Второй вариант - Георгий Северский

Потом Митя стал заходить и в отсутствие брата, они много разговаривали, с ним было интересно. Так началась их дружба.

И в подпольную молодежную группу Веру ввел Митя. Здесь он был самым старшим, с ним считались, к его мнению прислушивались. Вера гордилась своим другом.

Да, все эти годы он был ей только друг, не больше. А она для него… Вот сейчас Митя скажет, и чем она ответит ему? Вере так не хотелось его обижать. И, чуть отодвинувшись, она быстро заговорила:

— Я тебя сейчас чаем напою. И поесть что-нибудь приготовлю. Ты посиди, я сейчас…

— Не надо, — голос Мити звучал глухо, он понял все. — Не надо, не беспокойся. Мне пора… А тебе нужно завтра же уехать. В Севастополь о тебе уже сообщили. Запомни… — он назвал адрес и пароль. — Как устроишься, сразу пойдешь туда. Не знаю, как у меня сложится… Но я постараюсь узнать о Коле.

… После ухода Мити Вера долго стояла у распахнутого окна, вслушиваясь в редкие ночные звуки, думала.

Так много обрушилось на нее в последнее время, столько ей пришлось пережить, и теперь что-то из прошлого умирало в ее душе, а что-то новое рождалось.

Получить номер в гостинице «Кист» в те дни могли только очень состоятельные, солидные люди. Таким и

показался Астахову человек средних лет, который вежливо поздоровался с ним в вестибюле.

— Позвольте представиться: граф Юзеф Красовский, — приблизившись к Астахову, отрекомендовался он. — Мы были соседями на «Кирасоне».

Астахов вспомнил, что действительно видел Красовского среди пассажиров «Кирасона».

— Рад знакомству, — отозвался Астахов. — Вы тоже остановились здесь?

— Да. Отличные номера, превосходная кухня.

— Кухня великолепная. Я как раз собираюсь отдать ей должное.

— Если не возражаете, позавтракаем вместе.

Красовский оказался человеком общительным. По его словам, он много ездил, недавно побывал во Франции, с увлечением рассказывал о поездке.

— Франция выиграла мировую войну. Но в дни, когда подписывался Версальский договор, тысячи жен-щин вышли на улицы Парижа с транспарантами, которые вопрошали: «Где нам взять мужей?..» Парижу и Франции не хватает полутора миллионов мужчин — они убиты. А парижанки…

О парижанках Красовскому не удалось досказать — принесли завтрак, и Астахов, разрезая на маленькие кусочки мясо, перевел разговор на другое.

— Вы знаете, к еде со священным трепетом надо относиться. Есть надо, я бы сказал, отрешенно, целиком уходя в этот процесс, и тогда придет истинное наслаждение. Да, да, не только насыщение, сытость, но именно наслаждение, — он произнес это с едва уловимым оттенком иронии. — Я бывал в Париже. На одном из бульваров там есть ресторан, ходил туда, как в святилище. Но боюсь, что все это в самом скором времени отойдет в область воспоминаний, а кухней я смогу пользоваться только диетической.

— Ну что вы, господин Астахов, — воскликнул Красовский. — Вам до этого еще далеко. Выглядите вы отлично, — он усмехнулся. — И на женщин производите впечатление. Пани Грабовская вами интересовалась. Просила при случае передать, что была бы рада продолжить знакомство.

— Вот как? Польщен, весьма. Вы близко знакомы с пани Грабовской? — с вежливой сдержанностью поинтересовался Астахов.

— Соотечественница. Это, знаете, сближает на чужбине. — Красовский заглянул в глаза Астахову, — Так что передать пани Елене?

— Буду рад встретиться с ней, — ответил Астахов и, посмотрев на часы, добавил: — Простите, дела. Тороплюсь.

Астахов действительно торопился — в Чесменский дворец, в Ставку.

Он уже подходил к кабинету Вильчевского, когда в глубине дворца вдруг возникло какое-то движение, и все, кто находился сейчас в коридоре, притихли, выжидательно отступили к стенам.

Показался Врангель. Очень высокий, подтянутый, гибкий, в неизменной черкеске. Гордо поднятая голова, нервный взгляд темных пронзительных глаз — все это, безусловно, впечатляло. Их взгляды встретились, и Астахов слегка склонил голову. Ему показалось, что Врангель ответил кивком, но это и впрямь могло лишь показаться — так незаметен был в общей стремительности тот жест.

«Узнал? — подумал Астахов. — Пожалуй, нет… В Константинополе виделись, но мельком, представлены друг другу не были…»

Вслед за Врангелем так же легко и неслышно шел молодой генерал Артифексов, за ним — офицеры свиты.

