Огонь в затемненном городе - Эно Рауд

На переменах абитуриенты и вообще ученики старших классов любят танцевать в зале. Для них танцы тоже естественная и само собой разумеющаяся вещь. Кстати, на школьных вечерах танцевать не разрешено. Этот запрет объясняют тем, что стыдно веселиться в тылу, когда на фронте гибнет все больше людей.

Уроки в гимназии начинаются непривычно поздно, только в половине пятого. На последних уроках даже начинает одолевать сон, и слова преподавателя проскальзывают мимо ушей.

Но нет худа без добра. Преимущество вечерних занятий — неполадки с электричеством. Иногда неполадки бывают общегородские, но чаще — местного характера. Эти местные неполадки обыкновенно случаются во время или в конце перемены, и, как правило, в тех случаях, когда какому-нибудь классу предстоит писать контрольную работу. Говорят, что у мальчишек из 2 «Б» есть специальный «перегоратель пробок», который изготовлен из двух железных гвоздей подходящей толщины и удобно втыкается в розетку, чтобы вызвать короткое замыкание. Правда, похоже, что учителя уже дознались, в чем дело, и в один из понедельников директор говорил об этих неполадках перед всей гимназией с большим осуждением.

Кстати сказать, директора гимназии даже не сравнишь с директорам нашей бывшей школы. Наш новый директор — человек горячий, легко повышает голос и без конца твердит о железной дисциплине. Уже его речь на торжественном открытии учебного года произвела весьма странное впечатление. Он все время кому-то угрожал. Нам, ученикам, он угрожал плохими отметками и тем, что мы по своей лени и небрежности останемся круглыми дураками. Но он угрожал также Советскому Союзу, Америке и Англии. Такое бахвальство, конечно, не вызвало у слушателей особого восхищения, и аплодисменты были довольно жидкими. Но у директора нашей гимназии есть теперь утешение, потому что другого — гораздо более важного — директора мы встретили гораздо хуже.

Но об этом я расскажу уже в следующей главе.

ДОКТОР МЯЭ

Нашей гимназии выпала «честь» — к нам прибыл руководитель Эстонского самоуправления доктор Мяэ.

Делается смешно, как подумаешь об этом «самоуправлении». О каком правительстве может идти речь, если Эстония оккупирована фашистами, — это же известно любому младенцу! Но самая высшая власть в Эстонии — немецкий генерал-комиссар Литцман, а «самоуправление» покорно исполняет его приказы. Эстонское самоуправление никем не управляет, наоборот, оккупанты управляют им. И вот к нам в гости пожаловал руководитель этого самоуправления, который был заодно директором просвещения и правосудия.

Похоже, что визит этот оказался неожиданным, потому что суета началась внезапно среди уроков. Вдруг всех учителей созвали в кабинет директора гимназии на срочное совещание. Затем нам было велено привести себя в порядок. Также было дано особое распоряжение на переменах хорошо проветривать классы, следить за чистотой и держать железную дисциплину.

И тут по гимназии разнесся слух, что наш директор и доктор Мяэ — родственники и что Мяэ собирается устроить своему родственнику повышение по службе: перевести его на работу в Таллин, в министерство просвещения.

А вскоре прибыл и сам доктор Мяэ. В классах было слышно, как перед гимназией хлопали дверцы автомобилей.

— Не нервничайте, — сказала госпожа Лыхмус, наша преподавательница эстонского языка. — Ничего особенного не случится. Главный директор самоуправления просто хочет слегка познакомиться с работой нашей гимназии. Сначала он посетит некоторые классы, а затем выступит перед всей гимназией с короткой речью.

Кстати, мы вовсе и не нервничали. Только сама учительница выглядела несколько бледнее обычного.

— А к нам в класс он тоже придет? — спросил кто-то.

— Не знаю, — ответила учительница Лыхмус. — Да это и неважно. Мы будем продолжать урок, как обычно.

Как обычно, она вынула свою записную книжку и начала высматривать в ней, кого вызывать к доске. Но вдруг дверь класса совершенно необычным образом распахнулась, и главный директор Мяэ в сопровождении просто директора нашей гимназии вошел в класс.

Мы встали.

Доктор Мяэ пожал руку учительнице Лыхмус.

Учительница Лыхмус предложила доктору Мяэ сесть на ее стул, но главный директор жестом дал понять, что он все-таки не какой-нибудь хам, который может усесться на стул, принадлежащий даме.

Теперь доктор Мяэ должен был бы разрешить нам сесть, но он почему-то не догадывался. Директору или учительнице тоже было неудобно сажать нас, поскольку высокое начальство не давало соответствующего разрешения. Мы продолжали стоять и рассматривали руководителя Эстонского самоуправления, толстого мужчину с заспанным лицом.

— Кого здесь больше — юношей или девушек? — спросил доктор Мяэ.

Он говорил с заметным немецким акцентом, и, по-моему, это было крайне символично.

Учительница Лыхмус быстро обежала глазами класс.

— Девочек на четыре больше, — ответила она.

— А-аа… — протянул доктор Мяэ и глубокомысленно покачал головой, словно он только что узнал нечто чрезвычайно важное.

Затем он задал второй вопрос:

— И кто же учится лучше?

Наш директор склонил голову набок и сделал вид, словно он размышляет над этой проблемой.

Учительница Лыхмус произнесла растерянно:

— Так сразу, пожалуй, не ответишь.

— Это только первый класс, — пояснил наш директор. — Мы еще не успели заняться статистикой по данному вопросу.

Доктор Мяэ снова понимающе покачал головой.

— Видимо, и те и другие хорошо учатся, — сказал он и весь сам засветился своей шутке.

— Стараемся сделать все возможное, — заметила учительница Лыхмус и тоже улыбнулась, как мне показалось, несколько принужденно.

— Что же, пойдем дальше? — обратился доктор Мяэ к директору, и тот сразу же услужливо поспешил к двери.

Выходя, руководитель самоуправления бросил на нас последний взгляд.

— Всего хорошего, — сказал он нежно.

— Всего хорошего, — недружно загудели мы.

На этом знакомство с нашей работой закончилось. Учительница Лыхмус попросила нас сесть, и мы продолжали урок обычным образом.

Я где-то слышал, будто получить звание доктора в Германии может почти каждый дурак. После визита доктора Мяэ в нашу гимназию я в этом больше не сомневаюсь.

В начале следующего урока пришло распоряжение собраться в зале, чтобы выслушать, о чем хочет сказать руководитель правительства подрастающему поколению.

И тут у Олева возникла одна идея.

Читатель, должно быть, заметил, что нам с Олевом вообще довольно часто приходят в голову различные идеи. И я скажу, что идея, возникшая на сей раз у Олева, не относилась к числу наихудших.

— Попроси у Линды две заколки для волос, — шепнул он мне, когда мы выходили из класса, чтобы выстроиться парами в коридоре.

— Что ты собираешься с ними делать?

— Скоро увидишь.

— Почему ты сам не попросишь?

— В целях конспирации, — ответил Олев. — Спроси так, чтобы другие не заметили.

У меня не было времени вникать в его планы. Почти все уже вышли из класса. Линда еще оставалась возле своей парты. Действовать надо было быстро.

— Линда! Пожалуйста, дай мне две заколки!

— Что ты будешь с ними делать? — спросила Линда точно так же, как я у Олева.

— Очень нужно.

Линда с удивлением вынула заколки из волос, и я сунул их Олеву в руку, когда мы уже двигались к залу.

Мы с Олевом шли самыми последними. Следом за нами двигался другой класс.

В дверях зала получился затор.

И тут Олев вдруг исчез. Я было оглянулся, чтобы посмотреть, где он, но сзади стали напирать, меня втолкнули в зал.

Классы заняли свои обычные места в зале, где мы всегда стояли по понедельникам. Лица у всех учеников были довольные, еще бы — урока-то не будет! Я заметил, что отсутствие Олева никому не бросилось в глаза.

Доктор Мяэ явился снова в сопровождении директора гимназии. И пока директор для вступления говорил о том, как мы рады визиту высокого гостя, Мяэ уселся в первом ряду. Затем главный директор сам взошел на кафедру и обратился к нам.

— Дорогие учащиеся! — начал он сердечно. — Я хочу немного рассказать вам о тех задачах, которые в нынешнее тяжелое время стоят перед всеми нами.

Надеюсь, читатель простит мне, если я не стану подробно пересказывать эту речь. Короче говоря, смысл ее состоял в том, что мы должны изо всех сил помогать немцам — меньше есть и больше работать.

Когда он кончил речь, должны были последовать аплодисменты, но в этот момент вдруг… зал погрузился в темноту.

Случилась очередная неполадка с электричеством.

Мое сердце бешено заколотилось. Две заколки потребовались Олеву для того, чтобы с их помощью устроить короткое замыкание. Я живо представил себе, как он сначала где-то прятался. Как он потом подкрался к двери зала и прислушивался оттуда. Как по усиливающемуся голосу Мяэ он определил, что приближается конец речи. И заторопился к розетке, в класс…