Мое сердце между строк - Джоди Линн Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точно. Я сяду на сорок третьей странице и буду ждать, пока она не вернется ко мне, и тогда я скажу ей, что она права, что это просто невозможно. Что я не смогу ускользнуть со страниц этой книги. Я скажу ей, что…
— Рооомм! — я падаю на землю, и некоторое время вижу только лишь звездочки. Затем думаю, что феи отстали, но тогда слышу четкий, отчетливый и резкий голос позади меня.
— Я не могу ждать весь день…
Я хмурю лоб. Эту строчку говорит Раскуллио на сорок пятой странице, на том месте, где я взбираюсь по скале и влезаю на башню, в которой заточена Серафима. Когда я слышу фразу, я прыгаю с кинжалом наготове.
Только это не сорок пятая страница.
Я перекатываюсь на живот и, подняв взгляд, вижу Раскуллио, который размахивает рыболовной сетью пиратов, которая завязана на конце в петлю. Ярко-оранжевая с черными пятнами бабочка порхает почти вокруг него.
— А теперь? — рычит он.
Еще одна строчка. Со страницы пятьдесят восемь, где он держит меч у моего горла.
Я поднимаюсь на ноги и стряхиваю грязь с коленей. — Что ты там делаешь, ради всего святого?
Озадачено он смотрит на меня, а бабочка исчезает в заколдованном лесу. — Я как раз планировал, убить двух зайцев одним выстрелом: разучу текст, как предложил Фрамп, и наконец, поймаю эту углокрыльницу для коллекции.
— Выздоравливай.
— Ты— кретин. Это вид бабочки, — объясняет Раскуллио. — Она улетела, благодаря твоему вмешательству.
Мне бросается в глаза, что капитан Краббе и я бежали вперед, не разбирая дороги и теперь я нахожусь недалеко от убежища Раскуллио: маленькой, темной хижины, которая построена непосредственно в стене пещеры и освещена сотней сальных свечей.
Я думаю о том, что королева Морин рассказала мне, о множестве любовных историй на его книжных полках. — Ты знаешь, мне кажется, я еще никогда не видела всю твою коллекцию. Я имею в виду бабочек.
Лицо Раскуллио освещается. — Оливер! Не скрытый ли ты энтомолог?
— Я? — говорю я. — Да! Как будто! — я совершенно не понимаю, что такое энтомолог, и надеюсь, что не сказал только что Раскуллио о том, что люблю принимать ванну с чесноком или носить женскую одежду.
— Ну, тогда пошли со мной! Никто не знает, сколько осталось времени до того, как книгу снова откроют, — Раскуллио перекидывает сеть через плечо и быстрым шагом направляется в сторону леса.
Я бегу следом за ним. — Ты не знаешь случайно, сколько видов бабочек существует?
— Ну конечно, — отвечает он. Здесь существует пятьсот шестьдесят один. Дома у меня есть книга, в которой описан каждый вид.
— Пф, — я делаю вид, как будто мне сначала нужно переварить информацию. — И сколько различных видов бабочек ты уже поймал?
Мне кажется, или он краснеет?
— На сегодняшний момент сорок восемь. Однако, мне приходится ограничиться шестьюдесятью страницами этой книги.
Между тем мы подошли к гнилой двери его хижины. — А если бы я тебе сказал, что ты смог бы поймать все остальные пятьсот тринадцать видов?
Раскуллио останавливается, задержав руку на дверной ручке.
— Ты знаешь, выходить на прогулку с людьми не такой уж тонкий вид.
— Я и не делаю этого, Раскуллио, я мог бы поклясться.
Я следую за ним в его пещеру. Конечно, я бывал здесь бесчисленное количество раз, но я все еще ее немного жутким. Стены на ощупь кажутся сырыми, и от земли покрытой мхом поднимается пар.
В углу стоит загруженный письменный стол, который сделан из звериных костей и проеденной червями древесиной. Единственный естественный свет проникает через выдолбленную в стене скалы дырку и падает на мольберт, на котором натянут большой холст, наполовину готовый портрет королевы Морин, когда она была еще молодой девушкой, в которую, по истории, влюбляется несчастный Раскуллио, прежде чем он превращается в злодея.
В небольшом помещении находится еще полдюжины очередных ее картин, и к тому же несколько с изображением огнедышащих драконов.
— Следующее, — говорю я и заканчиваю на этом наблюдение. — Я думаю, что должен существовать своего рода портал. Путь, чтобы перейти из сказки в реальный мир. И в реальном мире, Раскуллио, ты мог бы каждый день проводить за охотой на бабочек, как это возможно только в самых заветных мечтах.
— Почему я должен это делать? — говорит он. — Тоже самое я мог бы и здесь делать.
— Но ты сказал, есть только пятьсот шестьдесят один вид…
— До сих пор, — возражает Раскуллио. Он теснит меня в сторону и хватает своей костлявой рукой картину за моей спиной, которую я не замечал до сих пор. Хатем берет наполовину готовый портрет Морин, и заменяет его новой картиной.
Это превосходная копия помещения, в котором мы стоит. На ней стоит мольберт.
И на мольберте стоит превосходная копия этого помещения. И так далее и так далее. Пристальный взгляд на картину вызывает головокружение, такое чувство, будто окно, открылось перед моими глазами.
— Вау, — говорю я пораженно. — Вероятно, тебе стоит повесить свою карьеру злодея на гвоздь и вместо этого стать художником.
— Посмотри сюда и научись кое-чему, мой друг, — говорит Раскуллио. Он берет свою палитру и погружает кисть в малиновый цвет.
Затем рисует тщательными, тонкими чертами великолепную бабочку на холсте, которая непосредственно парит над письменным столом. С несколькими желтыми и черными точками, затем делает последнюю штриховку, затем отступает, чтобы рассмотреть произведение.
— Вуаля, — говорит он, и я становлюсь свидетелем, как бабочка постепенно исчезает с полотна.
И как она снова появляется на расстоянии десяти сантиметров от моего носа, прежде чем она вылетает через дырку в стене скалы.
— Так создаются пятьсот шестьдесят два вида, — замечает Раскуллио.
В предисловии сказки мы узнаем, как Раскуллио сделал так, чтобы дракон погрузил королевство в страх и ужас и убивает короля Мориса.
Вместо того, чтобы отправиться на охоту на дракона, где эти животные живут согласно сказаниям, он сотворил одного из них с помощью магического холста. Все, что он на нем рисует, выбирается оттуда, становясь живым, как ты и я.
Я не могу понять, как мог забыть об этом?
— Подожди-ка, — говорю я ошарашено. — Ты можешь сотворить все что захочешь, всего лишь нарисовав это, даже если никто не читает книгу?
Вместо ответа он берет другую кисть и рисует дымящийся бокал на письменном столе картины. И в тот же момент он появляется в его руке.