В начале - Айзек Азимов

Во-первых, в который раз мы являемся свидетелями того, как создается облегченная, в буквальном смысле более «возвышенная» версия достаточно «приземленного» вавилонского мифа о сотворении мира. Там множество богов, завершив создание Вселенной, отмечают это событие своего рода вечеринкой, на которой, по обыкновению, «ни слова о делах». Для создателей «Жреческого кодекса» бог един, и веселиться ему не с кем, поэтому он просто решил отдохнуть от дел праведных в одиночку.

Но почему бы вместо этого смущающего слова «почил» не написать более определенно: «отдохнул», «позволил себе передышку после напряженной творческой работы» или что-то в этом роде? Не пришлось бы долго и велеречиво отводить намеки на господню «усталость»…

Одно объяснение лежит на поверхности: невозможно истолковать действия и побуждения господни иначе, как прибегая к сравнениям с человеческими действиями и побуждениями. Даже невзирая на новые трудности интерпретации, которые возникнут неизбежно, это все же единственный путь рассказать о божьих деяниях на доступном людям языке.

Есть и другие объяснения. Например, такое: авторы «Жреческого кодекса», улучшая (как им казалось) вавилонский миф, сами еще не достигли к той поре полного и ясного понимания трансцендентной сущности бога. И создавали текст, в глубине души продолжая подозревать, что такой труд, как сотворение всего сущего – да за шесть дней, – «укатает» и всевышнего.

В реальности все обстоит следующим образом: всякое движение и вообще какое бы то ни было действие утомительны. Даже неодушевленные предметы стремятся остановиться и «почить», как только представится возможность.

Мысль вполне естественна, ибо в земных условиях мы наблюдаем, что все движущееся со временем останавливается: взлетевшая в небо палка стремится обратно – в состояние покоя. К покою тянутся и все живые формы, чье поведение полностью определяется окружающей средой.

Свойство усталости, присущее всему живому, включая человека, можно объяснить с помощью термодинамики. Дело в том, что живые ткани поддерживаются в состоянии относительно низкой энтропии, а постоянно идущие в них изменения приводят к ее увеличению. Поэтому, чтобы жизнь продолжалась, нужно каким-то образом эти изменения нейтрализовать, скомпенсировать. Когда любое произведенное действие выбивает организм, занятый этой работой, из графика, растет усталость. И наоборот, во время отдыха организму как бы дается шанс успешно выполнить поставленную задачу (поддержание возможно более низкоэнтропийного состояния). В конце концов, и это совершенно естественно, мы эту борьбу – со стремящейся возрастать энтропией – проигрываем, и наступает смерть…

Все неодушевленные объекты, встретившись с препятствием, останавливаются. В основном причиной остановки служат сопротивление воздуха и трение, они вызывают увеличение энтропии, которое неодушевленные предметы погасить не в состоянии. Их движение стопорится и окончательно «умирает».

В тех случаях, когда энтропию можно не принимать в расчет, никакой усталости не наблюдается и действие продолжается бесконечно. Некоторые элементарные частицы, предоставленные самим себе (протон, электрон, фотон, нейтрино и другие), постоянно находятся в состоянии движения. Определенные комбинации их могут образовывать стабильные атомы, которые в свою очередь соединяются в стабильные комбинации атомов – молекулы. Те, если на них никак не воздействовать, тоже практически вечны.

Можно развить схему рассуждений дальше. И Земля и планеты, не встречая сопротивления, будут бесконечно обращаться вокруг Солнца (в стародавние времена полагали, что это ангелы постоянно «подкручивают» завод вселенских часов…). То же самое справедливо и в отношении Солнца, обращающегося вокруг ядра Галактики.

Итак, у нас есть все основания сделать одно важное заключение: любые изменения, происходящие с неодушевленными предметами во Вселенной во время процесса ее возникновения и дальнейшей эволюции, протекают с неизбежным ростом энтропии. Поэтому говорить о какой-то «усталости» неживой природы нет оснований: Вселенная утомляется от увеличения энтропии в той же мере, что и стекающая отвесно вниз вода.

62. Освященный седьмой день – это еврейский «шаббат», ныне называемый субботой.

