Наши люди (Выбранные места из бесед с великими) - Игорь Свинаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Так пою я графиню, ту сцену, где она умирает и ко мне приходит Германн (обратите внимание - "она", но "ко мне" - Прим. авт.). Он бросается передо мной на колени и поет: "Если бы вы знали..." - и всю меня... трогает! А я еще девчонка, со мной первый раз такое делают, я в шоке! Но реагировать было нельзя, я ведь сидела лицом к публике! Я продолжала играть старуху графиню... Потом Зураб мне сказал: "Ах, Леночка, как бы я хотел иметь такую бабушку" (она произносит это с грузинским акцентом. - Прим. авт.).
Смерть
- Однажды в Милане, в церкви Сан-Марко, на празднике двухсотлетия театра Ла Скала, я пела свой первый "Реквием" Верди. Со мной пели Паваротти, Гяуров, Френи, хор Ла Скала, дирижировал Аббадо. Все желающие не вмещались в церковь, на площади собралась толпа... После "Реквиема" должен был начаться концерт, но начало задерживалось, никто не понимал почему. И только потом мы узнали причину. Оказалось, еще во время нашего исполнения в церковь вошел какой-то дедулька, сказал: "Боже, красота какая!" - и тут же на месте умер. Получилось, что это ему мы пели "Реквием"! Его несли из церкви через толпу, а мы в это время пели...
Будущее
- Елена Васильевна, вы думаете о том времени, когда уйдете со сцены? Вас это страшит?
- Нет-нет. Думаю, если мы в жизни что-то теряем, страдать нельзя. Если теряем, значит, имели. Не все люди имели что терять, не всем было о чем жалеть! Сколько у нас талантливых людей, которые ничего не увидели, ничего не совершили и даже не сделали карьеру! У меня же жизнь была очень интересная. Я была счастлива! Да я и сегодня счастлива... Мне кажется, теперь я знаю, что такое ад и что такое рай. Думаю, после смерти мы будем совершенно прозрачными. И если ты человек плохой, все будут видеть, что ты плохой, - это ад. А если ты хороший, все будут видеть, что ты хороший, - это рай. Надеюсь, я умру прежде, чем перестану петь. Когда я умру, я буду петь - в раю...
1995
????? ЮРИЙ НИКУЛИН ?????
"Клоунада - это материализация анекдота"
Он был могучий клоун. Кроме того, были также Семен Семеныч Горбунков в "Бриллиантовой руке", Кузьма Кузьмич в "Когда деревья были большими", Балбес в "Псе Барбосе и необыкновенном кроссе". Без этих бессмертных персонажей галерея образов советских людей выглядела бы по меньшей мере обворованной.
Он собирался дожить до ста лет, но последним его прижизненным юбилеем стало 75-летие.
У него были неимоверные заслуги перед цирком, то есть в деле воспитания подрастающего поколения, и перед отечественным кинематографом. А также большие достижения в деле коллекционирования анекдотов. Вот один из них, рассказанный им мне в ходе интервью (дело было как раз перед зимней сессией).
Анекдот Никулина
"Бог с двумя ангелами пролетают над Землей. Как раз в институтах готовятся к сессии. Летят над одним институтом - там студенты зубрят, шпаргалки делают. Ангелы спрашивают: "Боженька, эти сдадут сессию?" - "Не-е, не сдадут". Другой институт. Там профессоров слушают, конспектируют, не спят ночами... "Сдадут?" - "Нет, - отвечает Бог. - Не сдадут". Третий институт. А там пьянка-гулянка, музыка играет, какие-то бабы пришли... "Ну, эти-то уж точно не сдадут?" "Эти? Эти сдадут". - "А почему, Боже?" - "Они ж только на меня надеются!"
В 1926 году, в пятилетнем возрасте, Никулин впервые попал в цирк и захотел стать клоуном. В тот первый раз - и после всю жизнь - "пахло опилками и, конечно, конюшней. Этот стойкий запах цирка ничем невозможно перебить". А привел его в цирк отец - веселый и юморной человек, любитель, ценитель и собиратель анекдотов, сочинитель цирковых реприз и эстрадных миниатюр. Потом, правда, Никулин повзрослел и какое-то время сомневался насчет цирка: "Уже в первом классе я стал понимать, что есть профессии более интересные, чем клоун. Например, пожарник или конный милиционер".
Хотя нет; не положено конному милиционеру иметь впечатлительности, воображения и уж тем более доверчивости. А именно эти качества проявил школьник младших классов Юра Никулин, когда в Смоленской крепости, вокруг площадки, где якобы обедал Наполеон, он ползал и искал остатки исторического обеда - особенно почему-то рыбью кость. Как бы совершенно всерьез. Хотя, конечно, это была чистейшей воды клоунская реприза.
