Как стать полиглотом - Дмитрий Спивак

Начнем с суровой Скандинавии. О прямых языковых контактах с дюжими викингами или купцами, шедшими «из варяг в греки», говорят многие заимствования, ставшие сегодня для нас родными: ларь, крюк, селедка и ябеда. Дело не ограничивалось устными контактами. На Руси принимали на воспитание и службу таких вельмож, как шведский королевич Инге или норвежский ярл Магнус Добрый, а они приезжали явно не в одиночку.

Если опуститься южнее, то мы найдем на побережье Балтики предприимчивых немецких купцов. Быстро сообразив, насколько выгодна торговля с русскими, они стали регулярно посылать детей в семьи новгородцев, чтобы те сызмала овладевали всеми оттенками нашей речи. Немцы высоко ценили эти связи. Когда в Риге появились голландцы – свои же и по языку и по культуре, – им было запрещено учить русский под страхом сурового наказания. Коммерческий интерес! Немецкие купчины вовсе не собирались делиться преимуществами посредников и переводчиков. Но и русские не терялись – уже в договоре 1229 года смоленские купцы оговаривают свое право владеть языком торговых партнеров с «Готского берега».

Если посмотреть еще южнее, то не было, вероятно, ни одной крупной европейской державы, хоть один выдающийся представитель которой не воспитывался бы на Руси. Это не только соседи, такие, как венгерский королевич Андраш, но и сыновья английского короля Эдварда Железнобокого – Эдвард и Эдвин. В свою очередь, славились на всю Европу русские невесты. И первой вспомним дочь Ярослава Мудрого – Анну. Выйдя замуж за французского короля, она приложила руку на одной важной грамоте 1063 года, начертав: «Ана ръина» (то есть «Анна-королева»), и вообще оставила свой след во французской культуре. Так, по-видимому, она привезла с собой Священное писание по-славянски, на котором присягали при короновании короли Франции, вплоть до Людовика XVI.

А наша соотечественница Конгута Ростиславна, выданная за чешского короля! Она стала первой чешской поэтессой. Мы говорим тут о знатных особах, поскольку простые женщины той эпохи имели, конечно, мало шансов попасть в историю. Но и они были очень любознательны, хорошо знакомы с языками – кстати это вообще довольно надежный показатель уровня культуры всего общества. Как приятно, что, наверное, и приветствовали их почти так же, как сейчас. В сочинении блестящего византийца Иоанна Цеца читаем такое знакомое: «сдра́-пра́те, сестри́ца, до́вра де́ни». Простим писателю XII века неточно расслышанное «здравствуйте» и лучше оглянемся вокруг – мы прибыли на берега Босфора!

Рассказывать о полиглотах этих краев легко и приятно. В самом деле, кто из читателей не помнит того, как в IX столетии братья Кирилл и Мефодий основательно изучили язык славян, живших вокруг их родных Салоник, создали для них азбуку, которой написаны и эти строки, перевели на славянский первые книги… У них сразу обнаружились принципиальные противники. Прежде всего это немецкое духовенство, стоявшее на позициях знакомых нам «треязычников». Для них славянская письменность была нежелательна, как, впрочем, и своя, немецкая. О том, как горячо боролись за свое дело первоучители, свидетельствуют подлинные слова Кирилла, донесенные до нас одной рукописью XV века: «Отвеща философ к ним: Не идет ли дождь от бога равно на вся, или солнце такожде не сияет ли на вся?.. То како вы ся не стыдите три языкы токмо мняще, а прочим всем языком и племеном слепым веляще быти и глухым?»

Я нарочно не перевел этот отрывок. Ведь вы без труда поняли общий смысл речи философа, сказанной на солунском диалекте тысячелетней давности. Это произошло по двум важным причинам. Во-первых, вместе с книгами русские заимствовали и язык, на котором они были написаны, что очень обогатило нашу речь и слышится в ней по сию пору. Во-вторых, все славянские языки близки друг к другу, а в древности были и того ближе. Умело составив азбуку, приемлемую для любого славянского наречия, первоучители одновременно и использовали это родство, и укрепили его. Что же касается «треязычников», то они не смогли помешать росткам просвещения, – и очень скоро славяне стали знакомиться с сокровищами мировой культуры через посредство византийской.

