Разноцветные дни - Николай Николаевич Красильников

Орел же в своей силе, гордости и одиночестве всегда был уязвим. Особенно для бездумных охотников, для которых выстрел это забава, ничего больше.

К полудню солнце начало припекать. Хотя оно и августовское, но еще какое горячее! Можно получить ожоги. Мы снова пристали к берегу.

Здесь было зелено. Деревца тала, арчи, джиды. Тенисто, хорошо. Постелив надувной матрац, я задремал. Алексей с фотоаппаратом пошел прогуляться.

Для Ахангарана характерны по всему основному руслу множество маленьких и больших разветвлений, ручейков, стариц, берега которых поросли шиповником, тростником, ежевикой, донником, девясилом, бессмертником, полынью, душицей, зверобоем, крапивой… И еще множеством неизвестных мне растений и трав. Они встречаются здесь повсюду.

Как все это живописно. И какой клад для фармацевтов! Какое богатство для наших аптек…

Многие из здешних трав имеют чудодейственно целительные свойства.

Взять хотя бы многолетнее растение девясил. В научной медицине препараты из него рекомендуются при различных заболеваниях дыхательных путей. Кроме того, им лечат кишечник. А взять травянистое растение донник! В народной медицине еще во времена Ибн Сины донник применялся при воспалительных заболеваниях органов дыхания, как болеутоляющее и успокаивающее средство.

Можно многое рассказать о целебных свойствах полыни и душицы, о каждой из трав, растущих на нашей земле. И тут снова появляется чувство горечи. Кто наделил человека варварским правом попирать землю, не глядя под ноги?

Сколько трав вытоптали мы ботинками и кедами, а то и просто босиком, не говоря уже о протекторах шин большегрузных машин и тракторов. Даже не ведая о том, как навредили себе. А ныне спешим в аптеку за тем или иным лекарством природного происхождения и не всегда находим его… Многие травы и растения почти исчезли с лица земли, их уже не вернуть.

Мои размышления прервал легкий толчок в плечо. Оборачиваюсь — Алексей:

— Па! Я отличный кадр сделал! — и показывает на свой «Зенит». — Хочешь, покажу в живом виде, пока он на месте.

— Что за кадр? — ленюсь я вставать с матраса.

— Э, так не пойдет, — говорит сын. — Лучше увидеть своими глазами раз, чем десять раз услышать!

Ну, молодец, заинтриговал. Пришлось пойти.

Серебристые паутины облепили кусты. Обходя «липучие места», мы вышли на крохотную поляну. Низкорослое, как бы все скрученное, деревце. Джида. Дикая. Мучнистые ягоды только начали покрываться алым лаком.

— Смотри внимательнее, — шепчет сын и показывает на тонкую ветку.

Словно веревочка, обвив ветку, слабо покачивается стрела-змея. Может, отдыхает, а, может, стережет добычу. Жучка какого, ящерицу.

Стрелка не замечала нас. Блестящая, под цвет серебристой листвы — чем не маскировка! — грациозная, с круглыми, как у ласточки глазами.

Признаюсь, раньше змеи всегда вызывали у меня, да только ли у меня, брезгливое чувство. А тут я увидел само совершенство природы.

Так же незаметно, как и пришли, мы удалились.

Алексей отправился купаться, а я вспомнил один случай.

В детстве мы часто рыбачили на Сырдарье за Чиназом.

Вдруг прибегает наш товарищ Витька по прозвищу Гвидон и, проглатывая от волнения слова, сообщает:

— Там… в ауле… у казаха… стрела-змея… пронзила сердце верблюда!

Новость была ошеломляющей. Мы, конечно, побежали тут же посмотреть на это необычное зрелище.

Действительно, на выходе в степь, неподалеку от глинобитных домишек, в пыли валялся огромный верблюд.

Рядом с животным мальчишки-казашата остервенело, кто палками, кто камнями, избивали давно безжизненную змею. Мы присоединились к ним. Как же! Жалко верблюда. А ведь она и человека могла укусить… Так ее, так!

Вспоминая этот эпизод, мне всякий раз становится стыдно.

И кто это первый пустил по свету небылицу, что стрела-змея пронзает собой все живое, и укус ее будто бы смертелен?

Ничего подобного. Она даже не ядовита в отличие от большинства сородичей. К тому же люди давно используют змеиный яд в медицине. Из яда змеи изготовляют ценные лекарства и сыворотки.

А как же верблюд? — спросите вы. А вот как. Ведь у животных тоже много болезней. Может, он отравился чем-нибудь, может, его укусил каракурт. Всякое могло быть… И надо же в такой момент рядом оказаться стрелке.

…Отчалили. И примерно через час-два главное русло реки пошло по «шву» на два рукава, образуя сердцеобразный остров. Остров весь порос высокой травой и густыми низкорослыми талами. Прямо зеленый эдемский уголок.

Хотя до ночлега было еще далеко, мы решили провести ночь здесь. Разбили палатку и каждый занялся своим делом: Алексей отправился осматривать остров в надежде поймать в объектив интересный сюжет, а я остался приводить в порядок свои записи.

Остров был и впрямь замечательный: со всех сторон продувался бодрым ветерком, а близ воды, над островерхими макушками рогоза, зависали голубые эскадрильи стрекоз. Вообще замечено: где большое скопление этих изящных красавиц, там меньше комаров. Значит, нам повезло вдвойне.

Уснули далеко за полночь. Совсем рядом вода перебирала камушки, словно четки. Зудел над ухом какой-то настырный комарик, и луна желтым паласом расстелилась по всему плесу.

Перед самым рассветом, когда спится особенно крепко, я услышал над палаткой странные звуки: «Чок, чок, чок!»

«Соловей!» — сонно отметил я и повернулся на другой бок. Но тут как началось! То на одном кусте, то на другом — по всему острову:

Чок, чок, чок!

Тюрлю-лю-лю!

Фию-фию!

Целый симфонический оркестр. Настоящий соловьиный остров — кто кого перепоет.

Снова поворачиваюсь на левый бок, хочу заснуть, а над самой головой соловьиный раскат, поворачиваюсь на правый — тоже самое. Обвалы звуков. Гимн вечной жизни.

Впрямь, так и назову это звонкое местечко в своих записках — остров Соловьиный.

Я подумал, что разбужен один, а Алексей тоже, оказывается, не спит. Шепчет мне в затылок жарко:

— Ух и здорово распелись!

Какой теперь сон, не до того. Звуки серебряными радостными струями проникали до сердца. Так и пролежали мы с открытыми глазами, слушая необычный птичий концерт под открытым небом, пока солнце не позолотило верхушки далеких гор.

И вдруг, словно по властному мановению дирижера, голосистая капелла разом смолкла.

Я вышел из палатки и начал выискивать пернатых солистов. Но они будто растворились. Лишь узкие листья тала бойко трепетали на ветерке, скрывая ночную тайну.

Посчастливится ли когда еще хоть раз услышать такой чудесный концерт?

…Человек — раб вещей, привычек, уюта. Даже переезжая с одной квартиры на другую, он долго привыкает к новым стенам. Что и говорить, сила привычки крепка.

Только на пятые или шестые сутки нашего путешествия мы стали толком привыкать ко сну на галечнике, просто земле или подстилке из тростника или травы. Но ведь ничего-то с нами не случилось?

Неуютно? Что-то давит, колет под боком? Ничего! Зато