Распознавание образов - Уильям Гибсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доротея не торопясь разматывает веревочку, засовывает пальцы в конверт и вынимает картонный квадрат формата А4, как и в прошлый раз. На картонке нарисован Мишлен в одной из своих ранних, наиболее тошнотворных ипостасей – не сегодняшняя раздутая нидзя-черепашка без панциря, а пожилое пресыщенное существо с сигарой, похожее на мумию со взбухшими ногами.
– Бибендам, – произносит Доротея.
– Это что, ресторан? – удивленно спрашивает Стоунстрит. – На Фулхам-роуд?
Он сидит рядом с Доротеей и не видит, что нарисовано на картонке.
Кейс едва сдерживает крик.
– Ой, – говорит Доротея. – Как же я дура. Это ведь другой проект.
Бибендам отправляется обратно в конверт.
Доротея извлекает новый дизайн эмблемы, несколько секунд держит его перед Кейс, а потом с какой-то небрежностью показывает Бернарду.
Бывший сперматозоид-шестидесятник превратился в нечто кометообразное, размытую и более энергичную версию существующей эмблемы, которой уже более десяти лет.
Кейс безуспешно пытается открыть рот и что-то сказать. Откуда Доротея узнала? Кто ей сказал?
Пауза затягивается.
Рыжие брови Стоунстрита медленно ползут вверх – миллиметр за миллиметром, – изгибаясь вопросительными дугами.
– Ну?
Бибендам. Это его имя. И еще так называется ресторан в обновленном «Домике Мишлена», который Кейс, разумеется, обходит за три квартала.
– Кейс, вам нехорошо? Хотите выпить воды?
Впервые она увидела Бибендама во французском журнале, когда ей было шесть лет. Ее вырвало прямо на страницу.
– Он получил утку в лицо на скорости двести пятьдесят узлов.
– Простите?..
В голосе Стоунстрита звенит беспокойство, он начинает вставать.
– Все в порядке, Бернард. – Кейс изо всех сил вцепляется в край стола.
– Принести вам воды?
– Нет, не надо. Я имею в виду новый дизайн. Он подойдет, все в порядке.
– Вы так побледнели... Как будто увидели призрака.
Доротея ухмыляется.
– Я... просто... Это работа Хайнца. Она меня... потрясла. – Кейс пытается сложить губы в улыбу.
– В самом деле? Ну, это просто замечательно!
– Да, – кивает Кейс. – Но мы ведь с вами закончили, да? Теперь Доротея вернется к себе во Франкфурт. А я вернусь в Нью-Йорк. – Она неуверенно встает, держась за спинку стула. – Если можно, вызовите мне машину.
Она не хочет смотреть на Доротею. Вот кто сделал сегодня резкое движение. Один-ноль, Доротея выиграла. Потрясение очень глубокое, не идет ни в какое сравнение с вторжением азиатских шлюх. Это гораздо хуже. Очень мало людей знает об истинном масштабе ее фобии, и еще меньше – о конкретных эмблемах, вызывающих болезненную реакцию. Ее родители, несколько психиатров, самые близкие друзья, максимум трое бывших любовников. Больше никто.
А Доротея знает.
Кейс на негнущихся ногах подходит к двери, берется за ручку, оглядывается.
– До свидания, Бернард. До свидания, Доротея.
Стоунстрит выглядит озадаченным.
Доротея светится от радости.
К этому часу энергичная толпа на улицах Сохо рассосалась. Машина, слава богу, уже стоит у входа.
На подъезде к Парквею Кейс берется за кошелек, чтобы расплатиться с водителем, но вспоминает, что это машина «Синего муравья».
Открыть подъезд. Подняться по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Приготовить черные немецкие ключи.
К дверной ручке привязан жирный Мишлен, сделанный из белого фетра. Подвешен за горло на черном шнурке.
Кейс начинает кричать. Берет себя в руки. Закрывает рот ладонью.
Вдох, выдох.
– Он получил утку в лицо на скорости двести пятьдесят узлов.
Черный волосок на месте. Пудру с ручки, разумеется, смахнули, но периметр по-прежнему в безопасности.
Кейс старается не глядеть на чудовище, прикрученное к двери. Это просто кукла. Обычная кукла. Немецкий ключ вонзается в замок.
Зайти внутрь, запереть дверь, накинуть цепочку.
Дребезжит телефон.
Она вскрикивает.
После третьего звонка поднимает трубку:
– Але?
– Это Хьюберт.
– Хьюберт?..
– Конечно, кто же еще. Итак?
– Что, «итак»?
– Утро вечера мудренее.
Кейс открывает рот, но слова застревают в горле.
– Вы подписались под эмблемой Хайнца, – продолжает он. – Значит, дело сделано. Поздравляю.
В трубке слышен приглушенный звук рояля. Фоновая музыка коктейльного зала. Сколько сейчас времени в Нью-Йорке?
– Я собираю чемоданы, Хьюберт. Беру такси в Хитроу, потом первым же рейсом домой.
