Нихилени - Мирланда Ойтен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет.
— А что же тогда? Это Разрушитель? Кто ещё может отдавать приказы этим тварям?!
— Заткнись, — Ан подошла к окну так, чтобы её не было заметно снаружи. Приближалось утро, и хмарь на востоке стала светлеть. Окно выходило на площадку перед служебным входом в театр. На небольшой дворик смотрели пустые окна домов-ульев. На заасфальтированной площадке до сих пор стояли остовы машин, брошенных хозяевами, когда город погиб.
Внизу никого не было.
— Сиди тут, жди. Понял? — Ан вернулась к священнику. — Я сама справлюсь. А то умрёшь.
Он кивнул.
— Я за тобой сама приду. Если кто-то появится… А, хрен с тобой. Никто не появится. Слезы под стол, закрой глаза и уши, молчи и не уходи никуда.
Ан свистнула Келу и бесшумно двинулась к служебной лестнице.
9
“Ракушки получила?”
— Ага, — Ан валялась на диване и держала телефон на вытянутой руке. Лицо отца то едва в нем помещалось, то временами пропадало или становилось едва различимым. За год он так и не нашел для себя удобного положения для видеозвонков.
Ракушек в посылке было больше дюжины. Почти все — самые простые, маленькие и плоские, как ноготь, но одна была очень красивой: размером с ее кулак, нежно розовая с белыми пятнами и длинными-предлинными наростами-усиками. Ан подозревала, что именно из-за неё отец и решился на пересылку. Но в коробке часть усиков сломалась не смотря на несколько слоев пузырчатой пленки. Она сначала расстроилась, но потом собрала усики обратно с помощью клея и лака для ногтей Рем. Получилось неплохо, если не приглядываться специально. Отец, когда она прислала ему фотографию ракушки на полке, вроде ничего не заметил.
“Хорошо. Пересылка тут дохрена просто стоит, но я решил, что тебе она понравится”.
— Спасибо, пап. Как там теплые моря?
“Ничего так. Жарко, ярко, душно. Не знаю, зачем здесь существуют номера без кондиционеров. Растения тут всякие, море синее, а не как у нас. Тебе бы понравилось. Если захочешь, привезу тебя на каникулы”.
— Тогда тебе придется лететь на самолёте, — Ан подложила под голову подушку. Был уже поздний вечер, и ей хотелось спать. Но Ан хотела сначала дождаться Рем, а потом уже ложиться. Без сестрёнки было как-то беспокойно и непривычно.
“Потерплю как-нибудь”, поморщился отец. “Тебе здесь понравится. Хотя людишки тут странные. Ростом мне по грудь и нихрена на человеческом языке не понимают.
— У них свой язык есть, зачем им знать наши?
“Да мне пофигу, что у них есть”, вздохнул отец. “Как твоя учеба, тыковка?"
— Всего неделю как началась. Пока ничего интересного. Форму всё-таки новую пришлось купить, я выросла.
“А я же говорил!”
— В юбке можно было и доходить.
“Ага, доходить. Видел я эту юбку, у меня ремень шире. Брюки в школу купила?”
— Дааа, — протянула Ан. — Пап, я же говорила, там со мной ничего не случится.
“Угу, конечно же”.
— Па-ап! — Ан с трудом удержалась от “не опаснее, чем с тобой”. Почему-то идиоты всегда считали, что здоровенный мужик с ребенком куда менее опасен, чем просто здоровенный мужик. Она нахмурилась:
— Ты ни с кем не дрался?
“Я что, теперь отчитываться еще должен?”
— Папа!
“Нет. Как из дома вышел, так паинька. Просто охрененно беспроблемен”, выплюнул отец. “Довольна?”
— Ага.
“Тебя дед обо мне расспрашивал?”
— Меня никто не расспрашивал. Я сама по себе за тебя волнуюсь.
“А… Ну ладно. Я в порядке. Хотя какие-то шибзики на меня время от времени лезут.”
— Ты же сказал!
“Я шлю их нах… В задницу. Я же обещал”.
Раздался крик. Ан нахмурилась и прислушалась. Ей показалось, что кто-то упал и вскрикнул.
“Что случилось, тыква?”
— Показалось, ты продолжай.
“Как там твоя подружка? Я ей сказал, чтобы…”
Ещё один вскрик. Ан показалось, что кричала Рем. Может быть, она упала и не может встать? Она всё-таки простой человек и очень хрупкая.
“Что случилось? Ты меня не слушаешь”.
— Извини, па, мне показалось, кто-то звал…
Крик повторился. На этот раз уши Ан уловили чёткое “Помогите” и длинный, пронзительный визг, резко оборвавшийся, как если бы в лёгких кричавшего внезапно пропал весь воздух. Как будто на кого-то напали, но кто и на кого мог напасть в доме?
— Пап, я ещё позвоню!
“Что случилось?!”
Ан спешно оборвала связь. Отец побеситься, но она перезвонит ему через час, и всё будет в порядке. Ан швырнула трубку на диван и выбежала из комнаты.
Дом стоял на около реки. Он не был самым высоким среди своих собратьев. В нём было всего тридцать этажей, и, в отличие от соседних домов, один из фасадов был не глухо застеклен, а покрыт летними балконами. Снаружи к бетонному ограждению крепились широкие панели из металла и пластика. Говорили, что издали при определенном освещении на этой стороне дома можно было разглядеть человеческое лицо. Кто-то говорил, что это лицо Деда, кто-то видел автопортрет архитектора, его подруги, высокой горбоносой южанки со смешным акцентом. Нижние этажи выступали, образуя изгиб, и говорили, что у этого лица огромный уродливый подбородок. Ан никакого лица, как ни старалась, не видела, но один раз углядела в волнистых белых полосах череп. Рем ее успокоила, что это лишь игра воображения. Но все равно этот фасад ей не нравился. Кто в здравом уме сделает балкон на тридцатом этаже?!
Балконы были общими, лишь местами разделенные перегородками. На некоторых летом отдыхали, на некоторых разбили сады, а некоторые, как тот, куда выскочила Ан, был просто еще одним коридором, только открытым и для тех, кому не хочется спускаться на прогулку вниз.
Сюда выходила одна из дверей квартиры Рем. Ан очень нравились комнаты сестры: в них было тихо, уютно, а главное, невысоко. Ан ненавидела высоту. Здесь они с сестренкой жили, и здесь Рем, к своему несчастью, встретила Бойца.
Старший кузен был здоровенным, почти как отец Ан, и любил помахать кулаками ничуть не меньше. Но если отец ждал первого удара, и лишь потом ломал противнику лицо и все, до чего успевал дотянуться, пока Ан с визгом не повисала у него на руках, Боец мог ударить первым и слабого. Ан его тепреть не могла и старалась не связываться. Ни Боец, ни его мать Жадина её не нравились. Жадина всё время была чем-то недовольна и всё время считала, что все покушаются на её, и Боец, бывшия рядом с матерью очень тихим и вежливым, резко менялся, стоило ей отойти.
Ан не
