Журнал Наш Современник 2009 #3 - Журнал Современник

— Это ты Горев Борис?

Он кивнул на брата. Пьянчужка встрепенулась, будто сама же себя укорила, вспомнив, что к чему, протянула Борису бумажку.

Он взял удивленно, была она свернута трубочкой, сразу ее раскатал, прочитал раз, два, смял, сунул в карман куртки, шагнул к старухе, спросил ее:

— Кто? Кто дал?

Тетя Зоя, уже все, видать, забыв, воззрилась на него удивленными и как будто пустыми светлыми глазами, что-то мучительно припоминая, потом обрадовалась:

— Они сказали, придут.

— А кто они?

— Две блондинки. Молоденькие! — Мельком глянула на Глеба. — Как раз для вас.

— Где? — допытывался Борик.

— На автовокзале. Сразу уехали. Не наши.

— Тут же адрес!

— Як вам и шла, в деревню вашу. Вижу — ты.

Ну и хитра пьянчужка: ведь сначала-то с Глебкой заговорила. Придуря-лась, хотя знала Борю в лицо — да его ведь многие знали и знают. Может, и про блондинок врала? Это даже Глебка сообразил — нельзя верить ни одному ее слову. А Борис крепко держал за руку тетю Зою:

— Черные? — спрашивал. — Парни черные были? "Юги"? По-русски с акцентом говорят?

Тетя Зоя не вырывалась и не пугалась.

— Говорю же, — сказала, смеясь, — две блондинки. Вот те крест. И обернулась к часовенке.

9

Боря отпустил пьянчужку, даже извинился. Они пошли дальше. Тропинки в парке были скользкие, полные влаги, и двигаться приходилось, сторожась, чтобы не навернуться.

Зато в кронах еще не распустившихся деревьев грай и гомон стоял неимоверный — ремонтных забот, видать, там, наверху, было невпроворот. Все повторялось сначала, обещая новую радость, новых птенцов, и не успеешь обернуться, как деревья покроются листвой, шум птичий слегка поубавится, и снова в траве окажутся слётки — те, кто раньше других оперился, прыгнул в желанную свободу, да силенок оказалось маловато, а перышки коротки. Ах, слётки, слётки, торопливые и неумелые детки, как беспощадно, без всякой на то нужды, оборачивается к вам ваша судьба! И что же тут поделаешь, кроме того, что Боря в детстве своем делал — охранял этих слётков, отпугивал кошек и дурных собачонок, ждал часами, пока не поднимется на крыло безымянное птичье дитя, и упусти день, да что там — час, и трагедия тут же тихой черной молнией пронесется: р-раз, и нет малой птахи, а все окрест тихо и покойно, разве только недолгий материнский, в нижних ветвях, крик раздастся — последний птичий плач.

Братья неспешно передвигались по глинистым скользким тропкам, и Боря спросил неожиданно:

— У тебя верные-то дружки сохранились? Не рассорился? Не разошелся? Как святая троица — надежный народ?

И Глебка, усмехнувшись, решил открыться брату. Рассказал, как подожгли первый киоск, а погодки, теперь студенты, покончили еще с двумя. Благоразумно умолчал о посещении тира и неприятном разговоре с Хаджа-новым. Помянул мельком, что причиной протеста стало торговое засилье южаков, это доставало семью горевских торгашей, и он, из чувства солидарности, в этом участвовал. Про уличную стычку и "ишачков" даже упомянуть не решился — уж очень это все по-детски бы выглядело. Но Борик слушал его внимательно, пристально Глебку оглядывал, прикидывал, обдумывал что-то свое.

Потом процедил медленно:

— Мне придется тут встретиться… с некоторыми. Зовут на "стрелку", в город. И мне нужна надежная разведка. Точнее, мне нужно засечь их следы.

Глебка про "стрелку" не понял, но остановился, восхищенный, готовый к немедленному действию. Он нужен брату!

— В общем, слушай, — Борис прислонился к громадной липе, их, в малые годы, любимому месту. — Я прихожу, допустим, к перекрестку. Меня встречает человек, которого я не знаю. Известно, что он будет подстрахован. В разных местах могут стоять еще люди — мужчины, женщины, старухи, как Зоя, или пацаны, как ты. Когда мы пойдем, они будут двигаться тоже. Впереди, позади, сбоку — по-всякому. И вы должны вычислить, много их или мало. Или их вообще нет.

Борис говорил спокойно, и Глебка с гордостью подумал, что брат его не простой человек, а командир по образованию, специалист, военный человек, и сразу видно, что такое положение для него если и не обычное дело, то совершенно не удивительное.

— Да, — продолжил он, задумавшись, — может их не быть вообще. Только вряд ли. Определяйте их, ведите до двери, в какую зайдут, запоминайте в лицо, а если получится, узнавайте, где живут, как зовут, хотя это вряд ли…

Он опять помолчал, подумал.

