Розовый костюм - Николь Келби

Мистер Браун узнал Кейт, вспомнив, видимо, как она приходила сюда с Патриком в прошлую пятницу, и, ни о чем не спрашивая, налил ей маленькую кружку. Некоторые музыканты явно были родом из Корка. Кейт сразу узнала знакомый говор – такой акцент ни с чем не спутаешь. Она отпила глоток пива и тут заметила Патрика Харриса; тот стоял, прислонившись к стойке бара, в дальнем конце комнаты. Рядом с ним крутилась какая-то женщина; Кейт никогда раньше ее не видела. Платиновая блондинка; волосы зачесаны высоко наверх; на шее поверх черного кашемирового джемпера – нитка искусственного жемчуга. Должно быть, одна из его знакомых телефонисток, подумала Кейт. Выглядит как драная кошка.

Кейт никак не ожидала увидеть Патрика Харриса в обществе другой женщины. Абрикосовый ликер. Шерри. Сладкое печенье. Глоток пива. Всего этого, видимо, оказалось слишком много. А когда Патрик наклонился к спутнице и что-то шепнул ей на ухо, Кейт почувствовала, как в горле у нее поднимается тошнота. Она швырнула на стойку бара мелочь для мистера Брауна и, резко развернувшись, поспешила к выходу. И тут Патрик, наконец, ее заметил. И весь просиял, отчего Кейт страшно смутилась. Он явно был очень рад ее видеть, хотя рядом с ним и стояла та блондинка. И Патрик тут же стал проталкиваться навстречу Кейт сквозь толпу, а блондинка стояла у стойки и смотрела, как он уходит. Глаза у нее были густо подведены; на губах – белая «изморозь» модной помады. Господи, что за вид, подумала Кейт.

Добравшись, наконец, до Кейт, Патрик тут же притянул ее к себе. Вместе с пакетом от Шанель, который вклинился между ними.

– Какой приятный сюрприз! Я прямо обалдел, когда тебя увидел!

И Патрик, навалившись на перегородку, поцеловал Кейт в обе щеки. Словно того вечера никогда и не было. Кейт не могла бы сказать, какого именно приветствия она ожидала, но себя она сейчас чувствовала полной дурой. От Патрика пахло тем же одеколоном, которым обычно пользовался ее отец, собираясь в церковь: немного старомодный запах с сильной нотой сандала. Обычные мясники вряд ли, пожалуй, пользуются таким одеколоном, подумала Кейт. Блондинка по-прежнему стояла у стойки бара и так внимательно следила за каждым их движением, словно они были участниками финала в Крок-парке. Кто выиграет, «Даун» или «Оффлей»? – вспомнила Кейт.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала она, но Патрик явно ее не расслышал: музыка играла слишком громко. Даже половицы тряслись.

Он крикнул, перекрывая шум:

– Ты получила мое предложение о перемирии? Я прощен?

– Что?

– Я его тебе под дверь подсунул. Давай лучше отсюда выйдем. Я ничего не слышу.

Музыканты перешли с баллады на рил[34], и все разом бросились танцевать, крича и толкаясь.

– Мне надо идти, – снова сказала Кейт и крепче прижала к себе коробку от Шанель.

Патрик чуть отступил и внимательно на нее посмотрел.

– Ты ела? Вид у тебя какой-то странный – словно ты немного не в себе.

– Надеюсь, не такой, как у той проститутки?

Кейт вовсе не собиралась произносить это вслух, но противная блондинка продолжала пялить на них глаза.

– Я ее сюда не приглашал.

Кейт вдруг почувствовала, что ее сейчас вырвет. Она оттолкнула Патрика и ринулась в туалет. Он бросился за ней.

– Может, оставишь меня на минутку в покое? – возмутилась она.

– Кейт, послушай, это же мужской туалет!

Пакет от Шанель упал на пол. Кейт попыталась его поднять, но комната вдруг сильно накренилась вправо, и Кейт, выронив пальто, склонилась над раковиной. Господи! Как глупо! Патрик Харрис ласково потер ей спину.

– Кашляй, девочка, кашляй, и все пройдет. – Он приложил ей к шее влажное бумажное полотенце, и это оказалось так приятно. – А знаешь, – заметил он, – ты становишься очень хорошенькой, когда ревнуешь.

Кейт одарила Патрика чрезвычайно мрачным взглядом, который он, с ее точки зрения, вполне заслужил, и он расхохотался, страшно собой довольный. От мокрого полотенца по спине потекли струйки воды, но это тоже было приятно. Она сразу почувствовала себя лучше. А может, просто помог его смех?

– Не вижу ничего особенно веселого, – буркнула она.

– Давненько девушка меня так не ревновала, чтобы ее от этого рвало. Ей-богу, Кейт, я даже тронут таким бурным проявлением чувств.

Какой-то мужчина открыл дверь и с удивлением увидел их обоих, склонившихся над раковиной.

– Подождите, пожалуйста, минутку! – крикнул ему Патрик.

