Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я посоветовал бы вам, юная особа, молчать, пока вас не спросят.
— Вы не дядя Марти, — предположил я, — потому что дядя Марти болен.
— Совершенно верно. Я не дядя Марти. Угадывайте дальше.
— Пожалуйста, ни слова больше, мастер Джонни, — взмолилась Сьюки, дергая меня за рукав, — меня уволят за то, что я ослушалась распоряжений вашей матушки.
— Тогда вы, наверное, мистер Сансью. — Я стряхнул с себя руку Сьюки.
— Нет, — проворно отозвался незнакомец, словно бы довольный моим неправильным ответом, и сунул руку в карман редингота. — Видите ли, — продолжил он, — вы меня не знаете, хотя я вас знаю. Но в награду за старания вот вам полсоверена.
Я взял и стал восхищенно рассматривать маленькую блестящую монетку, лежавшую у меня в руке вполне весомым грузом. Золото. Я впервые такую видел, потому что монеты в соверен и полсоверена ввели в обращение всего лишь года Два назад.
А взамен, — продолжал джентльмен, — проводите меня к дому вашей матушки.
— Не знаю, позволено нам это или нет, — проговорила Сьюки.
— Послушайте, юная особа, взгляните-ка вот на что. — Джентльмен еще что-то вынул из кармана. — Найдется и для вас полсоверена, если будете вести себя разумно.
Он вытянул раскрытую ладонь, на которой блестела в свете фонаря монета.
— Нет, не возьму, — мотнула головой Сьюки. — Не стану я брать деньги у привидения.
— Не будь дурочкой, Сьюки. Это не призрак твоего отца, а живой джентльмен.
— А может, призрак он такой и есть: думаешь, что видишь призрака, даже если это не призрак.
Она несла сущую бессмыслицу, и мне было стыдно перед таким солидным джентльменом за ее глупость.
— Не обращайте на нее внимания, — сказал я. — Я покажу вам дорогу.
Он меня поблагодарил, и мы отправились в путь. Однако когда мы покинули кладбище и молча двинулись по Хай-стрит, мне показалось странным, что незнакомец словно бы вел нас за собой, тогда как дорогу знали мы, а не он.
В честь гостя я направился к парадной двери, Сьюки же свернула за угол, чтобы войти через заднюю. Я стукнул дверным молотком, и на пороге появилась Биссетт с негодующим выражением лица, которое при виде незнакомца сменилось удивленным.
— Добрый день, уважаемая, — произнес джентльмен. — Рад с вами познакомиться.
Я поразился, наблюдая, как Биссетт неловко присела, приподняв свой передник, и с глупой ухмылкой пробормотала:
— Почитаю за честь, сэр.
Она посторонилась, джентльмен вошел, снял шляпу и отдал ей вместе с тростью, снял и отдал редингот, под которым обнаружились черный сюртук, штаны до колен и длинный жилет с красивым батистовым платком вокруг шеи. Кроме того, мне бросились в глаза золотые часы с крышкой на цепочке, с которой свисала также богатая коллекция кармашков и брелоков. Помимо священника, это был первый джентльмен, которого я видел вблизи, и по одежде и манерам он мог дать священнику сто очков вперед; лицо его, правда, не отличалось кротостью; нависшие брови щетинились, краснота кожи словно бы предвещала близкую вспышку гнева.
— У меня есть дело к вашей хозяйке, — продолжал джентльмен, а потом небрежным жестом указал на Сьюки, которая тем временем вошла в холл и принялась снимать с меня башмаки: — Вашей сослуживице я, видимо, показался очень подозрительным; она никак не желала меня сюда проводить.
— Не лезь в то, что тебя не касается, — рявкнула Биссетт. — Как ты смеешь грубить джентльмену, пришедшему к твоей хозяйке? Ступай прочь. — Сьюки отступила в заднюю комнату, а Биссетт вновь обратилась к незнакомцу: — Простите, ваша честь, за неподобающее обращение. Эта глупая деревенская девка не умеет держать себя в приличном обществе.
— Вижу, — заметил визитер, — что имею дело с особой, знакомой со светским обращением.
Биссетт зарделась от удовольствия и вновь присела.
— А теперь не будете ли вы так добры доложить вашей хозяйке, что ее хочет видеть джентльмен из Лондона? Представлюсь я самостоятельно, потому что моя фамилия ничего ей не скажет.
— Да, сэр.
— Я сам, — крикнул я и стремглав кинулся в общую комнату. Влетев внутрь, я завопил: — К тебе пришел джентльмен из Лондона! Он знаком с дядей Мартином!
Матушка тревожно подняла взгляд. Я наскоро рассказал о нашей встрече, но ответить она не успела, потому что Дверь, торопливо постучавшись, распахнула Биссетт.