— При этом кто-то толковый, только не ты, тебя могут знать в лицо, пусть идет следом за мной и за тем, кто меня встретил. И в этом месте крутится. Ждет, когда выйду я, если выйду.

Он усмехнулся, поглядел в испуганное лицо Глебки, успокоил:

— Да выйду я, куда денусь…

Он вдохнул воздуха, будто к драке приготовился.

— Они из этого места станут расходиться. И не толпой, а по одному. Впрочем, на встрече со мной может вообще один оказаться, однако его с этого места будут провожать. Вот куда он пойдет, там он и ночует. Или живет. Скорее всего, только ночует. У кого? Как зовут? Чем занимается? Если будет невозможно узнать, запомните адрес и линяйте.

Остановился:

— Погодков можно привлечь? Они не разболтались? Не растреплются? Глебка решительно головой мотнул.

— Ну, а если что-нибудь случится? — Все это время Глебка о Борике думал: — Вдруг тебя бить начнут? Налетят?

— Нет, — выдохнул Борис. — Не начнут. Я кому-то нужен. Я догадываюсь, чего они хотят. А потом… — Он сунул руку куда-то за спину и вытащил будто игрушечный пистолетик — он на ладошке умещался, и перламутровая ручка нарядно переливалась на солнце.

— Маленький, да удаленький, — ухмыльнулся Борис. — А жалит, как Змей Горыныч.

— Подержать-то можно? — просительно заныл Глебка, и Боря протянул ему завлекательную забаву.

Глеб взвесил ее на руке, потрогал пальцами ручку, вернул. Договорились, что Борик братьев-студентов проинструктирует завтра же — всех и каждого. И он устроил им экзамен, да какой! Они перемещались по улицам и у себя в Краснополянске как бы инсценировали все, что может произойти.

Все и вышло, как они репетировали. Глебку, правда, Боря вообще не решался брать, был уверен, что, если за ним следят, то брата знают в лицо, и это ни к чему. Но младший даже взвыл от негодования: вся компания в сборе, у всех есть поручение, а он будет сидеть дома и "маскировать" ситуацию? Ни фига себе маскировочка!

Борю и в самом деле ждали на перекрестке — там четыре улицы расходятся в разные стороны, по двум трамвай шастает, по двум троллейбус, и еще великое множество автобусов, "газелей", частных тачек. Боря причалил к какому-то магазину, в него и из него люди прут толпами, кого тут и как можно увидеть и рассчитать?

Петр, Федор и Ефим, крепкие, в общем, мужички, интуицию включали, молодцы, далеко не разбежались, оградили Борю незримым треугольником, Глебка стоял поодаль, будто бы очередь занял в обменный киоск.

Скоро к Боре и в самом деле подошли две блондинки — повыше и маленькая, чего-то ему стали лопотать, он покивал им, поулыбался, не оборачиваясь, двинулся рядом с ними не спеша, обмениваясь какими-то репликами.

На перекрестке разобраться было невозможно, но как только они его пересекли и пошли по одной из боковых улиц, впереди них двинулся амбал боксерской наружности, хотя немолодой, лысый, а позади чернявенький крепыш. Потом Борис скрылся со своими спутницами. Они свернули в переулок, но сначала туда продвинулся лысый. В переулке тоже двигался народ, но его там было куда меньше, чем на проезжей дороге, и Борино сопровождение могло быть замечено, однако шли они все очень раскованно, вольно, будто вот тут где-то как раз и живут, и свои, мол, здесь люди.

Чернявенький, кстати, прошел мимо поворота, потом притормозил, закурил, замахал спичкой, будто что-то важное вспомнил, развернулся и в переулок вернулся.

Глебка тоже вступил в переулок, неуверенно двинулся, и тут же едва слышно кто-то подсвистнул ему. В проеме между домами, совсем узком, сверкал глазами Ефим.

— Девки прошли мимо. Боря зашел вон в тот подъезд. Дверь открылась, и его позвали. А мужики сгинули.

Однако другой брат, Федор, все-таки проследил блондинок и даже, по реплике какого-то сердитого старика, выяснил, что были они девицами свободного поведения и проживали буквально через квартал. Петя появился чуть позже, рассказав, что мужики, несмотря на чернявость крепыша, оба русские и между собой знакомые, чего совсем не скрывали и, завернув за угол, сошлись, двинулись рядом, зашли в закусочную, взяли выпивку, совершенно не изысканную — пиво с водкой, и сидят сейчас там как ни в чем не бывало. Правда, на столик выложили мобильники, значит, на связи.

Петя попробовал даже послушать, о чем они толкуют, вошел в закусочную, взял маленькую бутылочку пива для блезиру и ничем внимания мужиков не привлек, но говорили они, можно сказать, ни о чем: кто из футболистов за сколько продается, и всякое такое прочее, при этом речь их была восхитительно бранной. Петя даже удивился: