Безумие Джоула Делани - Рамона Стюарт

Беспокойные шорохи, между прочим, издавали ящерицы. Дон Педро, владелец «ботаники», держал их в клетке возле франклиновской печи. Заметив, что меня беспокоит возня ящериц, он сбросил ткань, покрывавшую клетку, чтобы я могла их увидеть. Потом он сунул руку в клетку, поймал одну ящерицу, перевернул ее брюхом кверху и провел по нему ногтем, словно вспарывая его. Несмотря на все усилия, я не смогла сдержать своего отвращения. Он усмехнулся. Я спросила:

– Зачем вы вскрываете их?

Но он только покачал головой, продолжая усмехаться. Позже я узнала от доктора Райхмана, что выпотрошенные ящерицы служили для hechizo, черной магии. Дон Педро был брухо. Он торговал ящерицами, змеиными головами, которые передаются жертвам в спичечных коробках, грязью из свежих могил, используемой для привлечения духов умерших, espiritos perturbados и еще – рутой, собачьими резцами, кровью черных петухов и шариками мышьяка, который использовался карибскими рабами как яд.

Но тогда я еще не имела представления о том, где нахожусь. Интуиция подсказывала мне, что в очень нехорошем месте. Жест Дона Педро очень не понравился мне не только из жалости к ящерицам. Я видела в нем стремление владельца «ботаники» вызвать у меня отвращение и ужас. Так злой мальчишка пугает малыша резиновой змеей.

Отвернувшись от клетки с ящерицами, я увидела изображение Святого Михаила, висевшее на стене вверх ногами. Тогда мне не пришло в голову связать это с брухерией, но все вокруг казалось странным и неприятным, как и сам Дон Педро с его ожерельем из собачьих зубов. Моя тревога усилилась еще и оттого, что меня покинула Вероника. Когда я очутилась за черным занавесом, она, вероятно, сочла свою задачу выполненной и удалилась, оставив меня с Доном Педро и миссис Перес.

Сначала я подумала, что миссис Перес теперь скрывается от полицейского допроса, а Дон Педро – ее родственник, возможно – женат на ком-то из членов ее семьи.

Вероятно, меня ввела в заблуждение его снисходительность. Для столь самонадеянного человека он удивительно терпеливо относился к болтовне миссис Перес Дон Педро взялся переводить наш разговор, и у меня ни разу не возникло ощущения, что он ее как-то подгоняет или подправляет. Я очень хорошо сознавала, какая сложная задача стояла перед миссис Перес. Тонио был ее сыном, и, несмотря на все мое желание получить полезные для Джоула сведенья, я понимала, что она должна найти какой-то собственный способ оказать подобную помощь.

Миссис Перес начала со своего невинного прошлого. Она выросла в рыбацком поселке на восточном побережье Пуэрто-Рико. Ее отец владел небольшой лавкой Они считались относительно обеспеченными. У них (вероятно, тут подразумевались многочисленные сестры) были ботинки, и они учились в школе. Но строгий отец не позволял им ходить на деревенские танцы. Они стирали и гладили, помогая матери. По воскресеньям и дням Святых ходили в церковь в чистых нарядных платьях.

После того, как ей исполнилось шестнадцать, она отправилась к своей кузине в Сан-Хуан, и на пляже в канун дня Святого Хуана среди пляшущих праздничных огней костров впервые встретила отца Тонио.

– Он был черный. Не как я – настоящий негр. И очень дурной человек, con muchas malicias.[18]

Миссис Перес считала, что он приворожил ее с помощью какого-то заклинания.

Насколько я поняла, они не венчались и жили в свободном браке Вероятно, он был уже женат. Во всяком случае, они завели свое хозяйство. Он плавал на шхуне, ходившей в Санта-Крус и Сент-Томас, и, оказавшись на берегу, сразу же устремлялся в кабак.

Но на берегу он бывал все реже. Тонио родился в его отсутствие; и вскоре после этого перестали приходить деньги. У нее не хватало еды, и она не могла заплатить за аренду дома. Но, несмотря на отчаянное положение, ей не хотелось возвращаться в деревню. Потом она встретила другого человека, гораздо старше ее, который, кажется, любил детей. Он работал официантом в одном из кафе Сан-Хуана, не пил и имел свою хижину в Ла-Эсмеральде.

Некоторое время их жизнь протекала мирно – по крайней мере, по сравнению с тем, что началось потом.

Тонио еще не исполнилось двух, когда неожиданно вернулся ее муж-моряк. Пьяный и полный вожделения, он искал свою жену в тех трущобах, где оставил ее. Но, узнав от соседей о своем сопернике, он пришел в ярость и устремился в Ла-Эсмеральду, чтобы убить изменницу.

