Прощённые - Юлия Эрнестовна Врубель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Михаил, благодаря судьбе, не пострадал, зато был лично награждён главнокомандующим за доблесть и бесстрашие… А далее – через Верею, Вязьму, Малоярославец. Потом победный переход границы, и мощным натиском – вперёд, вперёд, вперёд! Сразу после падения Дрездена, он был произведён в полковники. А там река русского воинства, сметающая все преграды, бурным потоком хлынула в Париж.
…Как будто в качестве реванша за когда-то неудавшуюся миссию, полковник едет на переговоры неприятельскую ставку. Теперь ему поручено заверить своей подписью бумагу о капитуляции Парижа, тем самым завершив войну. В Париже, считанные дни спустя, он станет генерал-майором, в его неполные двадцать семь лет. Судьба, казалось, подарила ему всё.
Глава 21. Пока ещё не поздно
Март 1834 года, окрестности Санкт-Петербурга.
Он пробудился, сел на узкой, неудобной койке и протёр глаза. Потом, откинув одеяло, встал и подошёл к окну. Услышал гулкий звон колоколов, привычно созывающих приход Иоанновской на утреннюю службу. Вид из квадратного оконца второго этажа военной богадельни был очень недурён. Рощица из тонких молодых берёзок близ бывшего дворца, на удивление, прижилась – набухли почки, молодые ветки вытянулись к небу… А между веток, сказочным нарядным замком, виднелась розовая «псевдоготическая» церковь. Её изящный силуэт казался неправдоподобным – здесь, среди серого и пасмурного марта промозглой питерской весны.
– La Grenouillere ( «лягушачье болото»-фр.) – пробормотал задумчиво, и повторил, растягивая по слогам, по-фински,– Кикерикексинен.
Когда-то эта низменная местность за окраиной столицы была населена только лягушками, которые плодились здесь без всякой меры… Покуда посреди болотца не выросли строения, призванные увековечивать победу его прославленного предка. Одно из них и приютило Михаила – как видно, по иронии судьбы!..
– Ну что же, по нынешнему состоянию моих дел – приют закономерный и достойный. Тем паче, что болотце принимало и скитальцев породовитее меня… – Он тяжело вздохнул. – Мой бедный Александр… Ведь я, как будто, по твоим следам блуждаю…
Сооружение, в котором укрывался Михаил, прежде служило путевым дворцом. В нём, по дороге на Москву, любила отдыхать императрица Екатерина Алексеевна. После кончины самодержицы, дворец забросили – вплоть до весны 1826 года. В тот год дворец стал временным приютом почившему Благословенному. Скончался Александр в ноябре 1825 года в Таганроге – довольно странной смертью. Распоряжения по части похорон из Петербурга ждали долго…
И только после подавления мятежа, когда спокойствие в столице полностью восстановилось, Николай Павлович собственным указом велел перевезти останки брата сначала в Царское Село, а после – в Кикерикексинен, сюда, в пустующий Чесменский путевой дворец. В дворцовой церкви тело Александра переложили из свинцового, в другой, помпезный гроб из бронзы, поставили на траурную колесницу, покрыли мантией и сверху возложили царские регалии… Уже оттуда траурное шествие двинулось через Московский тракт к Санкт-Петербургу. В том же году скончалась и супруга Александра, императрица Елизавета Алексеевна. Тело покойной государыни было доставлено сюда же – в церковь Чесменского дворца. И несколькими днями позже, траурный катафалк с останками императрицы прибыл столицу вслед за мужем.
А непутёвый путевой Дворец после того пропустовал недолго. И в скором времени ему нашлось теперешнее применение.
Толкая маленькую дверь плечом, вошёл Василий, и внёс нехитрый завтрак на подносе… Проворно управляясь единственной рукой, поставил снедь на стол, нарезал хлеб и буженину. Бывший когда-то денщиком при младшем брате Михаила, Фёдоре (при одноногом – однорукий), Василий так и не расстался с тем до самого конца. А после Фединой кончины, с большой нужды, подался он сюда на жительство. Теперь служака доживал свой век среди других увечных – солдат, да безземельных офицеров. Дом инвалидов среди «лягушачьего болота» давал пристанище чуть ли не тысяче таких… Найти здесь бедного Василия было не трудно.
Михаил ел – жевал, почти не ощущая вкуса. Теперь, всё тягостней и чаще он вспоминал и думал…
После Парижского триумфа, Александр в полной мере доверял ему. И вскоре Михаил был послан в Скандинавию с особым поручением от государя. Норвегия, после наполеоновской войны, должна была стать частью Швеции, норвежцы этому отчаянно противились. Сопротивление их вызывало в Михаиле уважение, и потому он без труда нашёл общий язык со многими свободолюбцами. Тогда же заявила о себе и пройденная в юности дипломатическая школа. Переговоры принесли плоды, и разгоравшийся конфликт был сглажен. После норвежского вояжа, довольный Александр ещё плотней приблизил Михаила. И вот тогда, порядком избалованный удачей, тот переоценил себя…
Василий деликатно сел поодаль – сейчас всё выражало в нём умиротворение. Казалось, появление постояльца в тесной и без того каморке его нисколько не стесняло. Напротив, инвалид заметно ожил, приободрился, бросил пить, и с радостной готовностью хватался за любое поручение. А, помнится, при первом их свидании, ещё в хмельном дурмане, долго плакал… Тогда подумалось забрать его с собой.
Ютясь в каморке, в доме инвалидов, на попечении старого солдата, Михаил знал, чувствовал, что снова проиграл. Он понимал, что нужно возвращаться – пока ещё не поздно, пока его затея не привела к самым трагическим последствиям. Или… Или воспользоваться крайним средством?
И бросил на притихшего солдата полный отчаяния взгляд.
Глава 22. Жертва
С.-Петербургские ведомости", апрель, 1834г.
"Знаменитая картина г. Карла Брюллова «Последний день Помпеи» через несколько недель будет доставлена в С.П.бург и помещена в Эрмитаже, в той комнате, где покойный г. Дов живописал героев. Известно, что спустя непродолжительное время шедевр будет выставлен для публики."
"По воскресеньям на Крестовском Острову проводятся публичные гуляния. Факир и акробат г-н Вейнарт бесплатно выступает на канате и зажигает вечером плошки и шкалики. Купцы и небогатые чиновники с семейством прогуливаются по дорожкам, светские люди разъезжают по аллеям в экипажах, любуясь пестрою толпою".
«Вчера, около трёх часов после полудня, на улице Гороховой вблизи Филипповской кондитерской-пекарни повозка насмерть сбила женщину. Несчастная, упав под ноги лошади и получив сильный удар по голове копытом, тут же скончалась. Полиция установила, что погибшей была Матильда Шмидт, девица, служившая кухаркой в доме господина Шарлеманя. Извозчик, вероятно сильно пьяный, с места трагедии скрылся. Вызывают большую тревогу участившиеся случаи такого рода, ибо не в меру распоясавшиеся «ваньки» пользуются бездействием властей. Напоминаем, что извозчика, впервые сбившего прохожего, наказывают «кошками», за следующего – побьют кнутом, и лишь за третьего присудят в каторгу. Прелюбопытно знать, какой по счёту жертвой стала несчастная Матильда Шмидт.»
