Катарсис (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

Быстро выдвинулись в родную сторону. По пути, в Мереславле осмотрели транспорты, которые мои люди подбирают для экспедиции.

Пароход назвали «Терминатор». Был у Всеволжского почти готовый, на который у покупателя денег не хватило. Он и имел его ввиду, когда предлагал. Так себе пароход. Для Волги пойдет, а как на каспийской волне поведет себя, неизвестно.

Дома уже сборы. Деловая суета, проверки, согласования. Я получил донесения с юга. Сводная бригада уже разместилась в Астраханской губернии. Где тайно, под видом казаков, купцов со своими грузчиками и приказчиками, а где и явно как поверенные в делах и управляющие купленными землями. Почти две тысячи человек бойцов.

С местными казаками установили деловые отношения. Они в бизнес не лезут. Основная задача их — это охрана границы и недопущение киргизско-кайсацких набегов. Калмыки их основные союзники. Астраханское казачье войско, как таковое, организовано десять лет назад из полка. В состав вошло немного донцов, много калмыков, а также татары и остатки стрелецкого сословия, что чудом сохранились в слободе. В междуречье Волги и Урала идет постоянная война, так что есть, чем заняться.

Сижу в кабинете, читаю секретные предписания, которые доставлены от графа Паскевича-Эриванского. Курьер ожидает ответа за предложенным обедом.

«Ваше сиятельство, по занятости и военной неразберихе мне не доведены в полной мере ваша роль, располагаемые силы и полномочия. Мню, что возможности ваши соответствуют чаяниям Его Императорского Величества и секретных департаментов.

Будучи военным губернатором Астраханской губернии радею за препятствие враждебным силам расстраивать поставки военных грузов по Каспию. Что уже имело место быть. А также надеюсь на защиту рыбных и соляных промыслов, что составляет важнейшее занятие в торговле и жизни населения.

Посему прошу приложить Ваши усилия к выявлению оных неприятелей и устранению прочих препятствий, поставить тайный или явный надзор за нужными лицами, местами и кораблями. Имею также сведения об участии английских подданных против нас.

Особливо имею попечение о недопущении чумы в российские губернии, коя уже имеется в войсках. Со своей мы счастливо справляемся, употребив самые сильные карантинные меры. Более всего хворь переходит от засылаемых к нам, якобы пленных, турок.

Считаю, что основательно ознакомиться с делами удобнее на месте, посему более писать нет смысла.

К сему прилагаю письма к Губернатору и полицмейстеру, а более всего рекомендую казачьего атамана полковника Петрова Павла Ивановича. Он ваш земляк из Костромы. Проверенный вояка».

Прилагались письма к указанным лицам в отдельных конвертах.

К такому повороту надо быть готовым, но, как всегда, мысли и новости посещают внезапно.

Чума. Да что же это такое?! Не понос, так золотуха. Это в будущем чума — ну да, чума. Жестокое заболевание, но смертность его не превышает десять процентов при должном лечении. А здесь даже при легочной форме девяносто пять из ста умрет. И нет никаких антибиотиков.

На особо опасные инфекции фельдшеров натаскивали особо. Мы прониклись ситуацией, когда вокруг могут быть только юрты, а ты один и без связи. Нам в пример приводили русско-турецкую войну, когда потери от чумы превысили число погибших в бою и умерших от ран. Так эта война, что ли? Не хочу я никакую чуму! Холод побежал по спине.

В дверь постучали. Я взял себя в руки. Зашел Алексей Васильевич Гаврилов, мой доверенный врач и руководитель медицинского направления в исследованиях.

— Что стоишь, мнешься? Садись, — кивнул я на стул, — новости так и сыплются одна пуще другой. Как почту принесли, так не знаешь, чего ждать в следующем письме. Ты что скажешь?

— Я не знаю. Я не могу иначе поступить. Вы мне доверили такое дело. Мечту всей жизни, но так сложились обстоятельства, — опустил он глаза.

— Как они сложились?! — Начинаю я закипать, — это у тебя в голове сложилось, а не обстоятельства. Куда собрался?

— На войну. В Бессарабию.

— У нас будет война. Своя.

— Поймите же или пристрелите! — Гаврилов не в себе, — я не могу остаться.

