Гусарский штос - Вячеслав Дыкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт недовольно засопел. Похоже, он затеял строить козни против меня, да не справился.
Далее события развивались так — стоя на его ладони, я прибыл на «Бешеное корыто». Первым делом угодил я в объятия Калинина, который ждал меня у края борта и помог забраться на лодку.
— Слыханное ли дело, с нечистью в карты играть! — восклицал купец. — Внукам и правнукам своим закажу не соваться в эту протоку!
И одновременно хлопал меня по спине, сбивая с черного сукна последние белые палочки, означавшие мой выигрыш.
— Как тут без меня, Калинин? — тихонько спросил я.
— А как? К капитану и подойти боязно — сидит злой… Матросы — и те примолкли…
Я отлично представлял себе их состояние. Все мы — люди богобоязненные, находиться в обществе нечистой силы не желаем. Дивно еще, что никто не орал благим матом и не пытался удрать на противоположный берег пешком по воде. Бахтин одним своим пронзительным голосом да нарочитым бесстрашием сумел удержать и матросов, и нескольких бывших с нами пехотинцев в неподвижном состоянии. Но что при сем делалось в душе у него — понять было затруднительно. Никольский всё еще бубнил псалмы, Ванечка же Савельев жался к капитану, полагая, что так он будет в безопасности. Как оказалось позднее, всей опасности он не осознавал.
Делать было нечего — я отправился к Бахтину.
— Я договорился, мы можем двигаться далее, — сказал я ему. — Командуйте, Бахтин.
Он посмотрел на меня немногим нежнее, чем сердитый черт, и скомандовал:
— Весла на воду! И — раз! И — два… Навались!
На «и» вышколенные гребцы занесли весла, на «раз» — дружно опустили их, и «Бешеное корыто» двинулось с места.
— Стой, стой! — раздалось вдруг. Это был голос чешуйчатого моего приятеля. Я нашел его взором — он торчал из воды, вновь обретя свои немалые размеры.
— Чем ты недоволен, любезный черт?
— Тем недоволен, что ты слова не держишь!
— Как это я не держу гусарского слова?
— Ты сказал, что сам поведешь лодки. А тут другой приказы отдает! Коли так — никуда я вас не пущу!
Я не мог уж вдругорядь играть с ним в карты. Протока принадлежала мне — но что с того радости, коли я был арестован в этой протоке вместе с канонерскими лодками? Следовало выдумать иную хитрость.
— Приказы отдавал мой первый помощник, — отвечал я. — У коего глотка более привычна орать на морских просторах. Но коли тебе угодно, я буду кричать сам.
И тут же я шепнул почти беззвучно:
— Подсказывайте же, Бахтин… Иначе мы до второго пришествия с места не сдвинемся…
— Окажемся в безопасности — пришлю к вам секундантов, — отвечал он. — Велите делать замеры глубины.
— Зачем? — удивился я и крикнул: — Любезный черт, сколько тут саженей до дна?
— Две сажени! — отвечал он.
— Годится? — тихонько спросил я Бахтина. Он кивнул, и мы двинулись дальше, причем командовал я звонко и отчетливо, не хуже нашего эскадронного командира.
Черт плыл слева и с любопытством слушал мои повеления.
Я же, чтобы ему было понятнее мое начальственное положение, устроился на носу «Бешеного корыта» чуть ли не в обнимку со стволом орудия. Подводная нечисть могла быть мною довольна — орал я на славу!
— Доволен ли ты, любезный черт? — спросил я его, когда мы дошли до узкого места, сажен в полсотни шириной, за которым, как шепнул Калинин, уже начиналась Курляндская Ая. — Сейчас лодки уберутся отсюда, и протока вновь станет твоей.
— Ты обманул меня, теперь я это вижу ясно. Тебе нужно было всего лишь провести лодки, — отвечал он. — Однако с чертом шутить опасно…
— Еще бы я этого не знал! Но, видишь ли, любезный черт, сейчас война. Тебя наши войны не касаются, однако для нас защита Отечества — важнее всего, и потому я рискнул сыграть с тобой в штос. Как видишь, я своего добился, и наши лодки сейчас поднимутся, в соответствии с приказом, по Курляндской Ае до Митавы, чтобы обстрелять город и дать возможность идущим с суши частям взять его.
— Погляжу я, как вам это удастся… — проворчал он и скрылся под водой.
Светало. Путь перед нами был в тумане. Но не настолько густ был туман, чтобы скрыть берега протоки, а они пропали, и кувшинок, плавающих по воде, тоже не стало.
— Вот тут уж, сдается, мы и вышли в Курляндскую Аю, — сказал купец. — Сейчас дойдем до середины и повернем вправо. По стрежню идти — самое безопасное.
Я вздохнул с облегчением и перекрестился.
— А теперь я попросил бы прекратить сей балаган, — сказал Бахтин. — По вашей милости, Бушуев, я стал посмешищем всего флота!
— Был ли иной способ пройти старицу? — спросил я кротко.
— Не знаю!
— Ну, коли так — уступаю вам, Бахтин, право орать во всю глотку и иду к пехотинцам.
Недовольство капитан-лейтенанта было мне понятно — он и взял-то меня с собой, чтобы доказать отсутствие нечистой силы в протоке, но мало того что к нам вылез натуральный черт, так я же еще с ним совладал. Осознавать это было Бахтину крайне неприятно.
Пехотинцы наши приняли меня как родного, уступили место на скамье, нашлась у них и фляга со столь необходимым сейчас горячительным напитком. Лодки шли бодро, одна за другой, весело шлепали весла, а с прохладой, обычной на воде в ранний час, я справился прекрасно — солдаты укрыли меня полами своих широких шинелей, так что наружу торчали один только нос и усы.
Развиднелось. Время завтрака мы успешно упустили, но останавливаться до Шлока, не зная, как обстоят дела у Розена и фон Эссена, мы не могли. Из рук в руки солдаты и матросы передавали припасенные пироги и фляги, так мы на ходу и питались.
Ко мне пробрался Ванечка Савельев.
— Что это такое было, Бушуев? — шепотом спросил он.
— Местный житель, — отвечал я.
— А отчего лодки встали?
— Пускать нас не желал.
— Лодки этак становятся, когда налетают на подводные рогатки, что укреплены на цепях, — произнес он голосом взрослого и искушенного моряка.
— Считайте, что это были подводные рогатки, Савельев, — не желая пускаться в разъяснения, буркнул я.
— Матросы говорят — черт, черт, но какой же черт, когда мы все перед походом в церковь ходили, причащались, у каждого крестик, у многих и ладанки, — задумчиво произнес он. — Это не мог быть черт, Алексей Гаврилович в таких случаях велит адресоваться к разуму. Если по разуму — то никакой не черт, а мель, коряги, рогатки. Но кто же их так споро убрал? И что это за челнок, на котором вас, Бушуев, возили?
— Война, штурман, ведется вопреки разуму, — сказал, подойдя, Иванов. — Как бы ваш местный житель, Бушуев, за нами не увязался. С него станется…
— Не увяжется! — лихо отвечал я. — Он уж понял, каково играть в опасные игры с черными гусарами!