Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
Небрежно кивнув, медсестра достала из шкафчика пузырёк с вазелином и стала смазывать наконечник огромной шланговой клизмы, лежавшей на алюминиевом столе среди других клизм. Кременцова молча за ней следила, чувствуя себя странно.
– Юлия Александровна, оголяйте попу, ложитесь на левый бок, прижимайте ноги коленками к животу.
Напротив стола стояла кушетка. Юля расположилась на ней согласно распоряжению, предварительно скинув шлёпанцы, хоть её об этом и не просили. Эльвира сзади к ней подошла с орудием пытки.
– Правой рукой поднимите правую ягодицу, Юлия Александровна!
Лейтенант Кременцова выполнила и этот приказ.
– Очень хорошо. Теперь уберите руку. Расслабьтесь, думайте о приятном.
– Хватит меня на Вы называть! – психанула Юля, – клизму в задницу вставила, и раскланивается, как фрейлина с королевой!
– Простите… ой, извини, пожалуйста!
Высоко подняв клизму, Эльвира открыла кран. Ей было смешно. Весело вдруг стало и Кременцовой. Она отчаянно грызла пальцы, чтоб не заржать, и громко сопела, чувствуя, как вода разливается по её кишкам холодными волнами.
– Ещё много?
– Примерно литр. Клизма большая. Вторая будет поменьше.
– Что? Ещё одна будет?
– Даже и не одна. Я до трёх часов клизмить вас буду нещадно, Юлия Александровна! Уж простите. Придётся вам потерпеть.
Действительно, было тяжко. Выдернув шланг, Эльвира внезапно издеванулась:
– Ну, а теперь попробуй-ка, добеги с водичкой до туалета! Это тебе не в прокуратуре из одного кабинета в другой бумажки носить.
– Да иди ты в жопу!
Соскочив на пол, Юля ринулась к коридору, белея плотно сжатыми половинками. Лишь за дверью вспомнила, что халат надо опустить.
– Куда, куда босиком? – смеясь, кричала ей вслед Эльвира, – тапки надень!
Но Юля летела по коридору, слыша лишь ветер в своих ушах. Домчавшись до унитаза, она блаженно на него плюхнулась, и, подняв к потолку хищные, пантерьи глаза, чуть не застонала от наслаждения. Но к нему примешивалась какая-то ядовитая дрянь. Она была вызвана разговором около клизменной. Юля просто не понимала, как можно с таким спокойствием и с улыбкой рассказывать незнакомому человеку о том, что некие твари тебя унизили, да ещё при этом и изувечили! Совершенно не понимала. По туалету была разлита вода – хорошо, что чистая. Вероятно, потёк бачок. Кременцова, конечно, это заметила. Но не сразу.
Идя к палате, она услышала за неплотно прикрытой дверью радостный Анькин голос:
– Она сейчас сидит на горшке. Ей клизму поставили!
– Идиотка, – вздохнула Юля, и, открыв дверь, вошла. Ох, лучше б она этого не делала! Лучше бы она утопилась там, на чём только что сидела, задрав халат! Посреди палаты стоял с букетиком хризантем её сослуживец – старший лейтенант Кирилл Бровкин, тридцатилетний красавец. Стоял, смотрел на неё – на босую, красную, разъярённую. А она безмолвно пялилась на него, даже не пытаясь поднять углы сжатых губ. А гадина-Анька, натягивая трусы под халат, блаженно пищала:
– Юлия Александровна, ваши тапки вам принесли! Просили сказать, что вторую клизму вам будет ставить Илюша, так как Эльвире срочно пришлось куда-то уйти.
– Я безумно счастлива! Всё?
– Очень странно, что вас решили перед УЗИ проклизмить, – продолжала Анька, – я такой чести не удостоилась. Впрочем, вы – из прокуратуры! Для вашей задницы пары литров воды никому никогда не жалко.
– Очень смешно, – ответила Кременцова. Подойдя к Бровкину, она молча отобрала у него букет, а затем спросила:
– Вы это мне принесли цветочки, Кирилл Евгеньевич?
– Ну не мне же! – вякнула Анька, натягивая колготки со стрелкой на правой голени, – я и розы-то принимаю только с приплатой, а всякие там нарциссы, лилии, хризантемы сочла бы попросту оскорблением.
