Зверь 5 - Алексей Владимирович Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да уж, за подобную «шутейку» этому гандону мало было яйца вырвать, но… Староста Бурый сказал, что он с сельчанами сам разберется с виновником, значит, уже разобрался. Мне, как боярину и местному властелину, не нужно узнавать о выполнении договора — рано или поздно всё равно всплывет, так что можно просто подождать и потом вызнать из сплетен о каре «рогоносного муженька-убийцы».
— Петя, подойди, пожалуйста, — из-под одеяла высунулась перебинтованная рука. — Не бойся, это я… мама… Тетя Любава дала нам минутку, чтобы поговорить…
— Это не голос Любавы, — нахмурила лобик Светлана. — Я недавно разговаривала с ней и был совершенно другой голос… Этот более низкий, что ли.
— Мама? — недоверчиво покрутил головой Петька. — А ты где? Ты со мной через динамик разговариваешь?
— Я с тобой через тётю Любаву говорю, Петенька. Она разрешила. Милый мой, сынок… — голос женщины задрожал, как будто она вот-вот расплачется.
— Не плачь, родная, всё будет путём! Петька всё сможет, всё сдюжит! — неожиданно женский голос Любавы сменился на мужской. — Не бзди, Петька, всё срастется! Мы пока… Пока отъехали, но мы обязательно будем вместе. Нужно только немного потерпеть.
— Папа? — неуверенно спросил Петька.
Припухшие веки Любавы опустились в ответ, а потом она подмигнула и прищелкнула языком, словно оценила на вкус шоколадную конфету.
— Папка! Мамка! — закричал Петька и бросился к Любаве. — А у нас… А тут…
Его речь захлебнулась в плаче. Он прерывисто вздыхал, а по щекам струились слезы. Мне показалось, что мальчишка долго терпел, крепился, а теперь его прорвало. Эх, как бы в истерику не впал, пацаненок.
Подвинув в сторону Светлану и Тисвису, я тоже прошел в комнату. Похоже, что сейчас мы имеем дело с медиумом, которая на время пустила души отца и мать Петра в своё тело. Связь с душами очень хрупкая, поэтому следовало бы поторопиться и узнать — кто их убил.
— Здравствуйте, меня вы знаете, а вот я с вами, к сожалению, не успел познакомиться…
— Господин Южский, мы о вас столько слышали, что можно сказать — познакомились, — ответил мужской голос.
— Скажите, кто вас… Кто вас заставил отъехать? — спросил я, заменив печальное слово.
— Мы его не знаем, — ответил мужской голос. — Видели пару раз прежде, когда Машу приезжало телевидение снимать. Вроде бы он водителем у операторской группы был. Но я могу и ошибаться…
— А я вообще его не видела, — сообщил женский голос. — Я всё Машу готовила к съёмке. Она такая красивая тогда была, прямо вылитый ангелочек с бантиками…
Я видел, что оба родителя сдерживаются из последних сил. Им обоим хотелось сказать сыну очень многое, возможно, это их последний разговор, но все-таки мне тоже нужна информация.
— Опишите Бабайку, — попросил я коротко.
— Мужчина лет тридцать — тридцать пять. Чёрные глаза без белков, на виске шрам в форме креста. Высокие скулы, прямой нос. Метр восемьдесят росту, — отрапортовал мужской голос. — За исключением шрама особых примет нет.
— Руки у него ещё были мозолистые, — дополнила женщина. — Вот как будто всю жизнь с кайлом на рудниках трудился.
— Пап, мам, а Машу куда-то увезли… — всхлипнул Петька.
— Знаем, Петь, — тихо ответил мужской голос. — И так же знаем, что ты сможешь найти её. Тебе это под силу. Тебе и господину Южскому. А сейчас… Выйди на пару минут, сынок. Нам с господином Южским надо словом перемолвиться.
— Но… Папа…
— Сын, ты всегда был послушным мальчиком. Сейчас не время рушить этот образ. Мы быстро.
Петька зыркнул на меня, но перечить не стал. Он даже прикрыл за собой дверь, чтобы не мешать нашему разговору. Стоило только створке стукнуться о косяк, как Любава подалась вперед и схватила меня за руку.
— Я знаю, что ты ведьмак, господин Южский. Мертвым многое ведомо. И знаю, что ведьмаков растят в чёрном теле, а порой и в детдоме. Не хотим мы, чтобы Петьку с Машкой в детский дом отдавали. Любава согласна их себе забрать, но нужно всякие-разные формальности утрясти. Ты уж поспособствуй, Эдгарт Николаевич, окажи милость, — сказал мужской голос.
Да уж, в детском доме житье — не сахар. Пусть и был я там недолго, прежде, чем меня забрали в ведьмачью школу, но воспоминания остались хреновые. Место, где то тебя никому из взрослых нет никакого дела, а дети смотрят волчатами — так и норовят урвать твой кусок. Не потому, что он им нужен, а потому, что считают себя сильнее. Пришлось доказывать право на своё место под детдомовской люстрой в гостиной. Без разбитых носов редко какой день обходился… Впрочем, может именно поэтому меня и забрали в ведьмачью школу?
— Я сделаю всё, чтобы ваши дети не попали в детдом. У них будет нормальное будущее. Об этом я позабочусь, — твердо ответил я.
— Мой дед и отец всегда учили, что ведьмакам нельзя доверять, — произнес мужской голос. — Но я после случая с Любавой уверился, что они ошибались. Мы как можем — поможем, но наши возможности невелики. Вот сейчас Любаву уговорили на помощь, а как дальше дело пойдет — неизвестно. На сороковой день вообще перед Высшим Судом предстанем и тогда… Только во снах и сможем являться.
— Надеюсь, что за сорок дней мы управимся, — сказал я. — А помочь вы и в самом деле сможете. И помочь очень и очень сильно. Вы же сможете через Кузьму общаться?
— Через какого Кузьму? — спросил женский голос. — Который молоком на рынке торгует?
— Это я, Кузьма, — пробурчал призрак, который всё это время подслушивал на потолке. — Искал вас везде, рыскал, а вы вона куда забрались…
Его всклокоченную бороду я сначала принял за паутину в углу, но потом рассмотрел тщательнее и узнал любопытного помощника. Он высунулся из беленого потолка по пояс и застыл, как компьютерный персонаж, провалившийся в текстуры.
Любава на несколько мгновений замолчала, а потом тяжело вздохнула. Похоже, что сейчас души общались на эфирных волнах, недоступных уху человеческому.
— Сами вы душегубцы, — пробурчал обиженно Кузьма.
