Вена. История. Легенды. Предания - Сергей Нечаев

— А жаль, был бы интересный сюжет.

И драму не написал. А вот Александр Сергеевич взял и написал.

А.С. Пушкин считал факт отравления Моцарта Сальери установленным и психологически вполне вероятным. В заметке о Сальери, датированной 1833 годом, он написал:

«В первое представление “Дон-Жуана”, в то время, когда весь театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта, раздался свист — все обратились с негодованием, и знаменитый Сальери вышел из залы — в бешенстве, снедаемый завистью […] Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — в отравлении великого Моцарта. Завистник, который мог освистать “Дон-Жуана”, мог отравить его творца».

Великий поэт рисует нам зависть, как страсть, охватившую человека, который привык ко всеобщему уважению и сам считает себя благородным.

Нет! никогда я зависти не знал…Кто скажет, чтоб Сальери гордый былКогда-нибудь завистником презренным?...Никто! А ныне — сам скажу — я ныне завистник…

Пушкинский Сальери уверяет себя, что его ненависть к Моцарту была спровоцирована тем, что этот гениальный композитор своим легкомысленным отношением к искусству оскорбляет это самое искусство. Сальери негодует на судьбу за то, что мелкий, ничтожный человек, «безумец, гуляка праздный», одарен священным даром, бессмертной гениальностью. Верный жрец искусства, отрекшийся ради искусства от всех радостей жизни, умеющий самоотверженно трудиться для создания высоких художественных ценностей, Сальери негодует на Моцарта за его легкое отношение к своему творчеству, за его способность шутить над своими произведениями, за то, что он, будучи гениальным творцом, живет в то же время полноценной человеческой жизнью…

Все это великолепно! Но имеет ли это хоть какое-то отношение к реальной личности Антонио Сальери, который вот уже почти два столетия, во многом благодаря А.С. Пушкину, носит на себе клеймо завистливого злодея? Не имеет никакого отношения! И в этом, на наш взгляд, состоит главное преступление А.С. Пушкина. Ведь он — авторитет («наше всё»), а с авторитетов спрос особый. Авторитетам безоговорочно верят. На авторитетов ссылаются. Слова авторитетов многие поколения изучают в школах. Никому не придет в голову, что «наше всё» может заблуждаться, и именно так его заблуждение, основанное на нелепом слухе, приумножаясь в миллионах голов, постепенно превращается в общепризнанный факт, то есть в истину. И об эту стену разбиваются все (даже самые обоснованные) доводы людей менее авторитетных.

Существует как минимум шесть различных версий причин смерти Моцарта. Большинство из них — плод воображения романтиков. Таких романтиков было немало среди биографов композитора, и для них очевидно, что Моцарт был отравлен. Но кем? Кому это было нужно? Кому выгодно? Попробуем разобраться, и не нужно говорить, что через двести с лишним лет уже ничего невозможно доказать. Как писал Эрнст-Вильгельм Гейне, автор книги «Кто убил Моцарта? Кто обезглавил Гайдна?», «законам логики нет границ — ни временных, ни пространственных. Мы точно знаем материальную структуру звезд, отдаленных от нас на множество световых лет. Мы знаем о повадках существ, вымерших сотни тысяч лет назад. Нет, законы логики не знают границ!»

Моцарт неожиданно умер в возрасте тридцати пяти лет после недолгой болезни. Каких свидетелей его смерти мы имеем? Софи Гейбль, младшая сестра жены Моцарта Констанцы, много-много лет спустя излагала свои воспоминания об этом так: в первое воскресенье декабря 1791 года она на кухне готовила кофе для матери; ожидая, пока кофе закипит, она задумчиво смотрела на яркое пламя лампады и думала о занемогшем муже сестры; внезапно пламя погасло, «полностью, словно лампа никогда не горела».

«На фитиле не осталось ни искорки, — писала она, — хотя не было ни малейшего сквозняка — за это я могу поручиться».

Охваченная ужасным предчувствием, она бросилась к матери, которая посоветовала ей немедленно бежать в дом Моцартов. Там Моцарт якобы сказал ей:

— Ах, дорогая Софи, как я рад, что ты пришла. Останься сегодня с нами, чтобы присутствовать при моей смерти.

По словам Эрнста-Вильгельма Гейне, это свидетельство «не имеет никакой ценности. Его ценность не выше блаженных воспоминаний семидесятилетней вдовы о ее покойном супруге, почившем, когда ей было тридцать четыре».

Вызвали врача, который велел прикладывать к пылавшему лбу больного ледяные компрессы. Примерно за час до полуночи Моцарт потерял сознание и вскоре умер.

Постоянно испытывая нужду в деньгах, Моцарт последнее время лихорадочно работал над завершением важных заказов. Друзьям и родным он казался нервным и изнуренным чрезмерной работой. Тем не менее, когда он слег, никому и в голову не пришло, что эта болезнь окажется смертельной. Второй муж Констанцы Георг Ниссен перечислил следующие симптомы недуга в биографии композитора, опубликованной в 1828 году:

«Все началось с отеков кистей рук и ступней и почти полной невозможности двигаться, затем последовала рвота. Это называют острой сыпной лихорадкой».

Сам Моцарт подозревал, что дело нечисто. Он решил, что «Реквием», недавно заказанный ему таинственным незнакомцем, предназначен для его собственных похорон.

12 декабря, через неделю после смерти Моцарта, в Берлинском «Музыкальном еженедельном листке» (Musikalische Wochenblatt) появилось сообщение. В нем говорилось:

«Поскольку его тело распухло после смерти, некоторые подумали даже, что он был отравлен».

Кто были эти «некоторые» — не уточнялось. В записи без даты старший сын Моцарта Карл-Томас указал на то, что тело его отца так вздулось, и запах разложения был так силен, что вскрытие не производилось. В отличие от большинства трупов, которые холодеют и теряют гибкость, тело Моцарта оставалось мягким и эластичным, как у всех отравленных.

Двадцать восемь лет спустя автор вышеупомянутого сообщения Георг Сивере добавил, что, по слухам, Моцарт стал жертвой неких «итальянцев». Видимо, он имел в виду итальянских композиторов, работавших в Вене при жизни Моцарта.

И лишь потом гипотеза отравления Моцарта Сальери была впервые зафиксирована в «документах»: в 1825 году в разговорных тетрадях Карла Бетховена была сделана запись якобы о признании Сальери:

«Сальери опять очень плохо. Он в полном бреду и беспрерывно твердит, что виновен в смерти Моцарта».

Потом выяснилось, что эта запись была сделана другом и секретарем Бетховена, венским юристом и распорядителем его наследства Антоном Шиндлером. Но присутствовал ли автор этой записи при подобном признании? Слышал ли он сам, что «беспрерывно твердит» Сальери? Очевидно, что нет. Значит, он передавал это с чьих-то слов. Но, во-первых, сам Антон Шиндлер известен как фальсификатор и повествователь с крайне сомнительной репутацией, а во-вторых, до сих пор никому не удалось установить, кому, собственно, Сальери признался в убийстве Моцарта. Во всяком случае, санитары больницы, где находился Сальери в конце своей жизни, категорически отрицали этот эпизод. Вот их показания:

Мы, ниже подписавшиеся санитары, заявляем перед ликом Бога и перед всем человечеством, что с начала длительной болезни кавалера Сальери […] ни разу его не оставляли наедине […] Мы также свидетельствуем, что из-за его слабого здоровья никому, даже членам его семьи, не разрешалось навещать его […] В связи с этим на поставленный вопрос, соответствует ли действительности, что вышеупомянутый кавалер Сальери говорил во время болезни, что он отравил знаменитого композитора Моцарта, клянемся честью, что никогда не слышали от Сальери таких слов.

Заявление это завершается постскриптумом такого содержания:

«Доктор Рерик, лечащий врач Сальери, подтверждает свидетельство двух санитаров».

Однако прошло еще несколько лет, и в 1830 году в России А.С. Пушкин все же написал свою «маленькую трагедию» о Моцарте и Сальери.

По словам Марио Корти, «очень скоро большинство исследователей убедилось, что слухи об отравлении Моцарта капельмейстером Сальери не имеют под собой основания. Но многим все же очень хотелось верить в то, что Моцарт был отравлен».

Одним из таких «многих» оказался, например, доктор искусствоведения И.Ф. Бэлза, который в своей статье «Моцарт и Сальери (об исторической достоверности трагедии Пушкина)» пишет: