Ее вишенка - Пенелопа Блум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, – сказал я, – а про этого твоего бывшего можно поинтересоваться? Какого черта ему от тебя было нужно?
Она вытерла руки о фартук и заправила за ухо прядь волос.
– Ничего пикантного. Мы расстались, но он упорствует.
– А долго встречались?
– Несколько месяцев.
Я поскреб подбородок.
– То есть на самом деле история пикантная, однако мне ты выдаешь приличную версию?
Она смущенно улыбнулась:
– Не о чем рассказывать. Не веришь?
– Я бы вот чему поверил: ты суровая монахиня, тайно владеешь карате и твой любимый прием – удушение. Это было бы так сексуально!
Она удивленно засмеялась:
– Что за ерунда?!
Я поднял ладони вверх: «Сдаюсь!»
– Как ответить, чтобы ты меня не придушила?
Она бросила на меня быстрый взгляд.
– Ответь так: «Никогда не буду больше называть тебя монахиней».
– Договорились! Придется подбирать другие эпитеты. Более тонкие намеки на твою девственность…
Она со стуком отшвырнула лопаточку, развернулась и посмотрела мне прямо в глаза:
– Да почему ты так уверен, что я девственница?!
Я пожал плечами:
– Может быть, интуиция подсказывает. А может быть, твой помощник в пекарне одними губами – но о-очень выразительно – произнес это слово. У тебя за спиной… И указал на тебя, а потом поднял кверху большие пальцы! По мне, так он слегка перестарался.
Она смущенно улыбнулась, покачала головой:
– Я его убью.
– Если понадобится адвокат – могу порекомендовать своего юриста.
– Очень смешно. Ладно, твой ужин наконец-то готов, – сказала она, протягивая мне тарелку.
Это была тортилья – горячие лепешки с начинкой из курицы с луком и специями. Хейли поставила на стол сметану, сыр, дольки лайма и что-то еще – похоже на домашние чипсы с соусом сальса.
– А где твоя тарелка? – спросил я.
– Ты хочешь, чтобы я с тобой поужинала? – Она искренне удивилась.
Ну что с нее взять, наивная девушка-пекарь… То ли не понимает, то ли прикидывается? Мне казалось, я сразу обозначил, во что собираюсь поиграть.
– Возьми себе тарелку и садись. Что я, один должен ужинать? А ты будешь стоять и смотреть?
Хейли тряхнула головой:
– Отправь меня домой. Мне надо было приготовить ужин? Я приготовила.
Однако, судя по всему, ей вовсе не хотелось, чтобы я так поступил. Назвать бы ее врушкой, да и пусть идет домой… но я не удержался: сделал вид, что заглотил наживку, и подыграл ей:
– А вдруг ты решила меня отравить? Давай-ка, тоже ешь.
Хейли взяла кусочек курицы и принялась жевать его, подняв брови.
– Доволен?
– А если я просто хочу поболтать с тобой? Составь мне компанию.
– Это уже лучше, – сказала она.
Мне нравилась ее застенчивая улыбка. Многие женщины улыбаются самодовольно, типа, «я суперкрасотка», видимо, им всю жизнь об этом твердили. У Хейли совсем другая улыбка – застенчивая и немного извиняющаяся. Она искренне улыбнулась, а через мгновение посерьезнела – как будто начала задавать себе вопросы. Похоже, эта дурочка действительно сомневается в том, что она чертовски хороша и что улыбка у нее – замечательная!
Первую встречу с Хейли я воспринял как вызов. Умная. Симпатичная. Девственница. То есть можно было похитить ее сокровище. И меня, клептомана, привлекало именно это. А потом…
С нею я каждую минуту задумывался – а не тот ли это приз, который я ищу? Она точно не из тех женщин, которых хочется затащить в постель из спортивного интереса. Ведь не просто так в разговоре с Брюсом у меня сорвалось с языка что-то насчет серьезных отношений. Хейли была… настоящая. И не собиралась целовать мне ноги из-за того, что я такой сексуальный. Ее не интересовало и то, что я под завязку набит деньгами. Черт, да она, наоборот, почти всегда пыталась меня оттолкнуть!
Она была ни на кого не похожа.
Мы поужинали. Солнце село. Разговор тек удивительно легко, однако после того, как тарелки опустели, в воздухе снова повисло какое-то ожидание. В нем гасли слова и улыбки, исчезла непринужденность. Мы оба замолчали.
– Мне пора, – сказала она наконец.
– Если хочешь, оставайся, – предложил я.
Ну что еще можно было сделать? Нельзя же заставить ее остаться или взять назад свое предложение… Ладно, пусть все идет как идет.
Я смотрел в ее глаза, она – в мои.
– Не могу, – произнесла Хейли. – Замечательный вечер. Правда.
Я с улыбкой поднялся. Что скрывать, я был бы рад, если бы она захотела остаться. Благие у меня намерения или нет, но мне не чуждо ничто человеческое… Хотя в душе я обрадовался, что у нее хватило сил сказать «нет». Почему-то мне казалось – если она сейчас согласится, с нею все закончится так же, как и со всеми остальными.
Провожая Хейли к лифту, я потихоньку вынул шпильку из ее волос. Она не заметила – заправила прядь за ухо и улыбнулась, глядя на меня.
– Завтра в то же время? – спросила она.
– Да.
Я сидел, откинувшись в кресле, у себя в офисе в «Галеоне», глядя, как мама с папой входят ко мне в кабинет и садятся напротив. Отец, как всегда, с важным видом, будто многого добился в жизни. Ну, поскольку обсирался он в любом деле, что бы ни затевал, то на этом конкретном поприще да, признаю, он действительно усердно трудился и, без преувеличения, кое-чего достиг.
Он поддернул брюки и уселся в кресло напротив меня. Удовлетворенно вздохнул. У мамы, по крайней мере, хватало тактичности не пыжиться – она понимала, что они с отцом ведут себя как пиявки. Когда им показалось, что мы с Брюсом можем стать для них источником дохода, они просто-напросто перестали работать. Единственное, чем занимались, – каждый месяц предпринимали попытки выудить из нас деньги.
Брюс пытался положить этому конец и посылал их.
Что касается меня… Думаю, это мое слабое место. Состоятельные люди видят мир с другой стороны – и этот мир чертовски циничен. Куда ни глянь, все жаждут денег; пока не