Мужчина тут же закрыл дверь, а Кейт почувствовала себя еще хуже.

– Только этого не хватало! Теперь, не сомневаюсь, эта «чудесная» сцена будет описана в церковном бюллетене.

– Возможно. Причем прямо под фотографией рыцаря Колумба, завтракающего оладьями.

Кейт явно была не в настроении шутить. Она вся взмокла. Зачерпнув в ладонь воды, она сделала несколько глотков и сказала:

– Извини. Твоя девушка, должно быть, думает, что я совершеннейшая свинья…

– Она не моя девушка. Она просто девушка. На самом деле я очень надеялся, что ты придешь.

Кейт прислонилась к стене. Патрик поднял с пола ее пальто, встряхнул его и аккуратно повесил на руку. Потом поднял коробку от Шанель и долго и старательно сдувал с нее пыль, чтобы заставить Кейт рассмеяться. Он стоял перед ней и улыбался, как тот самый «хороший мальчик», сын Пег, который никогда не забывает, когда у его мамы день рождения. Он всегда был чуточку старомодным и очень обходительным – даже сейчас, в мужской уборной.

– Патрик… – сказала Кейт и умолкла.

Остальные слова было произнести гораздо трудней, хотя у нее в запасе имелось немало различных способов закончить предложение: например, «я не хочу тебя терять», или «я не хочу терять себя», или «я не знаю, хватит ли у меня времени, чтобы по-настоящему кого-то любить», или «я не из тех, кого любят по-настоящему». Но, похоже, одно то, как Кейт произнесла его имя, сказало Патрику все, что ему нужно было знать. Она поняла это по его лицу: легкий след разочарования, а затем – его знаменитая улыбка.

– Ну что, все хорошо, Кейт? – сказал он. – Извини, что я тогда перешел черту.

Значит, мы снова друзья, подумала она. Но совсем не была уверена, что хочет именно этого.

– Вот и ладно, – сказал Патрик. – У тебя красивый костюм. Как тебе жилось?

Он все пытался заставить ее хотя бы улыбнуться, но она не могла. И он обнял ее за плечи.

– Давай я провожу тебя домой. Где твоя шляпа и перчатки?

Кейт вспомнила, что в последний раз видела их, когда они лежали на столике розового дерева перед камином в отеле «Карлайл» и выглядели так, словно они тоже из того мира, мира богатых. Но это было совсем не так: ни она сама, ни ее перчатки к этому миру не имели никакого отношения. А теперь ее лучшая шляпка и прекрасные, мягкие лайковые перчатки наверняка пропали. Она взяла у Патрика пакет.

– Ты не беспокойся, – сказала она. – Со мной все в порядке, доберусь сама. А ты ступай назад и продолжай веселиться.

И, мягко отодвинув Патрика, Кейт нырнула в толпу, а потом вышла на ночную улицу – одна.

Глава 8

Вы должны обрести свой стиль. Стиль помогает даже утром встать с постели. Стиль – это образ жизни. Без собственного стиля вы никто.

Горячая ванна – вот что больше всего было нужно Кейт. Лечь в теплую воду и хорошенько отмокнуть. Но и ванна мало ее утешила. Пар слишком быстро заполнил маленькую белую ванную комнату, ее бедный рай. В окнах неподвижно застыли звезды. Боже мой, что подумала миссис Браун, когда она, Кейт, зашла в мужскую уборную! «Предложение перемирия», подсунутое Патриком под дверь, только усугубило дурное самочувствие. В большой плотный конверт был вложен листок кремовой, под пергамент, бумаги со стихотворением Йитса[35], которое Патрик старательно переписал каллиграфическим почерком очень черными чернилами. Никто никогда не делал Кейт таких чудесных подарков.

Когда б имел я ткань небесной красоты, что соткана из нитей золотого и серебряного света…

Кейт не вспоминала о Йитсе со времен учебы в народной школе[36]; ей тогда нужно было выучить наизусть какое-нибудь его стихотворение, и она тогда выбрала именно это, потому что оно было самым коротким, хотя в то время и оно показалось чересчур длинным. Но ей особенно понравились слова «соткана из нитей света…» Впрочем, сдав экзамены, она тут же все забыла.

Я бросил бы ее любимой под ноги. Но я бедняк; богат я лишь мечтами…

И вот теперь Кейт никак не могла выкинуть из головы эти строки. Выглянув в окно, она увидела, как из паба изливается толпа и, спотыкаясь, разбредается по домам.

И я мечтами выстлал путь твой…

Уильям Батлер Йитс – хорошенький способ извиниться! Только Патрик Харрис на такое способен.

Будь осторожна, милая: ведь ты ступаешь по моим мечтам.

В бедном раю Кейт не было ткани «небесной красоты, что соткана из нитей золотого и серебряного света». Там от пола до потолка торчали голые ржавые водопроводные трубы. А с железной ванны слезала облупившаяся белая краска. И все-таки у нее были строки Йитса с его изысканным и удивительным видением мира; и она обретала в этих строках своего рода утешение.