— Давай сначала. Что вдруг сподвигло, и почему считаешь, что здесь легче будет, чем там? — Я успокоился.

Когда другие нервничают и орут, сложилась привычка быть подчеркнуто спокойным и дать ход трезвым мыслям.

— Друг мой Даль досрочно выпущен из Дерптского университета и направлен на фронт. Вы его не видали. Он на черноморском флоте служил. После едкой эпиграммы на начальство был арестован ненадолго, а после переведен в Кронштадт. Там мы успели сдружиться. Он поступил на медицинский факультет в Дерпт и вот через два года уже врач. Я получил про то письмо.

— Какой еще Даль? Владимир Иванович? — Улыбаюсь я.

— Верно! Так вы знаете его? Должно быть, по стихам, которые вышли в «Славянине» прошлый год.

— Блин. Да, точно, по стихам. Уверен, у него большое будущее, как у словесника. А что он на войне, хороший хирург?

— Пишут, что прекрасный. Только устает очень. Порой засыпает после операции прямо падая на больного. Ну, да он всегда тонкой натурой слыл. Сейчас еще чума местами.

— Почему местами?

— Представьте себе, вам смешно станет, когда услышите что там делается. Не могут решить, чума это или что другое. Первое время никаких мер не принимали вовсе. А лечение и вовсе поразительно для вашей передовой мысли. Пишут, что объявился некий молдавский боярин, который призвал лечить молодым молдавским вином, икрой черной и луком. А военные медики взяли, да и сочли сие разумным. И приняли к действию. Еще один доктор рекомендовал свежевыжатый сок из конского навоза.

— И что, дают? — тихо спросил я, глядя в потолок.

— Дают.

— Нет, Алексей Васильевич, мне не смешно. Совершенно никакого веселья! — меня прорвало, — да вы знаете, что такое чума!? Почти все заболевшие умрут. Половина докторов и все фельдшера на этой войне погибнут. В некоторых госпиталях персонал полностью сменится по несколько раз.

— Не может так плохо быть, — прошептал он.

— Может и будет! — орал я, — и сделать нихрена нельзя, понимаешь? Ни-хре-на. Нет антибиотиков и не будет в ближайшее будущее. Потому что один засранец решил сдохнуть рядовым врачом на фронте. Ничего не будет!

— Ккаких биотиков? — заикается Гаврилов.

В гневе я страшен. Особенно, когда на ровном месте по глупому получается. Особенно с теми, на кого рассчитывал.

— Таких, блин, биотиков, которые чуму победят. Не совсем, но в большинстве случаев. И другие болезни, которые бактериями вызываются, — остыл я.

— Бактерии? Что это? Мифические маленькие организмы, которые пытался обнаружить у чумных больных доктор Самойлович? — Гаврилов смотрит на меня, как на болезного, — но не обнаружил.

— Знаешь, Алексей Васильевич, мне плевать, кто и что думает. Рассуждать о прекрасном можно под шум дождя с чашкой чая в руках. А когда дело серьезное, я требую безоговорочного подчинения и выполнения моих указаний. Слышал я про эти разговоры. Считают меня фантазером и самодуром. Однако, когда операции делают с соблюдением правил асептики, то осложнений в разы меньше. Какие еще доказательства нужны?

— Ученый мир в известной степени консервативен. Я читал о работах Басси про передачу болезни у шелковичных червей путем переселения грибка от одного к другому. Так то черви, а не человек, и то грибки, хоть и микроскопические, а не эти, бактерии.

— Я тебя понимаю. Все выглядит нелепо. И я выгляжу безумцем. Но практика— лучший критерий истины. Мне не надо слепого подчинения под страхом. Если хочешь, уезжай. Если веришь мне, то оставайся.

Повисла пауза. Гаврилов закрыл лицо ладонями и откинулся назад. Я приказал сварить кофий. Все же больно терять тех, на кого рассчитываешь, в кого вкладываешь. Нет, не деньги, а душу, силы свои и понимание. А они раз и в сторону.

Доктора на научный интерес сразу не удалось взять, но и все карты я пока не раскрываю. Поставил перед ним маленькую чашечку с дымящимся напитком и пригубил сам. Гаврилов выдохнул и опустил руки на колени и снова пошел в атаку: