Возлюбленный враг - Джейн Фэйзер

— А если я признаю, что ты властен над пленницей и врагом, ты согласишься, что над возлюбленной такой власти у тебя нет?

Последовало молчание — зеленовато-карие глаза неотрывно смотрели в серые.

— Это другой вопрос и для другого дня, — наконец сказал Алекс. — Но ты должна помнить, что я взял на себя ответственность за твою безопасность и предприму все необходимое для ее обеспечения. — Он отпустил поводья Джен. — Ты ведь обещала показать мне остров?

Он был прав, эта словесная баталия была не ко времени. И вновь Джинни удивила его. Поскакав по пружинистому мху, она через плечо крикнула:

— Дайте жеребцу императора потягаться с кобылой дамы, полковник.

Каменная стена обозначала границу владения сквайра Элмхерста, и Джинни направила лошадь через нее. Алекс на своем великолепном жеребце преодолел эту преграду почти одновременно.

Буцефал нагнал Джен через секунду после того, как коснулся земли, и устремился вперед, едва касаясь мощными копытами вязкой земли. Наконец Алекс остановился и подождал Джинни. Она подъехала к нему, радостно возбужденная этой гонкой, с пылающими щеками и сверкающими глазами.

Как эта женщина, недоумевал Алекс, за несколько коротких часов сумела нарушить его покой, поколебать его целеустремленность? И в результате сейчас он рисковал карьерой, долгом, в которых всегда видел смысл жизни. Ее нельзя было назвать красавицей — высокая для женщины, загорелая, взгляд чересчур смелый, но было в ее осанке, в тяжелых прядях каштановых волос с мягким отливом, в чистоте серых глаз нечто пленительное, берущее за душу.

— Похоже, я проиграла эту скачку. — Джинни радостно засмеялась, откинув назад голову. — Посмотрим, выиграешь ли ты следующую, император на императорском жеребце. — Она направила свою лошадь по крутому, но широкому спуску к песчаному берегу. — Ты когда-нибудь скакал по волнам, Алекс? Это одно из самых больших удовольствий и для человека, и для лошади.

Она заехала в воду и непроизвольным жестом поддернула юбку до колен, как делала это в прежние времена, когда была с Эдмундом.

Алекс наблюдал за ней с улыбкой.

— Мы постараемся быть на высоте, моя цыганка-замарашка.

Через мгновение Джен неслась по воде, перепрыгивая через волны с изяществом танцовщицы, в то время как Буцефал, более тяжелый и не привыкший к такой зыбкой почве под ногами, оступался, пытаясь удержаться. И лошади, и их наездники окончательно промокли, когда сумасшедший галоп завершился и Джинни повернула свою лошадь к берегу.

— Думаю, ты проиграл эту скачку, — крикнула она через плечо, сдерживая лошадь, а у нее самой кровь бурлила от возбуждения.

Буцефал, выбравшийся из незнакомого для него водяного плена, понесся по песчаному берегу, и Джен удивленно попятилась, застав свою хозяйку врасплох, так что Джинни свалилась с ее спины. В воздухе мелькнули промокшие юбки, и Джинни самым нелепым образом с глухим стуком свалилась на песок.

Алекс мгновенно спешился.

— Тебе больно? — Тревога звучала в его голосе, озабоченность появилась в глазах.

— Пострадал только мой престиж. — Джинни засмеялась и протянула ему руки, чтобы он помог ей встать. — Гордыня до добра не доводит.

— Думаю, это падение лишило тебя победы, — тихо сказал он, обхватывая ее лицо руками, поворачивая его, словно рассматривал редкое изделие из фарфора. Джинни, казалось, утонула в его глазах, огромных и сияющих теплым светом, когда он смотрел на нее. Она задрожала как осиновый лист на ветру.

— Какой штраф я должна заплатить? — услышала она свой голос, но прекрасно знала ответ.

— Никакой, — ответил он. — Я возьму лишь то, что ты отдашь с готовностью. Ты создана для любви, Джинни. — Сначала поцелуй был легким — его язык коснулся ее губ, потом скользнул между ними и немедленно отступил, как только она жадно раскрыла рот, чтобы принять его. Все еще держа в руках лицо Джинни, он мучил ее, казалось, целую вечность, а тело ее трепетало в уже знакомом томлении. Но, наконец, он уступил ее мягким, умоляющим стонам; его язык рванулся вперед, навстречу ее языку. Она потянулась к его телу, забыв о гордости, о скромности, и прижалась к его пульсирующей теплой плоти.

— Я хочу тебя, — сказал Алекс, отодвигаясь, чтобы посмотреть ей в глаза. — И ты будешь моей, Джинни, здесь, на берегу, где кричат чайки и вздымаются волны. Здесь, моя морская фея.

— И ты будешь моим, — ответила она. — Здесь, на песке. Его руки погрузились в тяжелые пряди ее волос, и они упали блестящим водопадом по ее спине.

— Я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие. — Обнимая ее одной рукой, он сдернул накидку с седла Джен, терпеливо стоявшей рядом с Буцефалом.

Одна сильная рука подхватила Джинни под колени, другая поддерживала спину, и через мгновение она оказалась в воздухе. Она обвила руками его шею, притягивая к себе его голову, чтобы возобновить прерванный поцелуй, уверенная в правильности, неизбежности и безрассудности этого.

Алекс понес ее на руках к скале и мягко поставил на ноги, прежде чем бросить накидку на песок.

Сдерживая нетерпение, он расшнуровывал лиф ее платья, и Джинни стояла не шевелясь и дрожа, словно маленький зверек перед лисой.

— Не бойся, — сказал он, спуская амазонку с ее плеч. — Ты же знаешь, я не причиню тебе боли.

— Если я и боюсь, то только силы моего желания.

Волна нежности переполнила его, и он обхватил ладонями ее грудь.

— Я тоже боюсь этой силы, любовь моя, — прошептал он. — Позволь мне любить тебя, милая моя, и дай своему телу ощутить то, что оно должно чувствовать.

Его слова вновь ласкали, а руки возбуждали. Амазонка соскользнула до лодыжек, и Джинни осталась лишь в хлопчатобумажных панталонах и тонкой рубашке, глубокий вырез едва прикрывал грудь, которую он сейчас обнажил, чтобы прикоснуться губами к жаждущим ласки соскам. Джинни выгнулась назад, подавшись грудью к его ладоням и языку, который, гладя и дразня, приподнимал набухшие вершинки.

— Давай освободим тебя от этих последних оков, — сказал Алекс, и его губы переместились вверх, чтобы поцеловать ямочку на плече. Простой узел на спине рубашки Джинни был развязан, и она осталась стоять обнаженной под ярким солнцем на пустынном пляже.

Алекс зачарованно коснулся ее, потом повернул и провел руками по спине, по ягодицам и дальше вниз, по ногам. Когда его руки завершили это путешествие, он положил ее на бархатную накидку. Она потянулась к нему, но он шепотом велел ей лежать и наслаждаться; впереди было достаточно времени для взаимных ласк, и она упивалась пассивной негой, которая все же не была пассивной в полном смысле. С Гиллом она лежала неподвижно и бесчувственно, словно бревно, но ему нужно было только брать, и не важно, что это дается ему не добровольно, что это просто подчинение ненавистному супружескому долгу.