Иными словами, в первое воскресенье господь сотворил свет, в понедельник – небеса, во вторник – сушу и покрывавшую ее растительность; среда ознаменовалась созданием небесных тел, четверг – животных, морских и воздушных; пятницу бог посвятил животным суши и человеку. В субботу он решил отдохнуть.

Из текста «Жреческого кодекса» ясно следует: суббота была утверждена всевышним во время сотворения мира, следовательно, до начала записанной человеческой истории. Однако в прямом противоречии с этим находятся данные науки, позволяющие предположить, что в период, предшествовавший вавилонскому плену (времена судей и царей Израилевых), суббота не пользовалась каким-то особенным вниманием со стороны верующих. Только во времена плена и особенно после него «шаббат» становится первостепенным днем недели: о нем особо сказано в десяти заповедях. Какая же связь дня «шаббат» с вавилонянами?

По-еврейски «шаббат» значит «прекратить, остановиться» – термин вполне соответствует отдыху после напряженной работы. Простой ежедневный сон необходим, тот, кто нашел время выспаться, передохнуть, добьется большего на протяжении следующего рабочего дня. Вполне естественно распространить это правило и на большие промежутки времени, например на неделю.

Но откуда взять этот выходной? Должен ли он наступать регулярно или только от случая к случаю? И если принять первое, то с каким интервалом?

В те ранние периоды человеческой истории, когда жили большими семьями (и никак иначе), счет дням велся, исходя из обстоятельств или с соизволения главы семьи. По мере развития и усложнения человеческого общества потребовалось как-то регламентировать и выходные: нельзя было допустить, чтобы совместный труд терял эффективность от такого разнобоя. Наилучшим способом привести все в порядок в те времена было связать выходные с религией.

Более 4000 лет назад разработали лунный календарь народы, населявшие Междуречье. К появлению новой луны, отмечавшему наступление нового месяца, был приурочен религиозный праздник, и, естественно, другие фазы Луны также не прошли незамеченными. Впервые словом «шаббат» («саббату» – на языке древней аккадской цивилизации, распространившей свое влияние на территорию Междуречья в третьем тысячелетии до новой эры) был назван день полнолуния. Слово перешло к жителям соседних земель, и до вавилонского плена в израильском государстве полная Луна (шаббат) и новолуние отмечались как равнозначные по важности события.

Так, когда женщина собирается идти к чудотворцу-пророку Елисею просить об оживлении мертвого сына, муж говорит ей: «…Зачем тебе ехать к нему? сегодня не новомесячие и не суббота» (4 Цар. 4: 23). Однако во времена пленения вавилоняне отмечали также и промежуточные фазы Луны: первую четверть и третью. Эти четыре фазы появляются на небе с интервалом, приблизительно соответствующим неделе, и само английское слово week (Woche по-немецки) происходит от старого тевтонского Wechsel («изменение»).

Действительность, конечно, оказалась сложнее. Каждая новая лунная фаза наступает через 7,4 суток, и для сохранения привязки к лунному календарю потребуется существенная корректировка всей схемы расчета. Некоторые недели должны стать семидневными, другие будут состоять из восьми дней. На это древние составители календаря не пошли, а поступили так: решено было все недели считать семидневными, после чего всякая связь с фазами Луны была потеряна.

Виновницей произведенного беспорядка (с точки зрения верующих) вновь, вероятнее всего, оказалась магическая «семерка». Правда, на сей раз магия цифр была связана с конкретными знаниями древних вавилонян, ибо означала семь известных в те времена «планет»: Солнце, Луну, Меркурий, Венеру, Марс, Юпитер, Сатурн. С точки зрения астрологии вполне разумно было закрепить за каждой планетой один день недели (а он, в свою очередь, снабжался собственным небесным богом-патроном). Восьмой день оставался бы незаполненным, обделенным, и этого, конечно, нельзя было допустить.

Итак, возникла стабильная неделя, состоявшая из семи дней. Один из них был отдан под религиозный праздник, работать в него не полагалось, а предписано было отправлять религиозные ритуалы. Кроме того, вполне вероятно, что работа в этот день заведомо считалась обреченной на неудачу.

Но все, о чем пока шла речь, касалось Вавилона. Находившиеся в вавилонском плену евреи, наблюдая наступление еженедельных выходных, и не подумали смириться с их политеистическим оправданием. Оставалось одно – выработать свое собственное.