Жизнь потом всеми средствами пыталась отвлечь Никулина от этого плана сделаться клоуном. Например, двумя войнами - финской и Отечественной. Армейская служба растянулась у него на семь лет; сама война, да два года до войны, да еще год после. Что такое армия, война для великого артиста, разумеется, кроме тягот, различного героизма, боевых наград и возможности каждую минуту быть убитым? Это работа над собой, наблюдение за жизнью и крепнущая уверенность в том, что жизнь уж точно игра. "Где-то казалось, что я продолжаю играть, как играл когда-то с ребятами во дворе", - писал он в своих мемуарах, в детстве у него тоже было ружье, правда, сломанное. А какие контрасты! Получив под готовым к войне Ленинградом винтовку и буденовку, он потрясенно говорил себе: "А ведь всего-то десять дней назад я в Москве смотрел в театре "Женитьбу Фигаро!" Как быстро в жизни могут перемениться декорации...
А что он взял с собой из дому? Книжку про Швейка (одна из самых любимых) и тетрадь с полутора тысячей анекдотов. Отсюда был один шаг до конфераньсе дивизионной самодеятельности, каковым он и стал на встрече нового, 1943 года. Потом, в госпитале - после контузии - он отращивал усы: "придают лицу мужественный вид". В свободное от выращивания усов время учился играть на гитаре и таки пять аккордов выучил.
Вот окопная импровизация, готовая реприза - их у него много раскидано по жизни. В бывшем немецком блиндаже - его только что захватили - обнаружилась ручная мышь. Военнослужащий Петухов замахнулся на нее прикладом: "Мышь-то немецкая. - Да нет, - ответил я. - Это наша мышь, ленинградская. Что, ее из Германии привезли? Посмотри на ее лицо..." Все рассмеялись. Мышь осталась жить" (цитируется по книге "Почти серьезно".)
А как-то пошли рыть траншеи. "Инструмент взяли?" - спрашивает про лопаты майор. "Взяли!" - бодро ответил я и вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку. Все захохотали, майор тоже. Настроение у нас поднялось".
В конце 1944 года замполит наконец заметил и придумал: "Никулин, ты у нас самый веселый, много анекдотов знаешь, давай-ка организуй самодеятельность".
Никулин подобрал рыжую косу (из разбитой парикмахерской), грим из губной помады, изготовил нос из папье-маше, взял у старшины ботинки 46-го размера - и вышел клоуном.
День Победы Никулин отметил широко, ярко, с огоньком: он с товарищами сжег полуразваленный сарай - от чувств и для иллюминации.
В это же самое время в Москве его ждали родители. "Всю ночь отец с матерью гуляли, хотели пройти на Красную площадь, но там собралось столько народу, что они не сумели протиснуться". Это вам напоминание о том, что за время было и какой накал эмоций, какая коллективность; чувствующие индивидуалисты, художественные натуры были тогда не очень кстати. Никулин с его странными повадками, с печалью на лице - это все так подозрительно должно было выглядеть. Не спрячься он так счастливо в цирке, что б с ним было?..
Разве один только Чаплин мог бы вернуться с войны таким негероическим способом, каким это сделал Никулин. Представьте себе для начала победу 1945 года: кинохроника с Белорусского вокзала, толпа с цветами, оркестры, слезы и объятия. Далее титры: "Прошел год" (его не пускали домой целый год после победы). Из вагона на пустой перрон - как на манеж - выходит Никулин с героическими - по крайней мере, по его замыслу - усами. Никто его не встречает... Он пешком идет по Москве домой на Разгуляй. Первым делом мчится к девушке, в которую влюбился в шестом классе, он с ней всю войну вел интимную переписку, ее письмами набит его дембельский чемоданчик. Фронтовик ожидает награды, он всерьез рассчитывает на давность и верность своей любви, на "героические" усы. Но девушка признается грустному клоуну, что собирается замуж - за героического несмешного летчика. Летчик, видно, с войны не опоздал...
Это еще не конец сюжета.
Никулин в тот же день идет на стадион смотреть какой-то выдающийся матч отец раздобыл билеты. А после - это как клоунская пародия - он "с подростками соседнего двора играл в футбол. Старушка, у которой мы разбили мячом стекло, горестно говорила:
- Ну я понимаю, эти школьники - шалопаи, но Юрий-то, воин усатый, куда он лезет?"
Завершающая бабушкина реплика разоблачает эти давно уже участвующие в репризе усы...
Было ему тогда аж 25 лет. Без работы, без ремесла, без образования. Жизнь на иждивенческую скупую карточку! Сочувствие и жалость окружающих! "Как же так, - думал тогда он, - в самодеятельности ведь я блистал, а тут в театрах морщатся?.."
Начальник 66-го отделения милиции попрекает его тунеядством и, чтоб решить вопрос, зовет к себе работать.
Но он не идет в "ментовку", потому что проходит конкурс сразу в два места! И в Камерный (теперь - имени Пушкина) театр, и в цирк. Так куда ж идти? "В цирке легче и быстрее можно проявить себя, найти новые интересные формы клоунады, и решил идти в цирк", - решил он, в основном поддавшись на уговоры отца. И политически это было безупречно: "Стране нужны были клоуны", после войны-то.