Контрабанда без правил - Ричард Цвирлей

Мужчина поднял голову и посмотрел на него. В его глазах было что-то такое, от чего у Стасика побежали мурашки по коже, но желание помочь взяло верх над иррациональными ощущениями. Он схватил стоявшего на коленях железнодорожника под руки и дернул вверх.

Тот закричал так пронзительно, что испугавшийся Стасик отпустил его. Но мужчина не упал, он оперся спиной об ограждение и стал что-то искать в кармане.

Лопата как ошпаренный кипятком отскочил в сторону. Он почувствовал, что руки, которыми он схватил мужчину, стали влажными. Он посмотрел на них и испугался еще больше, они были в крови.

– Что такое? – крикнул он, посмотрев на стоявшего у стены. И тогда ему стало по-настоящему страшно. Ему даже показалось, что его редкие волосы под фуражкой встали дыбом. Железнодорожник, которому он хотел помочь, вынул из кармана пистолет и неуклюже пытался прицелиться.

Когда человек видит перед собой приближающуюся опасность, он инстинктивно пытается убежать. Стасик в первую секунду тоже хотел убежать как можно дальше от этого сумасшедшего, но поступил иначе. Он так испугался при виде крови, а потом пистолета, что поступил совершенно необъяснимым для себя самого образом. Он выпустил из рук сумку и бросился в сторону целившегося в него мужчины. Одним ударом он выбил пистолет из его рук и перепрыгнул через пролом в ограждении. Он споткнулся и упал во дворе, но быстро вскочил на ноги и, не оглядываясь, побежал к крайнему складу.

За углом он остановился, чтобы отдышаться. Он почувствовал, что сейчас он в безопасности, потому что тот мужчина настолько ослаб, что был не в состоянии его догнать. Он выглянул из-за угла и посмотрел в ту сторону, откуда прибежал. Во дворе никого не было, его никто не преследовал.

Он заметил его на расстоянии каких-то двухсот метров от ограждения. Пошатываясь, железнодорожник шел вдоль рельсов, по которым ехали пустые вагоны в направлении Силезии. Стасик подумал, что мужчина подождет, пока состав проедет, и пойдет в сторону Вильды. Однако тот в какой-то момент схватился рукой за поручень караульной будки старого товарного вагона, подтянулся и запрыгнул внутрь. Еще немного и он сорвался бы вниз, но каким-то невероятным усилием он сумел удержать равновесие. Спустя минуту от поезда и окровавленного железнодорожника не осталось и следа.

Убедившись, что опасность миновала, Стасик, на всякий случай оглядываясь по сторонам, подошел к пролому в ограждении. Он перелез на другую сторону. Сумка лежала там, где он ее бросил. Он поднял ее и отряхнул от пыли, а потом внимательно пригляделся к тому месту, где еще недавно стоял раненый железнодорожник. Пистолет лежал там, где, как ему казалось, он должен был лежать, в зарослях крапивы, рядом с ограждением. Черный блестящий парабеллум с засохшими пятнами крови на рифленой коричневой рукоятке. Стасик Лопата наклонился, схватил пистолет и быстро спрятал в карман плаща.

Не знаю, зачем мне это, но вдруг пригодится, подумал он и поспешил домой, чтобы рассказать о случившемся жене.

18:30

Младший лейтенант Теофиль Олькевич сидел в мягком кресле с закрытыми глазами, держался за голову и стонал.

– Вот сволочь, – причитал он, расстроенный, что так легко позволил себя отделать. Забинтованная голова ужасно болела, и какое-то время ему казалось, что череп расколется пополам. Однако резкая пронизывающая боль понемногу стала проходить, он только чувствовал тупую ноющую боль в том месте, куда пришелся удар рукояткой пистолета. Боль проходила, потому что Олькевич сидел неподвижно и уже в течение 10 минут, то есть с момента появления следственно-оперативной группы из воеводского комиссариата, принимал обезболивающее средство в виде водки высшего сорта. Бутылку, которую он держал в левой руке, потому что правую все время прикладывал к голове, принес ему сержант Олендский, эксперт-криминалист, собиравший отпечатки пальцев на месте происшествия. Заметив страдания коллеги после жестокого нападения, он заботливо усадил его в кресло в гостиной, после чего сунул в руки начатую бутылку водки.

– Вот тебе обезболивающее, Теось, – сказал он и подмигнул с пониманием. Он знал, что делал. После того, что здесь произошло, Теофилю обязательно нужно было выпить. После первого большого глотка прямо из бутылки Олькевич почувствовал, что возвращается к жизни.

Причитая и потягивая водку маленькими глотками, он стал анализировать случившееся в притоне.

После того, как его ударили по голове, он почти сразу пришел в себя, поднялся и пошел в прихожую. У двери в ванную он увидел Криспина. Он подбежал к нему, похлопал по щеке, потому что ничего другого не пришло ему в голову, и тогда участковый очнулся. Он посмотрел на Олькевича и прохрипел, что нужно догнать преступника. Теофиль вынул пистолет из кобуры под пиджаком и побежал вниз, думая о том, что он будет делать, если нарвется на него. Теофиль не хотел столкнуться с ним лицом к лицу, он надеялся, что преступник сбежал. В подъезде он увидел Гжегожа Коваля, лежавшего в луже крови. Он проверил пульс, дотрагиваясь до шеи, так, как его учили на курсах, но ничего не почувствовал, но он не исключал того, что приложил пальцы не там, где нужно. Тогда он нажал сильнее, Коваль громко застонал, и Теофиль с облегчением констатировал, что коллега жив. Он оставил его и пошел к выходу. Он предусмотрительно остался в подъезде и выглянул во двор. Железнодорожника нигде не было, лишь облезлая тощая собака подбежала к Теофилю, приветливо виляя хвостом. Олькевич пнул ее, выместив на ней свою злость. Дворняга, жалобно завывая, убежала в противоположный угол двора. Теофиль благодаря этому заметил, что именно там находится узкий переход в другой двор. Но он на всякий случай решил проверить другой из возможных путей отступления. Он выбежал на улицу. Возле милицейской машины он столкнулся с двумя молодыми сотрудниками моторизованных отрядов милиции, которым, как он потом узнал, о стрельбе сообщили жители дома. Заметив пистолет в руке Олькевича, они, не задавая вопросов, обезоружили его, уложив лицом вниз. Прежде чем он успел предъявить документы, он получил несколько ударов в лицо и в живот. В конце концов он затих, так как понял, что, пока он сопротивляется, ничего не сможет им объяснить. Он получил еще несколько пинков, пока они не успокоились, а потом начал орать.

– Я милиционер, – закричал он. – Младший лейтенант Олькевич!..

Они перестали его избивать, а он вынул из кармана пиджака черное служебное удостоверение. Он поднялся, подошел к стоявшему ближе патрульному, вырвал у него из рук пистолет, а потом сильно ударил в лицо. Второй не стал ждать удара и отскочил почти на два метра от взбешенного