Он не убил ее, но, ворвавшись в дом, повалил на пол и стал топтать ногами, после чего она попала в больницу с трещиной в тазовой кости. И ей сказали, что она больше не сможет иметь детей. Полиция искала его, но он, вероятно, ушел в море.

Она лежала в муниципальной больнице несколько месяцев, и к ней ходила только соседка по имени Тереза. У пожилого сожителя страх пересилил любовь. Он оставил Тонио у Терезы и переехал в Нью-Джерси, где его брат работал на мебельной фабрике.

Когда миссис Перес вышла из больницы, у нее не осталось никого, кроме Терезы. Между тем Тереза работала в барах и вела веселую жизнь. Она часто напивалась или приводила в свою хижину мужчин, и они отгораживались от детей лишь занавесом. Миссис Перес стала официанткой. Здесь история стала более сумбурной. Я даже подумала, не смягчает ли Дон Педро ее слова. Но, скорее всего, миссис Перес сама решила опустить кое-какие подробности, очевидно считая, что они не имеют отношения к судьбе Тонио. Мне кажется, тут она ошибалась.

Тонио было шесть лет, когда у нее появился новый муж. Его звали Рамон. Он не пил и не играл в азартные игры. К тому же у него водились деньги. К несчастью, Тонио возненавидел его. После ряда безуспешных попыток примирить их она согласилась на то, чтобы мальчика отвезли к старой тетке Рамона, которая жила в Гуайаме.

– Это деревня. Там жили сборщики тростника, очень простые люди. Я думала, там ему будет хорошо.

Возможно, она действительно так думала, но мне приходилось бывать в тех местах. Я видела хижины из цинка и смоленой бумаги среди мангровых болот. Вонючая жижа кишела крабами. По стенам домов бегали ящерицы. Жители ходили за водой с ведрами к общему источнику или собирали дождевую воду в гнилые бочки. Чашками служили консервные банки. В пальмовой роще и между посадками тростника бродили полудикие свиньи и куры. Они питались плодами дикого хлебного дерева, подорожником и корневищами юкки.

Я представила себе одинокую злобную старуху. Несколько раз мальчик убегал от нее, а затем его доставляли обратно.

– Она была плохой женщиной, – сказала миссис Перес, – она делала canita.

Дон Педро объяснил мне, что «каньита» означает «самогон».

Но старуха совершала и более тяжкие проступки. У Тонио, как я поняла из жестов его матери, открылась какая-то форма эпилепсии, и лечение старой тетки состояло в том, что она привязывала мальчика к кровати и, связав ему руки за спиной, колола его булавками. Иногда она прижигала ему ноги головней из очага.

– Когда я узнала об этом, мне захотелось забрать Тонио обратно, – продолжала миссис Перес, – но Рамон не позволил. Он был вором и дружил с плохими людьми. Я боялась его.

Прошло еще шесть лет, прежде чем это тяжкое испытание закончилось. Рамон зарезал одного моряка, и сам был убит полицейскими.

Как я уже могла догадаться, для миссис Перес снова настали нелегкие времена, пока не явился новый спаситель. Теперь им оказался мистер Перес. Он жил в Штатах и собирался туда вернуться. Мистер Перес обещал снять для нее квартиру и даже согласился взять Тонио. Но когда она приехала в Гуайаму за своим сыном, оказалось, что он не хочет уезжать.

В тот ужасный день, одетая в новый костюм, подаренный ей мистером Пересом, в розовых туфлях, розовом платье и с розовой сумочкой, она вышла из автобуса и направилась к хижине старухи. Тонио там не оказалось, а полупьяная старуха отказывалась сообщить, куда он пошел. Когда наконец пятидолларовая бумажка развязала ей язык, выяснилось, что угрозы и побои не внушили Тонио уважения к старшим и в свои двенадцать лет он стал «совсем плохим».

Тут у миссис Перес неожиданно возникли затруднения. Сначала я подумала, что Тонио совершил какое-то ужасное и, быть может, даже непристойное преступление, о котором она не хочет говорить. Дон Педро тоже был озадачен и стал задавать ей разные наводящие вопросы. Наконец на его лице появилась усмешка.

– Он околачивался возле брухи. Это такая женщина, которая пользуется силами зла.

– Мне известно это слово, – сказала я.

Очевидно, миссис Перес боялась рассердить Дона Педро. И совершенно напрасно. Только теперь он по-настоящему заинтересовался ее рассказом, даже наклонился вперед, и ожерелье из зубов закачалось.

Бруха также торговала каньитой, конкурируя с теткой Рамона. И еще она налагала заклятья, зарывала в землю бутылки, заполненные тряпками, яичной скорлупой и кровью, чтобы повредить посадкам тростника, и открывала своим клиентам счастливые номера лотереи. Кроме того, она общалась с обезглавленной женщиной, которая бродила по ночному берегу.