросил моряк, поднимаясь со своего места.

– Я бы хотел знать подробности, – сказал Акопуло и чуть не добавил: «Сын мой».

Капитан снова сел, не глядя на гостя. Серебристые глаза тритона заблестели ярче, словно на них проступили слезы.

– Мы грузили песок на корабль. Я много раз высаживался на том пляже и ни разу не встречал там ни души, но в этот раз из лесу вышла женщина. – Скорбно покачав головой, капитан продолжил: – В ней не было ничего особенного – не молода и не красива, обычная женщина, которая собирает на берегу моллюсков, но матросы тут же побросали лопаты и кинулись за ней. И это естественно…

– Э… естественно? – пробормотал Акопуло, с трудом скрывая отвращение.

– Нам еще, я думаю, повезло, – вздохнул капитан. – После такой встречи редко кто выживает. Спасибо, спас ветер.

– Боюсь, я не понимаю. Ветер?

– Об этом редко упоминают, – продолжал тритон, – но ветер имеет большое значение.

Акопуло снова обратил внимание на замеченный им ранее приторный запах. Неужели так пахнет от тритонов?

Будь Акопуло женщиной, привлек бы его такой запах? Неужели женщины бросались бы на него, если б от него так пахло? Какая гадость!

– Женщина увидела опасность, – продолжал моряк, – и обратилась в бегство. Ветер дул ей в лицо, иначе она бросилась бы в другую сторону. Как только она скрылась в лесу, ветер изменил направление, старые матросы пришли в себя и попытались образумить молодежь. В драке мой младший сын получил удар ножом. Ему только шестнадцать лет, отец! Что я скажу его матери?

Капитан всхлипывал, закрыв лицо руками.

Акопуло чуть не разрыдался. Ну почему его угораздило влипнуть в такую историю из-за шайки дикарей, охваченных звериной похотью?! Впрочем, безумная ревность, вызванная присутствием тритонов, не считается грехом. Ни церковь, ни законы Империи за нее не карают. Акопуло следует скрывать свое мнение по этому поводу.

– Но и другой мой сын тоже нуждается в утешении, – пробормотал капитан.

– Что с ним? – спросил Акопуло, с каждой минутой чувствуя себя все хуже.

Тритон поднял заплаканное лицо:

– В припадке безумия он ударил брата ножом в спину.

– И ты хочешь, чтобы я уговорил его приободриться, – чуть не завопил Акопуло, но вовремя сообразил, что в этом и заключается обязанность священника.

Капитан рискнул всей командой, чтобы пригласить к сыновьям священника, и если Акопуло признается, что он самозванец, его тут же выкинут за борт.

Значит, ему придется разыгрывать комедию, прикидываясь священником, утешая умирающего и ободряя раскаивающегося преступника. Это святотатство, грех, считавшийся более серьезным, чем убийство.

Акопуло, осознав все это, похолодел. Неправда, что Боги говорят загадками. Их всегда поймут те, у кого есть воля и отвага, чтобы слышать. Акопуло почти никогда не испытывал затруднений в выборе правильного образа действий. Вот и теперь он прекрасно понял волю Богов.

Акопуло прогневал Богов, незаконно облачившись в одежду священника. Теперь они требуют, чтобы он продолжал обман, лишив его возможности снять облегчение. Нет, наказание не окончилось – оно еще только начинается.

Сложив руки, Акопуло смиренно склонил голову и произнес краткую молитву. Он дал обет: если благополучно достигнет земли, то вспомнит о своей юношеской мечте и примет сан – да будет на то милость Богов! – а пока постарается приносить пользу на этом корабле.

Приняв такое решение, Акопуло почувствовал себя гораздо лучше. Его совесть и желудок успокоились, и он без труда вошел в роль священника.

– Отведи меня к ним, сын мой, – обратился он к капитану.

3

В Хабе царил беспорядок. Беженцы, спасавшиеся от гоблинов, наводнили столицу. Ужас и голод правили улицами, болезни и преступность процветали в закоулках. На помощь городской страже вызвали XX легион, но было почти невозможно поддерживать порядок в городе. Каждая ночь озарялась пожаром, каждый день ознаменовывался мятежом. Народ проклинал смотрителей и нового императора. Предсказывали всевозможные катастрофы в наступающем тысячелетии. Некоторые мечтали о новой династии.

В 2999 году праздник Закона отмечался довольно скромно, но этому дню суждено было надолго остаться в истории города. Быстро распространилась молва о том, что накануне вечером император лично предрек неизбежное поражение гоблинов. Голодные толпы воспрянули духом и возбужденно говорили о возвращении домой.

Безоблачное небо сулило прекрасный день. Но на рассвете мощный взрыв прогремел там, где пересекались улицы Корзиночников и бульвар Арава. Многочисленные пешеходы погибли от ожогов или были засыпаны обломками рухнувших домов. Мгновение спустя еще более мощный взрыв уничтожил ботанический сад, примыкавший к Опаловому дворцу. Затем взлетел на воздух мост через Старый канал.

Взрывы продолжались несколько минут. Многочисленные обломки дождем сыпались на город. Рушились дома и храмы. Столбы дыма устремлялись к небу. Обезумевшие толпы беспорядочно метались, множа число жертв и разрушений. Катастрофа закончилась так же неожиданно и загадочно, как и началась. Число жертв достигло примерно пяти тысяч – точнее подсчитать не удалось. Много дней уцелевшие горожане пытались выкопать пострадавших из-под развалин. Никаких официальных объяснений не последовало, но всем было ясно, что без волшебства не обошлось. Несомненно, во всем виноваты смотрители. Пусть не они вызвали катастрофу, но зато и не воспрепятствовали ей. Народ проклинал смотрителей, а самые отважные устроили демонстрацию перед их дворцами.

К концу дня император и его жена посетили наиболее пострадавшие районы. Правящая чета ехала в открытом экипаже, запряженном восьмеркой черных лошадей. Императора сопровождали конные гвардейцы. Несмотря на подспудное ворчание, импы хранили верность властям, и приветствия звучали так же громко, как и всегда.

Народ принял нового императора, хоть и скорбел о покойном Эмшандаре. Новый правитель был великолепен в золотых доспехах и шлеме с бордовыми перьями, но прекрасная юная императрица прямо-таки очаровала толпу. Ослепительная в своем простом черном платье, бледная и печальная Эшиала покорила сердца всех мужчин и многих женщин. Императорская семья не произнесла речей и не покинула экипажа. Император и его жена осматривали развалины, время от времени заговаривая с руководителями спасательных работ, и ехали дальше. Но этого было достаточно. Само их присутствие свидетельствовало о том, что правителю не безразлична эта катастрофа. Сухие глаза провожали его карету.