Положив хризантемы на подоконник, Юля растерянно огляделась, и, взяв гитару, села с ней на кровать. Начала подстраивать.
– Весело тут у вас, – проговорил Бровкин, сделав шаг к стулу, – присесть позволите?
– Да, но только ко мне спиной, потому что я сейчас буду надевать лифчик!
Анька давала этот ответ уже без халатика. Взяв аккорд, Юля удивлённо отметила в своих мыслях, что после капельницы её соседка переменилась так, будто ей вместе с физраствором вспрыснули возбудитель вредности. Струны звонко зарокотали.
– Как себя чувствуешь? – спросил Бровкин у Юли, сев.
– Да ничего, получше. А ты?
– Ужасно.
Юля бойко играла Гомеса.
– Хусаинов?
– Да. Хусаинов.
Зазвучал Энио Мариконе. Остро почувствовав себя лишней, Анька заодевалась вдвое быстрее. Через минуту на ней были уже туфли, юбка и свитер.
– Куда намылилась? – обратилась к ней Кременцова.
– Да в магазин схожу. Тебе что-нибудь купить?
– Купи мне две банки свиной тушёнки.
– Две банки?
– Да.
Помахивая цветастым пакетом, Анька ушла. Отложив гитару, Юля закрыла лицо руками и тихо-тихо спросила:
– Как?
– Перегрызли горло.
– А эту женщину? Ольгу?
– Ей перерезали.
По рукам Кременцовой струились слёзы. По коридору опять ехала телега. Везли обед.
– Мы нарисовать её сможем? – спросил Кирилл. Кременцова горестно покачала опущенной головой.
– Рост – высокий, фигура – тонкая, волосы – ярко-рыжие, ниже плеч, походка – очень изящная. Вот, пожалуй, и всё, что я разглядела.
– Во что одета была?
– В первый раз – не помню, штанов на ней точно не было. Во второй – штаны, ветровка, бейсболка. Это всё – вещи Ольги?
Кирилл кивнул.
– Она взяла также и пистолет Хусаинова.
– Вот уж это я поняла!
– Она по тебе стреляла?
– Да ещё как! Всю обойму высадила. Болванки валяются у контейнеров, что напротив детского садика.
Дверь открылась. В палату вполз аромат уморённых голодом кур, сваренных в немытом котле.
– Обед, – сухо тявкнула, громыхая тарелками и половником, санитарка шириной с дверь и ростом чуть выше уровня раковины.
– Не надо, я не хочу, – отрезала Кременцова. Лицо разносчицы вытянулось, но только не вниз, а в стороны.
– Как не хочешь?
– Так, не хочу.
– А вторая где?
– В магазин пошла. Ей тоже не надо.
– Ишь, раскапризничались! Не надо им! Вот мартышки! – проворчала разносчица и захлопнула дверь так крепко, что на гитаре звякнули струны. Сняв полотенце со спинки койки, Юля утёрла слёзы.
– В квартире на Шестнадцатой Парковой обнаружены те же самые отпечатки, что и в Артемьевской, – сообщил Кирилл, разглядывая свои холёные ногти, – в базе их нет.
– Кирюха, а ты икону отдал экспертам?
– Отдал. Тебе интересно, кстати, где эта Ольга её взяла?
– Ну, не тяни время! Что за манера?
– Её соседи сказали мне, что она обожала ездить в Покровский женский монастырь, к мощам блаженной Матроны.
– На Абельмановку, что ли?
– Да. Я сегодня утром туда смотался и сходу выяснил, что она купила эту хреновину в монастырской иконной лавке, а притащил её туда дьякон, который служит в той самой церкви, где находятся мощи. Дьякон мне объяснил, что ему её преподнесла в дар какая-то бабка. Но он решил не ставить её на иконостас в храме, а извлечь из неё материальную прибыль – конечно, не для себя, а для нужд прихода.
– А объяснил, почему?
Дверь опять открылась. Вбежал Илюха с клизмой – но не с такой, какой истязала Юлю Эльвира, а с грушевидной, литровой. Он очень сильно спешил – поэтому, кажется, даже и не заметил Кирилла.
– Вторая клизма, Юлия Александровна! Но она небольшая, так что