Война - Селин Луи-Фердинанд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошли, — сказал Каскад, — глянем, что там впереди.
— Где еще там впереди? — спросил я с удивлением.
Мне казалось, что нам сейчас не до ознакомительных экскурсий.
— Далеко я не пойду, — сразу предупредил я.
Как мы смотрели прямо перед собой, так туда и отправились. Город остался у нас за спиной.
— Но это же все равно что свинтить, — сказал я, -мы просто не успеем вовремя вернуться.
Он молчал. А я думал только о том, что теперь, когда у меня имеется медаль, мне совсем не хотелось бы стать дезертиром.
- Еще километр, — сказал я, — и я поворачиваю обратно.
Между тем я уже успел дважды блевануть, пока мы шли.
— Что-то ты разблевался, — заметил он.
Он мог бы мне и посочувствовать. Ну да ладно. Намеченную тысячу метров мы так и не прошли. Примерно через триста из сторожевой будки вылез какой-то клоун с мушкетом наперевес, на который был насажен штык, прямо зверюга.
Он довольно долго на нас орал, но потом все-таки поинтересовался, куда мы идем.
— Просто хотим прогуляться по деревне.
Он нас совсем не напугал. Наконец он поставил оружие на ногу и пояснил нам, что дожидается прихода целой армии, которая должна подойти по этой дороге в качестве подкрепления, поскольку немцы находятся практически уже у подножья холмов, в том самом месте в конце долины, где обрывается канал.
А через три, максимум четыре, часа начнутся бомбардировки, в том числе и по нам, если мы здесь останемся. Так что нам нужно побыстрее сваливать.
Сваливать — так сваливать, мы поковыляли. Но там повсюду были ограждения. И мы пошли по каналу, после только что услышанного так было надежнее. В общем, мы тупо блуждали кругами и все из-за идиотских заёбов Каскада. Мы снова усаживаемся, теперь на берегу. И тут мой приятель прямо на глазах мрачнеет и подходит к воде.
— Это же смешно, — говорю я ему, чтобы немного разрядить обстановку и снять напряжение, в котором мы пребывали со вчерашнего дня после незабываемого обеда у г-на Арнаша. — Смешно так переживать из-за того, что пока еще никак не подтверждено, ты даже не знаешь, сделала ли на самом деле Анжела то, о чем говорит, а уже готов на стену лезть от отчаяния... Она любит покрасоваться, поэтому, я уверен, она выложила все это на публике исключительно, чтобы тебя унизить... а письмо лежит у нее в кармане.
Выслушав меня, Каскад скривился в нарочито презрительной усмешке.
— Да тебе надо лечиться в таком случае... ты совершенно не понимаешь, как это работает, когда люди хотят достать друг друга...
Я не понимал. Спорить я не стал. Я свое мнение высказал, и ладно. Но у меня еще оставались деньги от родителей, двадцать пять франков, и столько же, от Анжелы, разумеется, было у него.
— Я схожу за бухлом, — предлагаю я.
— Тащи три литра, тебе это пойдет на пользу. Говорит он мне.
Бистро находилось рядом с каналом, но уже в черте города. На дорогу туда и обратно мне требовалось где-то около четверти часа.
— Может, пойдем вместе? — спросил я его.
- Я не хочу, — ответил он. — Лучше схожу гляну, не найдется ли удочки в шлюзе, и тогда порыбачу.
Я спокойно ухожу, думая о своем. И вдруг у меня за спиной громко так раздается плюх! по воде. Я даже еще посмотреть не успел, но уже все понял. Я оборачиваюсь.
И там возле шлюза бултыхается здоровенный тюк, конечно же, это был Каскад. Кроме нас ведь на канале никого не было.
— Ты что, утопился? — завопил я.
Не знаю почему. Тоже, наверное, интуиция подсказала. Из воды в том месте торчали его голова и обе руки. Он вовсе не утопился. Он запутался в тине. Я возвращаюсь. И тут уж я от души над ним поизмывался.
— Ну ты и лоханулся, уебище ты недоделанное! Надо же было так лохануться. Ты опять весь в дерьме, и меня это уже достало.
Да уж, Каскад выглядел полным дебилом. К счастью, мы там были одни, а то нас бы могли еще и прищучить.
— Здесь нельзя утопиться, придурок, здесь же мелко. Я забыл тебе сказать...
