Властелин мира - Адольф Мютцельбург

— Эли Барух Манас? — спросил Альбер, нахмурив лоб. — Я знаю, ты друг франков.

— Но еще больше — друг правоверных, — несмело заметил еврей. — Хотя Бог не покарал бы меня, если бы я водил дружбу с франками, ведь правоверные причинили мне немало горя.

— Что ты хочешь этим сказать, гяур? — прикрикнул на него Альбер. — Что значат твои предательские слова?

— Как Бог свят, я не предатель! — вскричал еврей. — Я бедный, несчастный отец, у которого, вопреки закону и справедливости, похитили родное дитя! Моя несчастная, моя любимая дочь, моя Юдифь! Она была прекрасна, как дочери Сиона, и мудра, как царица Савская! Я пропащий человек!

Слезы брызнули у него из глаз. Это был неподдельный крик души.

— Расскажи, как это случилось. Я хочу знать! — сказал лейтенант. — Что с твоей дочерью?

— Ее украли, похитили! — воскликнул иудей. — О, моя бедная Юдифь! Разве не была она самой прекрасной девушкой на свете?! Разве сами господа французские офицеры не простаивали сутками под окнами моего дома, чтобы хоть разок поймать взгляд ее черных глаз?! Но она была гордой, чистой девушкой, не отвечала на их призывные взоры. «Отец, — часто говорила она мне, — не приводи мне женихов ни нашей, ни чужой нам крови, я хочу сама отыскать того, кто мне понравится!» Господи, она была моим единственным ребенком! Я не смел обрекать ее на страх и на муки. И чего я только не делал для нее! Все, что способен сделать для своей дочери какой-нибудь барон или даже принц. Разве она не говорила по-французски и по-английски, разве не играла на фортепьяно и не пела как соловей? Если бы я захотел вывезти мою Юдифь в свет, она затмила бы всех французских дам и могла бы выйти замуж за генерала — ведь у меня, кроме того, водятся деньги! Но она не хотела этого, она стремилась к уединению, и я делал все для нее, ведь она была моим единственным ребенком. Однако злой дух внес смятение в ее душу: она попросила меня отправить ее к тетке, Ребекке, жене моего брата, в Маскару на месяц. Тетка написала, что больна и хотела бы повидаться с Юдифью. Я просил Юдифь подождать еще две недели, пока я сам не смогу сопровождать ее, потому что у меня были неотложные дела в Алжире. «Отец, — сказала она в ответ на мои просьбы, — зачем тебе утруждать себя? На дорогах все спокойно, а Маскара недалеко. Я отправлюсь одна!» И она отправилась…

Еврей не смог продолжать свой печальный рассказ — судорожные рыдания прервали его слова. Альберу стоило немалого труда по-прежнему играть свою роль. Судьба несчастного отца вызвала у него сочувствие. Но он мысленно взвешивал, как отнесся бы к этому повествованию мусульманин-кабил.

— Когда я вернулся из Алжира, — продолжал, немного успокоившись, Манас, — навстречу мне с криками и плачем бросились служанки; я думал, что умру от ужаса, когда они сказали, что моя дочь попала в руки разбойников! Мне казалось, этого я не вынесу! Они рассказали, что благополучно добрались почти до самой Маскары, как вдруг из-за кустов появились несколько всадников. В то же мгновение они напали на маленький караван, разграбили его, застрелили двух слуг, а когда служанки хватились Юдифи, ее уже с ними не было: один из разбойников посадил ее на лошадь позади себя и умчался.

— И ты поверил, что это были правоверные? — спросил Альбер.

— Поверил ли я, да я знаю это наверное! — воскликнул еврей. — Я бегал, расспрашивал, не ведал ни минуты покоя, пока не узнал, что Юдифь увез один из тех правоверных, что скрываются в горах. Я помчался в лагерь и упросил выдать мне фирман, добрался до этих людей, упал на колени, плакал и умолял вернуть мне дочь. Но никто не говорил мне, где она, они пинали меня, били и кричали, что мне поделом, потому что я проклятый еврей и якшаюсь с франками.

В отчаянии он вцепился себе в бороду, и слезы потоком хлынули у него из глаз.

— И ты собираешься теперь отправиться к франкам? — мрачно спросил Альбер. — Ты решил выдать им, где находятся правоверные, и просить их помочь тебе вернуть дочь, не так ли, гяур?

— Не знаю, что я сделаю! — не помня себя от горя, закричал еврей. — Но я раструблю на весь свет об этой несправедливости и этом злодеянии, а кто вернет мне мою Юдифь, тому я буду служить как собака, будь то франк, правоверный или еврей!

— Слушай меня, гяур, — сказал Альбер, — мне нужно переправиться на тот берег, к правоверным. Если я найду того, кто украл твою дочь, я обвиню его в том, что он нарушил законы. Правоверному не пристало ронять свое достоинство и якшаться с дочерью неверного пса. Абд аль-Кадир и Бу Маза тоже не одобрят этого, если узнают.

Еврей печально покачал головой. Слова Альбера показались ему слабым утешением, и он непроизвольно обратил взор на север, будто ожидал от французов более действенной помощи. Альбер задумался.

— Вы уже сообщили об этом происшествии французскому командованию? — неожиданно спросил он на своем родном языке.

Услышав французскую речь, еврей вздрогнул и с испугом взглянул на молодого человека.

— Не успели? Ну что же, — сказал Альбер, — отправляйтесь к полковнику Пелисье и оставайтесь у него неделю-другую. Ждите дальнейшего развития событий. Если вашу дочь можно спасти, она будет спасена. А теперь отвечайте мне без обиняков, где вы встретили кабилов: может быть, мне удастся сократить путь.

— Силы небесные! — воскликнул, не веря своим ушам и глазам, еврей. — Господин — француз?

— Кто я, вам теперь безразлично, — коротко заметил Альбер. — Итак, где кабилы?

— Вам известно, где находятся горы Дахры? — спросил Манас.

— Приблизительно, — ответил Альбер. — Так, значит, они там? Хорошо, я еду туда. А теперь, мой друг, не поднимайте шума. Прямиком езжайте в лагерь и оставайтесь там. Никому, кроме полковника Пелисье, не говорите, что встретили меня. И вот еще что! Вы приняли меня за кабила, не так ли? И даже теперь поверили бы в это?

— Клянусь Богом, да! — воскликнул Манас. — Я подумал было, что мне встретился один из этих псов.

— А теперь прощайте! — бросил Альбер и, оставив еврея в полном недоумении, стал переправляться вброд.

VI. КАБИЛЫ

К заходу солнца Альбер уже был в лагере кабилов. Караульные задержали его и отвели к шейху, с которым он имел довольно продолжительную беседу. Теперь он стоял, опершись на своего коня, в той горделивой и вместе с тем небрежной позе, какую имеют обыкновение принимать арабы, и исподволь внимательно изучал лагерь своих врагов.

Лагерь располагался в горной долине на юге провинции Оран, в той изобилующей ущельями местности, которая носит название Дахры.

От шатра шейха слух об Альбере, видимо, распространился теперь по всему лагерю. Его обитатели собирались кучками и перешептывались. Все взоры были устремлены на молодого человека. Кабилы толпились вокруг него и разглядывали скорее с восхищением, нежели с робостью.