Народ не зря прозвал Ярослава Мудрым – уже в XI веке он собирает местных полиглотов в особую переводческую школу. «И к книгам проявлял усердие, часто читая их и ночью и днем. И собрал книгописцев множество, которые переводили с греческого на славянский язык», – с одобрением помечает летописец. Видимо, уважение к книжной премудрости было повсеместным, а переводы делались доброкачественные, если уже сын Ярослава, Всеволод, как писали тогда, «дома седя», изучил 5 языков! А в пользу того, что образованность была присуща не только знати, говорят берестяные грамоты, сохранившиеся в земле Новгорода: с того же XI века там были с азбукой на «ты» самые простые люди. Наверное, поэтому так скоро стали русские и отдавать долг. В течение одного поколения они достигли таких познаний, что сербский книжник Прокопий в XII столетии направился прямо на Русь, чтобы завершить здесь образование, а вслед за этим перестроить родную орфографию на русский манер.

Ради этого рассказа стоило отвлечься от нашего путешествия по кругу земель, соседствующих с Русью. Но нам уже пора отправляться из Византии – нас ждет Кавказ. Из глубин XII века доносится пленительный голос азербайджанского поэта Низами. Когда в поэме «Семь красавиц» ему понадобилось описать русскую красавицу, то характерная черта ее облика сомнений не вызвала:

Она в любой науке столь была сильна,Столь искушена, что в мире книги ни однойНе осталось не прочтенной девой молодой.

С ним согласились бы армяне: лучшие их врачи и строители находят доброжелательный прием в Киеве, а детей учат, как можно предположить, в двуязычных школах. Впрочем, не только кавказцы, но и арабский мир стремится в Киев – там уже в XII веке была школа, где обучение велось по-арабски.

Поднимаясь выше по карте, мы приближаемся к протяженной восточной границе Руси с азиатскими народами. «Дикое поле, страна незнаема», «рать без перерыва», как говаривали в ту далекую эпоху. Да, непростыми были наши отношения, и все же в старинных летописях, откуда мы взяли эти выражения, упоминаются и «ковуи» – племена половцев, ставшие верным и надежным союзником русских. А ученые вскрыли в тексте «Слова о полку Игореве» целый пласт тюркских слов и оборотов, так же как и в киевских летописях – отчетливые следы половецкого эпоса. Во всяком случае, тюркские языки на Руси знали, и очень хорошо.

И наконец, мы подошли к северу. Этот разговор действительно стоило оставить «на сладкое», поскольку начиная с X века Господин Великий Новгород был организующим началом на огромном пространстве севера от Урала до Балтики. Здесь в общении с финно-угорскими народами особенно ярко проявилась такая черта русского многоязычия, как терпимость. После вхождения «под руку» Новгорода языки более слабых соседей не вытаптывались, а пользовались полным уважением. Благодаря этому недавно обнаруженный на берестяной грамоте в Новгороде карельский текст примерно на 600 лет старше, чем известные до сих пор памятники данного языка. А написан он был русскими буквами. Представитель пока не замиренного племени емь, Семен Емин, стал в Новгороде тысяцким. Так же спокойно чувствовали себя эсты и меря, ижора и весь. А родственные им по языку коми-пермяки немного позже получили из рук русских собственную письменность. Этот труд, предпринятый Стефаном Пермским, принес ему величайшее уважение соотечественников. Вот как писал о нем Епифаний Премудрый: «И изучися сам языку пермскому, и грамоту новую пермскую сложи, и азбукы не знаемы счини по предложению пермского языка, якоже есть требе, и книги русскыа на пермский язык преведе…»

Да, мало что может сравниться с этим удивительным временем. Но завершение многих его начинаний приходится на долю уже следующих четырех веков – «серебряного века» русских полиглотов – времен Московской Руси. В начале этой эпохи по русской земле проходит вал восточных народов – это татаро-монгольское нашествие XIII века, а в конце – вал западных народов, польско-литовское и шведское нашествия Смутного времени XVII столетия. Казалось бы, что стоило многоязычным ордам, не оставившим нетронутым почти ни одного уголка страны, стереть русский язык с лица земли? Но народ не просто сохранил его. Именно тогда и сложилась та речь, которая с XVII века несет гордое имя национального русского языка.

Приятно сообщить читателю, что массовое многоязычие приняло в этом самое прямое участие. А как иначе могло быть, если в единый язык сплавлялось на относительно небольшой территории вокруг Москвы целое множество северных и южных диалектов? Там, в глубине, под волнами нашествий и перемещений народов, шла неспешная, но титаническая стихийная работа по взаимному притиранию диалектов, по отбору из их богатств всего самого ценного, выразительных звуков, окончаний, способов связи слов – работа, которую вел не кто-то один, но весь народ. И затем почти сразу эта речь, как тугая пружина, распрямляется и сквозь XVI–XVII века летит как на крыльях до Тихого океана, осваивая необозримые пространства Сибири с ее удивительными наречиями. Но, осваивая внешние просторы, русский язык не упускал из виду и внутренние. Прежде всего он упорно, одну за другой, перенимал от утратившего свою просветительскую роль церковнославянского языка все функции его применения.