Наконец он вылез в траву на берег, ему это удалось далеко не сразу из-за больной ноги.
— Ты не утопился, но у тебя есть шанс подохнуть от голода и холода, — сказал я ему. Он не спорил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Вали за ромом и отъебись от меня.
Таким был его ответ. И я снова отправился за бухлом. На сей раз я принес целый литр рома, литр пива и два литра белого вина, а также три бриоши размером больше головы. Мы устроились под тополем. Нажрались мы под завязку. Насытившись, мы почувствовали себя гораздо лучше, ну это понятно. Оставалось только высохнуть.
— Я бы хотел поудить рыбу.
— Я не умею, — сказал я.
— Я тебе покажу.
В какой-то момент я внезапно ощутил, что по-настоящему опьянел. Я опять отправляюсь по берегу в бистро, но уже за удочками. Мне их там дают, а заодно и червяков, целую коробочку. Мы выпиваем еще по одной, и принимаемся за дело. Закидываем поплавки.
И не успел он забросить свою удочку, как вытаскивает настоящую щуку, а следом и еще несколько маленьких рыбешек, достаточно, чтобы заполнить корзину. Я же, естественно, ничего не поймал. Удача всегда на его стороне. К пяти часам в бутылках больше ничего не осталось. А после шести начинает темнеть.
— Нужно отнести рыбу, — сказал он.
И вот мы опять в пути. До Девы Марии мы добрались без помех.
— Что за чудесная рыбалка, — воскликнула сестра-повариха, которая по совместительству была еще и курьером.
Мы ничего не стали ей говорить. И все же в таких условиях опьянение долго не длится. Стоило мне один-два раза поблевать, и я полностью протрезвел. Мы были слишком напряжены, не могли себе позволить расслабиться, так сказать. Тем более приближалась ночь. Ночью все погружается в непроглядный мрак, и тревога усиливается. Сперва суп, как обычно. А потом в постель, но не Каскад. Он курсировал по коридору между окном и сортиром. И в тот самый момент, когда консьержка убавляла газ, переводя светильник в режим ночника, с обходом явилась Л’Эспинасс, которая прошла у него за спиной, сделав вид, будто его не замечает, после чего ненадолго задержалась передо мной.
— Это же вы, — сказал я ей. — Это вы?
Она ничего не ответила. Она простояла так еще где-то около минуты, наверное, после чего словно растаяла в темноте.
И тогда окончательно наступила ночь.
Каскад так и не стал ложиться, вместо этого он уселся на кровать. Мало того, он начал читать, он, кого раньше вообще никогда за чтением не видели. Он подсвечивал себе свечкой. Его сосед рядом и тот, что лежал напротив, были недовольны, и так уже двое без остановки стонали, а еще один постоянно просился помочиться. Пришла дежурная санитарка и задула его свечу. Однако он снова ее зажег. Было уже почти одиннадцать. Он прочел все газеты. И стал рыться на столе в центре, так ему хотелось почитать что-нибудь еще. Он опять зажег свет. И тогда марокканец-артиллерист с циститом, который лежал перед дверью и, как и положено пахану, храпел громче всех, швырнул свой костыль через всю палату в направлении свечи. Каскад встает и собирается начистить ему мурло. Хорошо еще до смертоубийства не дошло. Мат-перемат поднялся такой, что хоть святых выноси.
— Ладно, — говорит наконец Каскад, — раз так, тогда я пойду читать в сортир, там, по крайней мере, я не буду видеть ваши свиные рыла, а вы продолжайте дрочить, не останавливайтесь, не стану вам мешать, сборище пидорасов.
Он это сказал. И вот тут уже вмешивается старик обозный из 12-го, таких брали только в РТА[28], который лежал в дальнем углу с диабетом. Он поднимается с постели и с размаху кидает свою утку прямо поверх ряда из двадцати двух коек. Обрызганы были вообще все. Утка же угодила в окно. Прибежали две сестры, все притихли. А потом опять все по новой. В итоге Каскад, который все еще там оставался, [сваливает]:
— Спать я больше не хочу, — говорит он. — И пошли вы все на хер.
Он снова пытается зажечь свечку.
— Иди подставь лучше жопу, долбоеб, хе-хе, хоть бы этого урода поскорее расстреляли, чтобы он больше здесь не отсвечивал.