Радиус поражения - Артем Каменистый

Тоху это не напугало – он даже не пошевелился. Нужно нечто большее, чтобы заставить его копаться в дерьме ради каких-то многоногих червей-гермафродитов. Покосившись на свои голые предплечья, он вздохнул:

– Зря выбрался – я, похоже, сгорел уже.

– Это тут мигом – надо было с длинным рукавом что-нибудь надевать, ты же белый как сметана. Вы, москали, сразу до пузырей здесь обгораете. Теперь пару дней страдать будешь, а потом облезешь, как пес лишайный. У меня раз деваха сосала одна – из Москвы, так у нее все облезло. Даже уши и щеки. Она когда у меня брала, я глаза зажмуривал, чтобы не видеть этот тихий ужас. А парня ее в Геническ увезли, в больничку – этот лох даже задницу себе пропек. Весь был красный – как переспелый помидор. Наверно, этот лох был педиком – привык подставлять всем, кто ни попросит, вот и солнцу подставил.

Тоха, опять вздохнув, поднялся, скинул шлепанцы, полез в воду. Но он и не думал помогать Лысому – набрал жменю жирного черного ила, густо намазал им предплечья. Хоть какая-то защита от солнца, да и полезный он, если Олег не соврал.

Закончив с руками, чуток намазал щеки. Он не боялся, что они обгорят, – просто для прикола. Затем решил провести черную полосу на лбу – не хуже чем у Рембо морда станет.

В этот момент со стороны моря резко и громко затрещали автоматные очереди.

Тоха в армии не служил. Он не был инвалидом или психом – просто студентов не брали. Получит диплом – тогда да, загребут мгновенно. Отмазаться от столь непривлекательного долга Родине сейчас не так-то просто, но он не терял на это надежды – ему не улыбалось вычеркивать из жизни такой сочный кусок молодости. Нормальному парню в армии делать нечего – он не для того родился, чтобы офицерам гаражи строить или гнилую картошку чистить тоннами, а вечерами стирать обгаженные подштанники «дедов», терпя от них морально-физические унижения. Пусть там гопники корячатся и разная деревенская быдлота – армия как раз для таких и создана. А Тохе не улыбается мыться в одной бане с людьми, которым он на гражданке даже руки подавать не станет.

В стране, гражданином которой являлся Тоха, огнестрельное оружие было не то чтобы под полным запретом, но… Не одобрялось оно. Государством не одобрялось. В общем, до Дикого Запада было так же близко, как до Меркурия раком. Тоха никогда не держал в руках настоящего пистолета, не говоря уже об автомате. Максимум – спортивную пневматику. Стрельба из пневматики ему не понравилась – он попадал куда угодно, но только не по мишеням. На ролевке[19], куда его затащили случайные приятели, ему довелось испробовать луки и арбалеты. Это дело понравилось побольше. Тоже не попадал, но выглядело круто, и процесс доставлял удовольствие. Отдавало чем-то настоящим, первобытным, мужским. Это тебе не жалкие «пуки» из дешевенькой «воздушки».

В общем, Тоха не был обременен даже слабым намеком на военную подготовку. Тем не менее, услышав выстрелы, он моментально понял, что это не пневматика «пукает» и не петарды взрываются. Это очень серьезно. Лысый тоже разволновался нешуточно – даже дерьмо свое с лопаты выронил.

– Эй! Чего это?! Тоха?!

– Стреляют. Вроде бы у машины нашей стреляют. У Олега случайно нет автомата?

– У Олега?! Да на фиг ему автомат?! У тебя че, чердак поехал?! Че там за дела?!

– Не знаю. Вроде затихло уже. Посмотрим?

По виду Лысого Тоха догадался, что тот вовсе не горит желанием спешить к месту перестрелки. Но, к чести приятеля, он возражать не стал:

– Пошли. Только давай осторожно, не ломиться внаглую – к насыпи сперва. А уже оттуда глянем аккуратно.

Тоха идею поддержал – здравая ведь. Удивляться ее здравости не стал – у денегератов хорошо развит инстинкт выживания и в вопросах сохранения целостности шкуры они ошибаются нечасто. Приятели направились к насыпи, при этом Лысый лопатку держал угрожающе, за край рукоятки – будто рубить собрался супостатов. Вот же дурак – что он сделает против автомата? Насмешит автоматчика своей рожей до смерти?

На насыпь забрались в самом густо заросшем месте. Осторожно высунув нос из колючих кустов, Тоха осмотрелся. В первую очередь обратил внимание на пыльный шлейф справа – какая-то немаленькая машина, а может и не одна, резво уходила в сторону Керченского полуострова. Мини-вэн Олега стоял, где и прежде, – с виду там было все в порядке. Вот только самого Олега видно не было – он больше не гонялся по озеру за камбалой. Вдали, на берегу моря, можно было разглядеть синее пятно – ведро с уловом, ввиду врожденного скудоумия оставленное Лысым на солнцепеке. Вокруг него радостно суетились здоровенные бакланы – обед у них сегодня выдался знатный.