— Мэм, вас желает видеть один джентльмен.
Когда незнакомец бесцеремонно шагнул в комнату, мать испуганно поднялась с софы.
— Кто вы, сэр?
— Я адвокат, фамилия моя Барбеллион. Здравствуйте, миссис… — Чуть помедлив, он произнес с расстановкой: — Миссис Мелламфи.
Матушка вспыхнула.
— Чего вы от меня хотите?
— Кодицилл, — мягко проговорил незнакомец.
Она побледнела и тут же протянула ладонь к продолговатому футляру, который носила на поясе. Мистер Барбеллион, как я заметил, проследил это движение, и матушка с еще большей тревогой перехватила его взгляд. Делая жалкую попытку взять себя в руки, она отозвалась:
— Не понимаю, о чем вы говорите. Вы, должно быть, явились не по адресу.
— Ну-ну, не будем зря терять время. Мы с вашим сыном уже подружились, и он рассказал мне о мистере Сансью и о своем дяде Марти — то есть мистере Мартине Фортисквинсе.
Сокрушенная этими разоблачениями, матушка снова села на софу и закрыла лицо руками. Затем опустила руки и устало, с глубоким упреком взглянула на меня.
— Джонни! Ты не должен был с ним разговаривать. Ты ведь знаешь, тебе нельзя разговаривать с чужими людьми.
— Но я думал, он тебя знает. Я всего-то и сказал…
— Хватит, Джонни, помолчи. Мистер Барбеллион, я ждала чего-то подобного уже долгое время. Я догадывалась, что мой враг меня нашел, но скажите — как?
Я ужаснулся, поймав на себе его взгляд — взгляд тайного сообщника, как мне показалось. Экономка в Хафеме! Только бы он промолчал!
— Это неважно. Но не нужно драматизировать обстановку, называя моего клиента врагом. Я не хочу ничего дурного, мне поручено предложить вам за документ тысячу пятьсот фунтов.
— Я не собираюсь его продавать. Мне известно, зачем он понадобился вашему клиенту и как это отразится на моем сыне и на мне.
— Вы ошибаетесь. Моему нанимателю небезразличны ваши интересы и интересы ребенка. В самом деле, у него есть к вам еще одно предложение: он желает взять у вас ребенка и за свой счет дать ему образование.
— Нет, — вскричала матушка, хватая меня за руку, — этого-то я всегда и боялась. Немедленно покиньте мой дом.
Посетитель нахмурился.
— Мадам, я не привык к такому обращению.
Нарядное белье, цепочки и брелоки взывали, на мой взгляд, к большему уважению.
— Мама, нельзя быть такой невежливой.;
— Помолчи, Джонни. Ты не понимаешь.
Мистер Барбеллион встал и направился к двери. На пороге он сказал:
— Думаю, вам придется горько пожалеть о вашем нынешнем поведении.
— Видишь, Джонни? Он мне угрожает!
Мистер Барбеллион пожал плечами и презрительно фыркнул. Тут же появилась Биссетт (она, видно, топталась в коридоре) с его шляпой, тростью и рединготом.
С мимолетным поклоном он проговорил:
— Всего хорошего. Ваша замечательная служанка меня проводит.
Дверь за ним закрылась, мы с матушкой испуганно уставились друг на друга.
Немного помолчав, она воскликнула: Значит, теперь ему известно, где я!
— Кому?
Словно только что меня заметив, она спросила:
Мистер Барбеллион еще не ушел? — Ясно было, что Нет: из холла доносились голоса. — Пока он не уйдет, я не почувствую себя в безопасности. Безопасность! О безопасности нам теперь придется забыть. Как же мне не пришло в голову сказать, что я его уничтожила, ведь я уже думала так поступить!
— Мама, — отчаянно взмолился я, — пожалуйста, скажи, что это все значит.
— Что он там внушает Биссетт? Слушай!..
Тут со стуком захлопнулась парадная дверь. Я подошел к окну и выглянул…
— Спускается по ступеням, — доложил я.
— Слава богу!
— Расскажи. Что за опасность нам грозит?
— Ничто нам не грозит, Джонни. — Взгляд ее растерянно блуждал.
— Ты говорила ему, что мы в опасности! — Матушка отвернулась, словно бы терзаемая мукой, я почувствовал себя так, будто вонзил в нее клинок, но ранил при этом и себя самого. — И что-то не так с нашей фамилией, правда? Что?
Она мотнула головой.
— Ты должна мне признаться.
— Ничего я не скажу. Тебе нельзя доверять.
— Это неправда!
— Правда. Ты рассказал ему, что мы знаем дядю Марти. Если бы не ты, я могла бы это отрицать.
Сознание, что ей известны не все мои провинности, заставило меня тем больше обидеться:
— Это нечестно! Ненавижу тебя!