Под маской подлеца. Пончик для мажора (СИ) - Ирина Александровна Корепанова

— Мам, я не хочу учиться в этой школе. Не хочу видеть все эти лица. Пожалуйста.

— Не будешь милая. Не будешь. Я завтра же заберу документы, и через пару дней мы уезжаем в другой город, нас с отцом очень удачно переводят возглавить новый филиал, так что мы быстро соберем все вещи, переедем и забудем про все как про страшный сон. Больше никто не посмеет тебя обидеть! Никто!

19 Глава

Мирон

Как можно описать состояние человека, который потерял все? Не знаю, потому что задавался этим вопросом всю ночь, а ответ так и не нашел. Потерять маму было для меня настоящей трагедией мира, но то, что я вчера сделал с Дианой, просто убивает меня. Рвет на куски, и я понимаю, что это только начало моих страданий, и я их заслужил.

Перед глазами стоит ее взгляд, полный неверия во весь этот бред, а потом этот взгляд потухает. Любовь заменяет боль, и в ту же секунду я пожалел о том, что сделал, но менять что — либо было поздно. Еле как высидел урок и сорвался со звонком искать ее, но в школе ее не оказалось, а идти к ней домой я не решился. Вот и сегодня иду в школу в надежде, что она появится, я должен с ней объясниться, попросить прощение, ведь она ни в чем не виновата. Это я придурок, поддался своей злости и сделал то, что сделал.

— Вы тут мажорики, что беляны переели? Или чем похлеще балуетесь? — Слышу за своей спиной до боли знакомый голос.

— Что тебе надо Макс?

В этот момент он подлетает ко мне и бьет кулаком по скуле, вокруг нас сразу начинается суета, пацаны с класса бегут мне на подмогу, но я останавливаю их. Сам разберусь, тем более что заслужил.

— В этот раз заслужил, поэтому отвечать не буду.

— Ты заслужил гораздо больше урод, сгнить в могиле тебе будет мало. Еще раз тебя увижу рядом с Ди, и одним ударом не отделаешься.

— Не тебе это решать. Я накосячил знаю, но я разберусь сам. Не лезь в наши отношения. Лучше за своей девушкой смотри.

— Девушкой? А ты что все еще считаешь Ди своей? — Смотрю на него и предчувствие что, что-то не так не отпускает меня. Он что — то знает, но не говорит.

— Она всегда будет моей….

— Нет у тебя больше девушки. Нет. — Перебивает меня Макс, и сказав это тихо и как — то скорбно, он молча разворачивается и уходит, а я не могу понять что не так.

— Макс, что происходит? Ты что-то знаешь?

— Даже если и знаю, тебе ни слова больше не скажу. Она была твоим спасением, от этих вот гнилых людей, которые внешне цветут красотой, а внутри мертвые и от них за версту гнильцой несет. Так вот теперь эта гниль будет постепенно разъедать тебя, пока ты не станешь таким же.

Он уходит, оставив меня с отвратительным пониманием того, что он прав. Диана была моим светом, рядом с ней я стал проявлять меньше агрессии, больше интересовался ею, наслаждался жизнью, а теперь сам же все испортил, и если не верну ее, то ничего хорошего не ждет меня впереди.

После второго урока в коридоре слышны крики, и любопытные школьники спешат покинуть класс, чтобы понять, что же там происходит. Когда выхожу я, то застываю у окна, наблюдая за матерью Дианы. Валентина Михайловна ругается с нашим директором, который безуспешно пытается ее успокоить, но у него плохо получается. В руках она держит папку. Валентина Михайловна выглядит одновременно злой и уставшей. Глаза красные, будто она очень долго плакала, и это беспокоит меня больше всего.

Делаю шаг по направлению к ней, я понимаю, что она скорее всего уже знает о том, что произошло вчера, и причина ее появления в школе — я. Поэтому мне нужно сделать все возможное чтобы убедить ее в том, что такого больше не повторится. Попросить прощение и молить о возможности увидеть Диану и поговорить.

Как только я подхожу к ней, все голоса вокруг замолкают, даже наш директор, кажется, вздохнул с облегчением, но взгляд Валентины Михайловны становится еще жестче, чем был, и тут мне прилетает хлесткая пощечина от нее. Она смотрит на меня глазами полными слез, а я понимаю, что произошло что-то страшное, но не хочу в это верить. Теперь слова Макса о том, что у меня больше нет девушки, обретают смысл.

— Твой отец может засадить меня за эту пощечину, но мне плевать. Если бы могла, то голыми руками бы тебя задушила. Как ты мог Мирон? Как? Я же видела в твоих глазах чувства, ты не мог играть. — Она уже вовсю плачет.

— Я не играл. Валентина Михайловна, позвольте объясниться, я….

— Не хочу ничего слушать. По твоей вине я вчера чуть не потеряла дочь! Если бы я приехала домой на каких — то пять — десять минут позже, то сегодня бы заказывала гроб и место на кладбище!

Она бьет меня словами не щадя, и до меня доходит весь ужас услышанного. Диана пыталась покончить с собой из — за меня.

— Что произошло? Как она сейчас? Пожалуйста, Валентина Михайловна, умоляю вас, позвольте мне ее увидеть.

— Нет! Нет, Мирон! Она вчера наглоталась таблеток, еле откачали, и ты сейчас просишь меня о встрече? Да, я буду молиться лишь о том, чтобы ваши пути больше никогда не пересеклись. Ни с тобой, ни с другими детьми этой школы. Господи, да у меня даже язык не поворачивается назвать вас детьми, вы изверги. Что она вам сделала? Что? — Переводит свое внимание на столпившихся вокруг одноклассников. — Диана никогда не желала никому ничего плохого. Никогда не жаловалась на ваши издевательства. А вы ее чуть ли в гроб не загнали. А преподавательский состав этой элитной школы вообще после всего приводит в шок. Какие же вы учителя, если не можете усмирить зажравшихся деток? Как вы позволили ситуации дойти до этого? Как вы после этого жить будете все? Это всех вас касается! Всех! Думаете, я сейчас тут поору и успокоюсь, но нет, не бывать этому. Ждите проверки высших инстанций, я подала прошение о разбирательстве, и поверьте, сухим из воды не выйдет никто! — Валентина Михайловна разворачивается ко мне. — А тебя Мирон, чтобы я не то, что на пороге, даже в ближайшем окружении нашего