Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

Пальцев, вина во многом лежала также на руководителях и партийных работниках. Он повели себя неправильно, прибегнув к «голой административной власти». Одна работница впоследствии заметила: «Если бы нам раньше всё объяснили, не было бы никакого беспорядка». Многие рабочие в замешательстве говорили, что не ожидали и не хотели того, что случилось. Подавляющее большинство участников беспорядков наказывать не стали. Сам факт, что волнения легко удалось усмирить, указывал на то, что начальство могло избежать бури, если бы дало себе труд заручиться поддержкой рабочих. Правда, местные руководители изрядно поплатились за свои промахи. Партия объявила Частукину выговор, после чего его уволили за провокационные заявления о намерении взорвать фабрику и отделение от рабочих. Секретарей парткомов комбината и города, как и других местных ответработников, тоже сместили[214]. Немцы так и не вошли в Иваново. Город сыграл важнейшую роль в помощи фронту благодаря текстильному производству и уходу за ранеными и, кроме того, дал пристанище беженцам и эвакуированным, в том числе полумертвым от голода ленинградцам.

Железнодорожные вагоны: непреодолимое препятствие

Главное препятствие, с которым столкнулся Совет по эвакуации, заключалось в нехватке товарных вагонов. Помимо регулярного транспортного сообщения, обеспечивавшего функционирование единой системы промышленных предприятий, поезда требовались для отправки людей, оружия и продовольствия на фронт. Из документов Совета по эвакуации видно, что недостаток вагонов быстро стал наиболее серьезной помехой для эвакуации. Рассматривая запросы тысяч организаций и предприятий, Совет по эвакуации пытался заставить Наркомат путей сообщения придерживаться четкого плана, чтобы предприятия смогли вывезти всё, что было намечено. В период с июля по декабрь 1941 года Совет организовал и зарегистрировал отправку не менее 1,5 миллиона вагонов, объединенных в 30 000 составов, заполненных эвакуируемой техникой, продовольствием и людьми[215]. Однако бросается в глаза и заметная разница между числом вагонов, выделенных Советом по эвакуации почти всем предприятиям, и числом вагонов, которое те в действительности получили, погрузили и отправили.

Первоначальный план эвакуации любого предприятия был основан на подсчетах его директора, оценивавшего количество вагонов, необходимое ему для эвакуации людей и техники. Директор направлял эти данные в соответствующий наркомат, тот передавал их в Совет по эвакуации, а Совет, в свою очередь, в Наркомат путей сообщения. 1930‐е годы приучили директоров завышать цифры, когда они просили о выдаче тех или иных материалов, в надежде получить как раз нужное количество. Такая тактика, которой придерживались служащие на всех уровнях системы, составляла часть процесса планирования в условиях дефицита. Однако значительный разрыв между запрашиваемым количеством вагонов и количеством, фактически выделенным Наркоматом путей сообщения, показывает, что их нехватка была не просто следствием «игры», предусмотренной подобным принципом планирования. Более того, разрыв оказался настолько существенным, что многие станки, уже разобранные и упакованные, так и не добрались до железной дороги. Нередко предприятия не получали даже половины запрошенных вагонов. В случае авиационных заводов и производителей боеприпасов, входивших в число приоритетных для эвакуации предприятий, разница между запрошенным и полученным особенно велика: некоторым выделили менее 20 % требуемого количества[216]. Ленинградскому орудийному заводу № 232, например, требовалось 2950 вагонов для погрузки оборудования; отправлено в результате было только 503 вагона[217]. Зазор между запросами и реально имеющимися ресурсами сделал полную эвакуацию намеченных предприятий невозможной[218].

Когда началась спешная эвакуация Украины, Наркомат путей сообщения не смог вовремя предоставить нужное количество вагонов. В Полтаве, к северо-западу от Днепропетровска, ожидали погрузки тонны продовольствия и техники, но, несмотря на отчаянные телеграммы местных партийных работников Совету по эвакуации, все это досталось немцам[219]. Повсюду ответработники и руководители сталкивались с одинаковыми трудностями[220]. К концу сентября со всех территорий вдоль Южного и Западного фронтов поступали тревожные обращения с просьбой выделить вагоны[221]. На станциях по всему Орловско-Курскому направлению собирались толпы людей и лежали горы вещей[222]. 8 октября председатель областного совета в Курске отправил Совету по эвакуации умоляющую телеграмму, где сообщал, что из‐за решения эвакуировать детский дом и ремесленные училища толпы детей и подростков стоят на платформах под немецкими бомбами. Среди детей, писал он, есть жертвы. Он просил Совет по эвакуации немедленно вмешаться и добиться того, чтобы к станции Белгород подогнали состав[223].

Серьезная нагрузка ложилась и на речной транспорт. Были задействованы все баржи и пароходы, любые суда, способные передвигаться по воде. В конце августа Совет по эвакуации отдал Наркомату речного флота распоряжение эвакуировать более 17 000 людей и текстильные фабрики из Калинина, одного из крупнейших портов на Волге, в 160 километрах к северо-западу от Москвы. Однако у Наркомата речного флота не оказалось достаточного количества лодок, уровень воды опустился слишком низко для крупных судов, а шлюзы ограничивали загруженность транспорта[224]. К середине октября, когда немцы подошли к окраине города, людей и предприятия удалось эвакуировать лишь частично. Более 20 000 солдат и тысячи мирных жителей погибли в боях за Калинин, и Красной армии пришлось отступить. Немцы оставались в городе до 16 декабря, когда советские войска, перешедшие в наступление в ходе обороны Москвы, отбили Калинин. Но большинство текстильных предприятий города было разрушено. Последствия этих потерь, как и многих других, сказывались на протяжении всей войны – в недостатке белья, теплой верхней одежды и постельных принадлежностей в госпиталях, детских домах и общежитиях.

По словам Погребного, его коллеги из Совета по эвакуации жаловались на организационные промахи Наркомата путей сообщения. Тем не менее он признавал, что наркомат сталкивался с объективным и непреодолимым препятствием – нехваткой подвижного состава, а железнодорожники работали в крайне напряженных условиях, когда с транспортом было очень нелегко[225]. В августе потребность в вагонах в прифронтовой зоне обострилась настолько, что Совет по эвакуации временно разгрузил эшелоны, еще не прибывшие в пункт назначения, и сразу же отправил порожние составы обратно на линию фронта[226]. У временной разгрузки были свои издержки: откладывалось возобновление производства на новом месте, возрастал риск потерь, тысячи людей бездействовали в вынужденном ожидании[227]. Хозяйственный отдел НКВД периодически давил на Наркомат путей сообщения, чтобы вынудить его выполнять определенные требования[228]. Однако количество вагонов было ограничено, и если какая-либо отрасль получала больше, то только в ущерб другим[229]. Наркомату путей сообщения не хватало подвижного состава на 1600 километров линии фронта, где шло отступление. Через 2 недели после «большого драпа» из Москвы начальник местного отделения НКВД сообщил о миллионах гильз, мин, снарядов и тысячах тонн пуль, свинца, технических алмазов и разных видов стали, по-прежнему лежащих у вокзала и ожидающих погрузки