Наконец-то озвучено то, чего она хочет больше всего на свете.
– Замечательно. Значит, мы можем все обсудить, как только вы прибудете.
– Вообще-то я лечу в Париж.
– Париж? Ладно. Я там буду завтра утром. Мой клиент как раз должен мне один полет на «Гольфстриме»[14]. Заодно и долг получу.
– Послушайте, Хьюберт, тут нечего обсуждать. Я все сказала в субботу.
– Вы помирились с Доротеей?
Он меняет тему разговора.
– Вы меняете тему, Хьюберт.
– Бернарду показалось, что вам стало плохо при виде нового дизайна.
– Вы опять меняете тему. Буду ли я на вас работать, искать автора фрагментов? Нет, не буду.
– Почему?
Вопрос ставит ее в тупик. Потому что Бигенд ей несимпатичен? Потому что она ему не доверяет? Потому что ей не интересно, откуда берутся фрагменты, кто их делает и зачем? Это последнее неправда: ей очень хочется узнать правду об источнике чуда, как и любому фрагментщику. Достаточно зайти на Ф:Ф:Ф, чтобы в этом убедиться. Но все дело в том, что слова «фрагменты» и «Бигенд» в одном предложении смотрятся весьма неприятно и пугающе. Не Бигенд-человек, неправильно надевающий ковбойскую шляпу, а Бигенд-сила, стоящая за «Синим муравьем». Бигенд, бесспорный гений своей профессии, открыватель новых путей.
– Я хочу вас кое с кем познакомить, – говорит он. – По моей просьбе этот человек пришел в офис сегодня утром. Бернард должен был устроить так, чтобы вы вместе пообедали. Но вы ушли слишком быстро.
– Познакомить? С кем, для чего?
– Он американец, по имени Бун Чу.
– Бунчу?
– Два разных слова, Бун Чу. Думаю, вы с ним отлично сработаетесь. Я хочу, чтоб вы просто поболтали.
– Хьюберт, ну как вам еще объяснить? Это бесполезно! Мне совершенно не интересно...
– Он сейчас на другой линии. Бун, вы слышите нас? Где вы находитесь?
– На выходе из Камденского туннеля, – жизнерадостно откликается мужской американский голос. – Смотрю на вывеску «Вирджин».
– Вот видите, – говорит Бигенд, – он совсем рядом.
– Дальше по Парквею, да? – уточняет американский голос. – Прямо вверх, от станции?
– Хьюберт, в самом деле, это бессмысленно...
– Я вас прошу, – говорит Бигенд. – Поговорите с Буном. Что вы теряете? Если вас не зацепит, полетите в свой Париж.
Что он имеет в виду? Что значит «зацепит»?
– Каникулы за счет «Синего муравья», – продолжает он. – Я распоряжусь, чтобы вам забронировали гостиницу. В качестве премии за консультацию по дизайну «Х и П». Мы с самого начала знали, что можем на вас положиться. Наш клиент готов перейти на новую эмблему уже весной. Да, кстати, для вас снова будет работа: предстоит утвердить варианты для каждого конкретного продукта.
Он снова применяет этот трюк. Кейс уже начинает думать, что будет проще встретиться с этим Буном, а потом поехать в аэропорт. А в Нью-Йорке она всегда сможет избежать Бигенда.
– Он все еще на линии, Хьюберт?
– Да-да, – отзывается американский голос. – Я на Парквее.
– Звоните два раза, – говорит Кейс и дает номер дома и квартиры.
Повесив трубку, она идет на кухню и вооружается новеньким немецким ножом и черным мусорным пакетом. Мусорный вкладыш, как их здесь называют. Кейс открывает входную дверь. Это все еще висит на ручке. Стиснув зубы, она одевает его в черный пластик, потом ножом перерезает шнурок. Это падает в мешок. Кейс оставляет мешок за порогом, идет на кухню, кладет нож в ящик. Потом возвращается к двери. Глубокий вдох. Выйдя за порог, она нашаривает ключ на шее, запирает замок. Осторожно поднимает черный пакет. Это теперь лежит внутри, словно дохлая крыса, только не такая тяжелая. Кейс спускается вниз и оставляет мешок на площадке, за кипой старых журналов, предназначенных на выброс. Вот и все дела. Она садится на ступеньки, прислоняется к стене и обхватывает колени руками. Узелок внутри начинает шевелиться. Кейс с раздражением чувствует, что начались месячные.
Она встает и возвращается в квартиру, чтобы об этом позаботиться. И едва успевает закончить, как дважды трещит звонок.
– А, ч-черт!..
Она сбегает по ступенькам, забыв запереть квартиру.
Все это должно занять не более минуты. Она извинится за то, что Бигенд настоял на встрече, но будет твердо стоять на своем: ни в каких проектах по поиску автора фрагментов она участвовать не будет. Просто и ясно.
Наружная дверь сделана из дуба и выкрашена белой эмалью, которая уже пожелтела и потрескалась по краям. Глазок, должно быть, не протирали со времен Второй мировой.