Увлекая всех за собой, Врангель сбежал по лестнице, скрылся за распахнутыми дверями, и сразу же ожила в коридорах прежняя суета.

В тихой приемной генерала Вильчевского уже знакомый Астахову адъютант приветствовал его с оттенком почтительного дружелюбия. Сообщил, что надо подождать: генерал разговаривает по телефону со своей женой Марией Николаевной.

Вильчевский в это время стоял в кабинете у окна. Поговорив с Марией Николаевной, он смотрел на отъезжающий от подъезда дворца автомобиль Врангеля. Вытянувшись, застыли на ступенях офицеры. Сановного вида старуха истово осеняла крестным знаменем автомобиль верховного.

«Да, это вождь! — подумал Вильчевский. — И не просто вождь — единственная надежда. Сильная личность, избранник божий, полководец, способный повести за собой и победить!..» — Растроганный Вильчевский вернулся к столу, несколько раз повторил про себя, как заклинание: «Дай-то бог!..»

Все происходящее на земле в это необыкновенное время имело свое далеко не божественное, а исторически оправданное объяснение. Пожалуй, можно было бы сказать и о Врангеле — избранник. Избранник случая и обстоятельств. Не будь их, не взошла бы счастливая звезда Врангеля над горизонтом белого бытия. Сиявшая до некоторых пор только в мечтах честолюбивого, напористого барона, звезда эта согревала теперь последнюю надежду, последнюю ставку многих. И далеко не все способны были проследить ту цепь случайных, но в какой-то степени и закономерных обстоятельств, которые подняли Петра Николаевича Врангеля на гребень удачи.

Приятнее, легче, желаннее было объяснить случившееся какими-то исключительными личными качествами барона — человеческими, дипломатическими, полководческими… И уже вспоминалось, как много и с толком учился барон — окончил Горный институт, а потом Академию Генерального штаба. Успешно воевал: в первую мировую войну командовал корпусом, не был обойден чинами и наградами. При Деникине командовал армией. Его маневры под Царицыном увенчались успехом и были признаны талантливыми. И те, кто еще недавно клялся в вечной верности Деникину, с умилением вспоминали теперь, что полководческая бездарность бывшего главковерха никогда не вызывала у барона сомнений и что всем просчетам Деникина Врангель всегда давал свою нелицеприятную оценку. Теперь многие и многие предпочли забыть, что однажды, когда Деникин, раздраженный непокорной строптивостью барона, отстранил его от должности и выслал в Константинополь, последний был тут же предан анафеме. Но, с другой стороны, кто мог подумать, что судьба опального барона совершит еще один непредусмотренный поворот!..

В начале апреля 1920 года на страницах константинопольских газет промелькнули два сообщения. Первое уведомляло, что английский верховный комиссар сэр де Робек имел встречу с генерал-лейтенантом бароном Врангелем на дредноуте «Аякс». Второе объясняло все: барон Врангель принял на себя главноначальствование вооруженными силами Юга России!

Так он оказался избранником — не армий, не народа. Его выбрали союзники. Но почему именно его, Врангеля? Что склонило чашу весов именно в его сторону? Себе на такие вопросы приходится отвечать честно. Врангель не мог не понимать, что в конечном итоге выбор определили не его военный опыт, тактическая грамотность или талант военачальника. Разве не хватало других — опытных, удачливых генералов? Правда, все они делили с Деникиным ответственность за поражения, а он стоял в оппозиции и оказался в своих предсказаниях прав. Но нет, это тоже не было причиной… Причина заключалась в другом: союзники понимали его лучше, чем сподвижники. Они знали — если Врангель получит всю полноту власти из их рук, то мятежная его несговорчивость замолчит раз и навсегда. Потому-то сэр де Робек, не считаясь с болезненным самолюбием барона, диктовал ему советы, вслух продумывая линию поведения. И Врангель действительно молчал: слишком многое ставилось на карту, и выигрыш был невозможен без всего того, что давали союзники в придачу к своим советам. А давалось немало: гидропланы, танки, оружие… Одни только обещанные двенадцать тысяч пулеметов системы «Виккерс» чего стоили?! А продовольствие, обмундирование для армии?.. Кредит в пятнадцать миллионов фунтов стерлингов и обещание новых кредитов… И главное — власть. Реальная, многообещающая. Ради этого можно было перетерпеть.

…Генерал Вильчевский на этот раз держался с Астаховым менее официально. Исчезла сковывающая настороженность, и уже одно это свидетельствовало, что предложение обдумано, обсуждено и, очевидно, не отвергнуто. Впрочем, сам Вильчевский тотчас же после взаимных приветствий подтвердил это, хотя и оговорился, что с оформлением деловых отношений придется немного подождать.