Тишина и спокойствие. Тохе стало казаться, что стрельба померещилась. Солнце хмельные головы напекло, вот и чудится разная ересь.

– Ни фига не пойму, – признался Лысый. – Кто это стрелял? Может, та машина, что там пылит? Может, из нее пульнули на ходу?

– Не знаю. Пошли – хватит валяться. Посмотрим, что там.

Подойдя к берегу озера, Тоха с опаской крикнул:

– Девки, вы живы?

– Живы мы, – как-то двусмысленно ответил из кустов Олег, впрочем, сразу поправившись: – В смысле Юлька и Алка живы, а я тут с ними.

– Что это за пальба тут была?

– Да не знаем мы – из-за кустов девки ничего не видели, я снизу тоже не разглядел. Машины какие-то проехали – вот с них и стреляли. Я как услышал, в заросли под берегом спрятался. А что мне делать оставалось?! Они уехали уже или как?

– Да. Направо махнули – уже далеко. Может, это браконьеры были? Ты говорил, что они сюда заглядывают иногда.

– Какие на хрен браконьеры? Это тебе не Африка – нашим бракам автоматы не нужны. Рыбу они здесь просто в сезон сетями ловят. Что у тебя с лицом?!

– Грязью местной обмазался. Драгоценной. Для профилактики сифилиса.

Олег, узнав, что опасности больше нет, тут же вылез из кустов и скачками понесся к машине. Не добежав до нее несколько шагов, замер, издал какой-то воюще-клокочущий звук, в котором смешались злость, страх, ярость, недоумение и жалость к себе. Затем неуклюже, будто случайный ботан в компании скинхедов, выматерился и почти связно сообщил:

– Машину они раздолбали! В хлам! Батя меня за это в асфальт закатает! Живьем…

– Так что – машина это не твоя? – подходя, с интересом уточнил Тоха.

– Ну да… У бати взял. Удобно же на такой на море…

– Круто ты себя держал и попал за это тоже круто…

Тоха в автомеханике понимал немногое, но даже его скромных познаний хватило, чтобы понять: с машиной далеко не все в порядке. Пули оставили в стеклах и корпусе десятки уродливых отверстий, продырявили колеса по правой стороне. У автоматов вроде бы калибр небольшой, но пробоины на капоте были ужасающие – руку можно просунуть. Видимо, стреляли не только из автоматов. Может, ружье какое-то крупнокалиберное? Вроде охотничьего? Хотя какое, блин, ружье – из такого если в лося пульнуть, от несчастного животного одни рога останутся.

Воняло бензином, с днища активно капало что-то черное, жирное. Наверное, машинное масло или какая-нибудь другая важная для машины жидкость. Тоха не верил, что после такого приключения этот драндулет сможет поехать без помощи тягача. Лысый в этой мысли с ним был солидарен:

– Во попали… Все – хрен теперь уедем. Олег, давай звонить – ментов надо срочно. Пусть этих уродов у Арабата перехватывают. Им некуда деваться – с одной стороны Сиваш, с другой море.

– Да заткнись хоть ты! Перехватчик! Не работает телефон! С утра не работает! Я сейчас…

Что хотел сказать Олег, осталось тайной: он замолчал, странно уставившись куда-то за спину Лысому. Тохе не оставалось ничего другого, как обернуться – взглянуть туда же.

По пляжу брел Паша. Нехорошо как-то брел. Обычно этот брусок протеина передвигался походкой тяжелого бульдозера – грудь, выставленная вперед, готова снести любое препятствие, оказавшееся на пути; руки отставлены далеко в стороны – подчеркивать величину раздутых бицепсов; ноги переставляются как-то не по-человечески – будто изнасилованный манекен шагает. Но сейчас все не так – еле ходули волочит, весь как-то потух, поник и скукожился. Жалкое зрелище.

А на белой майке расплываются красные пятна.

У Тохи желудок мгновенно опустился в район копчика, во рту появился странный привкус, очень сильно захотелось отбежать и блевануть от души. Сейчас этот убогий качок подтащит свое тело и сдохнет – он ведь кровью истекает.

Паша не сдох. Подойдя к машине, он сокрушенно развел руки и жалобно пролепетал:

– Я не виноват. Я пытался, но у меня ничего не получилось.

– Что ты пытался? – настороженно уточнил Олег.

– Спасти. Не смог. Там столько крови, столько крови…

Здоровяк, присев на корточки, самым натуральным образом расплакался – будто ребенок, обиженный в песочнице.

Тоха, поняв, что тот не собирается помирать, облегченно вздохнул. Но в голове завертелась другая мысль: